Сочи встретил ее липкой жарой, слепящим солнцем и белозубой улыбкой Макса. Тот приехал за ней сам, хотя Ксения ждала не выше охранника. Макс стоял у выхода из здания аэропорта, опираясь спиной на джип, и сиял глазами и улыбкой. Давно он таким не был, с самой смерти Ника. И тут только до Ксении дошло, о каком воскрешении мог говорить Макс — общий знакомый у них был один. В душе появилось гадкое чувство сожаления, ведь если Ник жив, это конец ее свободе, но с другой стороны — смерти она ему точно не желала. И, пришлось сделать шаг навстречу новой старой жизни. «Помни, что ты обещала себе там, на полке в покосившейся бане — никто больше не будет управлять тобой!!»
— Привет Макс! Ты пошутил, или Ник и вправду жив?
— А ты, я вижу не слишком рада! — Он забрал сумку, сунул ее в багажник. И открыв дверь, и дождавшись, когда Ксения сядет в машину, продолжил. — Не все так просто, Ник жив, да.
Макс надолго замолчал, подбирая слова. Ксения тоже молчала, ждала и не хотела мешать. Уже выехав за последний шлагбаум, заговорил снова.
— Только, это не совсем Ник — не тот красавец-босс, крутой парень и задавака. Он сильно обгорел, почти не видит, руки и ноги повреждены очень сильно, часть пальцев на ногах удалили. Лицо пострадало. Он на коляске передвигается, но не позволяет считать его инвалидом. Помнишь кино про Фредди Крюгера? Так вот, тот красавец по сравнению с Ником. И я тебе скажу так, мелкая дрянь, если ты посмеешь его жалеть, я тебя сам убью.
— Назовешь еще раз дрянью, пожалуюсь Нику. Где же он был два с лишним года? — В голове было сложно уложить информацию. Жалеть Ника? Она больше не самоубийца.
— Он давно уже здесь. Хотел оставить тебя наедине с твоим счастьем и любовью. Я привез его через год где-то после той аварии. Он лежал в Москве, в ожоговом центре. Там произошла путаница, его привезли без документов, по сути, на опыты. Испытывали на нем какую-то искусственную кожу, жидкую вроде. Это его и спасло. Я нашел потом врача, что его туда пристроил. Не поверишь, патологоанатом из подмосковной больнички. Он его из холодильника на вскрытие взял первым из наших пацанов, и случайно почувствовал пульс, нитевидный как он сказал. А его кореш диссертацию писал по этой коже, ему случай нужен был тяжелый. А на всех наших менты уже справки дали — мертвы все. Этот дедок, звонит своему корешу и отправляет обгорелый полутруп в институт. А мне дают свидетельство о смерти без трупа, типа сгорел до пепла, схоронили.
Когда Ник очнулся, он не помнил ничего почти. Только детство, а мы же в детдоме вместе были, вот он меня и вспомнил, только через год почти. Ты уже наследство получила и уехала. Я Ника год по европейским клиникам таскал, что смогли, восстановили. Он все тот же, потихоньку вспоминает, но еще не все. Тебя помнит. Братва вся его признала, но по бумагам он мертв. Сейчас у него, как и тебя, другое имя, другое лицо, другая жизнь. Я свою долю наследства ему вернул, а твою он брать не хочет. Да, и про садиста-красавчика своего ему не пой, мы всё знаем, и что он сейчас в реанимации после инфаркта, тоже.
— Кто в реанимации? Дэн? Но как? — От неожиданности голос Ксении дрогнул.
— Ишь, как любовничка своего жалеешь, а он тебя пожалел? Не смей при Нике даже вид показать, а то он его уроет. И так уже людей послали, разденут твоего милого до нитки. — По тону Макса было понятно, что он так и не простил ей, что она не смогла ответить на любовь Ника. Ха-ха, любовь. Да он виду не подал ни разу, а ее и сейчас ледяной ужас охватывает при воспоминании о его взглядах.
За разговором они приехали к коттеджу, окруженному высоким забором. Ворота открылись автоматически, везде стояли камеры наблюдения, а живых охранников, как раньше не было. Увидев, как девушка внимательно осматривается вокруг, Макс усмехнулся.
— Правильно догадалась, на людях появляться не любит. Теперь у нас все электроника. Только медбрат один живой, да кухарка. Помнишь, повариху твою? Когда отель продали, она осталась без работы. Мыкалась долго, потом я ее здесь на базаре встретил. Она Нику стала второй матерью, потому смотри, вякнешь не то, быстро скалкой в лоб получишь.
Они подошли к резным белым дверям кабинета, Макс постучал, дождался ответа, и открыв дверь, шутовски поклонился Ксении, протягивая руки:
— Прошу вас, мадам!
В комнате был полумрак, толстые шторы закрывали окно. На столе горела лампа, с низким абажуром, так что лицо сидящего за столом человека было в тени. Ксения старалась подавить внутреннюю дрожь и в голосе.
— Ну здравствуй, Ник! Рада что ты жив. Хреновое было дельце, тебя обыграли в тот раз. — Голос не сразу подчинился, но к концу фразы удалось выровнять.
Хриплый смех был ей ответом, голос человека не был голосом Ника — обожженные связки выдавали лишь шепот, хрипловато-свистящий, режущий ухо.
— Узнаю мою наглую Куклу! Ты девочка, ни хрена не рада моему воскрешению! Ты была рада, когда я сдох.
— Врать не буду, была рада, свободу почуяла. Только вот где моя свобода и где я. Так что забудем, теперь я рада, что ты жив! — Она обошла стол, нагнулась поцеловать его в щеку. Но Ник резко отъехал на кресле, подняв руку в перчатке.
— Не смей! Никогда не подходи ко мне! Никогда не прикасайся ко мне! Это правило для всех! И не смей меня жалеть! Я все еще сильнее тебя и многих других. — Голос был тих, но прежний металл все же слышался.
— Как скажешь, — равнодушно ответила девушка, и вернувшись назад уселась на диван, закинув ногу на ногу, — узнаю старину Ника, вечно у тебя тараканы в башке. Слушай, я устала, хочу есть и спать. Ты распорядись, а? А вечером нам придется поговорить.
— Вечером я тебя не смогу принять, у меня процедуры разные. Говори сейчас. И давай без соплей — коротко, и по существу.
— Ок. Я беременна, и отзови своих братков, которые поехали по душу Дэна. Не хочу быть причиной смерти отца своего ребенка. Пусть живет.
— Ну ты наглая, Ксюха. Ты уроду лям баксов накатила, хату бомжам отдала, а папа Ник тебя даром кормить будет? Теперь еще и со щенком этого урода? — Насмешливый шепот сипел и хрипел, как меха старой гармони.
Ксения вскочила, и перегнувшись через стол к лицу Ника тоже зашептала:
— Не смей! Мой ребенок никогда не будет щенком! Он мой, и только мой! Бабки забери, а Дэна не тронь! Твои бабки мне тоже не нужны, сама заработаю, ты забыл — у меня европейское образование и два языка? А еще твоя наука, да мне цены нет. Твои конкуренты меня не раз вербовали, а я ведь могу и согласится.
— Сядь! — Ник молчал минут пять, потом раздался смех, сперва показавшийся кашлем. — Наконец-то у моей игрушки прорезался голос, я думал, ты всю жизнь будешь по чужой веревочке ходить. Только ты забыла — образование у Оксаны Валеевой, а ты теперь у нас кто? Вот то-то же. Все, свободна, я тебя услышал. Иди, Макс покажет тебе твои комнаты, и где кухня. Пошли вон все! Кому я сказал!
Ксения лениво встала, хмыкнула и послала воздушный поцелуй силуэту за лампой.
— Пока, милый, я вижу ты не в духе. Соскучишься, знаешь где меня найти, — и покачиваясь на каблуках, походкой от бедра, как ее учил Ник, удалилась из кабинета. В коридоре, под насмешливым взглядом Макса, вытерла холодный пот со лба.
— Есть и спать. Веди меня, верный Санчо Панса!
В кухне тетка Маруся кинулась обниматься, потом отскочила, смутившись.
— Ой, простите, я по-простому. Уж очень рада вас видеть!
— Спасибо, теть Марусь! Я тоже рада вас видеть! А почему вы здесь? Что случилось с отелем?
— Сожгли нас, дочка. Говорят, искали какую-то женщину, то ли шпионку, то ли воровку. Вроде думали на тебя, ты только уехала, через месяц и сожгли. Добро никто не погиб, но наших всех жалко… Кто где, всех пораскидало. Ой, я болтаю, а ты кушать, наверное, хочешь? С дороги же!
Забегала, накрывая на стол прямо в кухне, запахи пошли упоительные, аж желудок выдал громкую руладу.
— Ого, — засмеялась кухарка, — проголодалась! Сейчас я тут накрою, и мы поговорим по-бабски, ты мне все расскажешь, что и как.
Обед занял почти два часа, историю своей любви Ксения рассказала осторожно, без подробностей. Изменил, обманул, нашел другую. Тетка Маруся аж слезу уронила, надо же, а такая любовь была! Такой порядочный мужчина! Никто бы не поверил!
Перед сном девушка долго думала о Нике, о том холоде, что опять поселился в душе. Она боялась жалеть его, но помимо воли, жалость крутила в душе, как крутит суставы при гриппе. Она успела рассмотреть его лицо, да это было ужасно, но не ужаснее, чем она себе представила. Карие глаза, полуслепые, но живые и с огромными зрачками, придавали беззащитный вид ужасному Нику.