В первых серых лучах рассвета шел сильный дождь, когда Шеймас Киган поднимался по тропинке к задней двери коттеджа в двух милях от Баллимены на Антрим-роуд. Он устал до костей, и его правая рука адски болела, несмотря на белую повязку, которую дал ему доктор.
Тим Пэт Киф наблюдал за его приближением из-за кухонной занавески. Талли сидела за столом у камина и ела яичницу с беконом.
Тим Пэт держал в руках пистолет-пулемет «Стерлинг». Он сказал: «Это Киган, и он выглядит не слишком хорошо. Мне вывести его на улицу?»
— Пока нет, — сказал Талли. — Посмотрим, чего он хочет.
Тим Пэт открыл дверь. Шеймас Киган стоял там, его лицо под твидовой кепкой было бледным и осунувшимся, старый плащ с поясом пропитался проливным дождем.
«Господи Иисусе, но ты выглядишь как ходячий труп», — сказал Тим Пэт.
— Могу я видеть мистера Талли? Шеймас спросил.
Тим Пэт затащил его на кухню и умело провел по нему руками. Он нашел автоматический кольт в левом кармане плаща и положил его на стол.
Талли продолжал есть, одновременно оглядывая мальчика. — Чего ты хочешь? — спросил я.
— Вы сказали, что вам всегда пригодится хороший человек, мистер Талли.
Талли налил себе еще чашку чая. — Что у тебя с рукой? — спросил я.
Шеймас взглянул на перевязь. «Сломан, мистер Талли».
«Теперь есть кое-что», — сказал Талли. «Я имею в виду, что с пистолетом в правой руке ты был лучшим, О» Хаган всегда клялся в этом. Но он сказал, что левой ты не сможешь попасть в дверь сарая.»
«Месяц или два, и я буду как новенький, мистер Талли, если вы дадите мне шанс».
Теперь на изуродованном лице мальчика было отчаяние. Талли поковырял в зубах спичкой. — Я так не думаю, Шеймас. Честно говоря, я бы сказал, что тебе не помешал бы длительный отдых. Ты согласен, Тим Пэт?»
«Я бы действительно хотел, мистер Талли». Тим Пэт улыбнулся и взвел курок стерлинга.
Шеймас стоял там, ссутулив плечи, опустив голову на мгновение, но когда он поднял глаза, он действительно улыбался.
— Почему-то я так и думал, что вы это скажете, мистер Талли.
Он выстрелил из «Люгера», который держал на перевязи, мгновенно убив Тима Пэта.
Когда тело здоровяка отбросило назад к комоду, посуда каскадом посыпалась на пол, Талли потянулся к ящику в столе, отчаянно пытаясь достать пистолет внутри. Следующий выстрел Кигана попал ему в левое плечо, развернув его и сбив со стула.
Он скорчился там на мгновение, громко крича в агонии, когда пытался встать. Киган выстрелил снова, пуля попала в основание черепа Талли, отбросив его головой вперед в открытый очаг, где он растянулся на горящих поленьях.
Был внезапный всплеск пламени, когда его куртка загорелась. Шеймас некоторое время стоял, глядя на него сверху вниз, затем повернулся и вышел.
Морган попытался лечь спать, но спал урывками. Сразу после шести он сдался и пошел на кухню. Он готовил кофе, когда зазвонил телефон. Он мог сказать, что это была общественная телефонная будка по звуку. Послышался звон монет, а затем ни с чем не сравнимый ольстерский акцент.
— Это вы, полковник? Это Киган — Шеймас Киган.»
— Где ты? — спросил я.
— Недалеко от Баллимены. Я подумал, тебе будет интересно узнать, что я только что позаботился о Талли и Тиме Пэте Кио».
«Навсегда?»
«Как закрывается крышка гроба».
Наступила тишина. — И что теперь? — спросил Морган.
«Я поеду на Юг отдохнуть».
— А потом? — спросил я.
— Что вы думаете, полковник? Однажды войдя, никогда не выйдешь. Это то, что мы говорим в ИРА, ты это знаешь. Ты хороший человек, но ты совершенно не на той стороне.»
— Я постараюсь помнить об этом, когда мы встретимся в следующий раз.
«Я надеюсь, ради нас обоих, что этого никогда не случится».
Телефон отключился. Морган постоял там мгновение, затем положил трубку.
— За Республику, Шеймас Киган, — тихо сказал он, затем повернулся и пошел обратно на кухню.
Он сидел у окна, пил кофе, очень уставший и подавленный, и не потому, что убил человека. За эти годы их было слишком много для этого. И он ни о чем не жалел. Форд, в конце концов, был убийцей по профессии.
— И ты тоже, старина, — тихо сказал Морган самому себе по-валлийски. «Или, по крайней мере, это то, что некоторые люди могут утверждать».
Тогда он подумал о Кейт Райли и о том, что она сказала. Она была права. Он не продвинулся дальше. У него было только две возможные версии. Лизелотт Хоффманн и Маузеры. Оба завели его только в тупик.
Итак, что же осталось? Газеты, журналы на столе, в каждом отдельный отчет о стрельбе в Коэна. Сколько раз он изучал их? Он вытащил Телеграф вперед и еще раз просмотрел соответствующую статью.
Закончив, он налил еще кофе и откинулся на спинку стула. Конечно, единственное, чего не хватало, это смерти Меган в туннеле, потому что прессе не разрешили связать эти два события.
Было упоминание, совершенно отдельное, рассматривающее это как обычную аварию с наездом, в которой водитель угнанной машины сбил молодую школьницу, а затем бросил автомобиль в Крейвен-Хилл-Гарденс, Бейсуотер.
Он без особых эмоций осознал, что по какой-то причине на самом деле не посетил место, где критянин бросил машину. Не то, чтобы там было что-то стоящее. С другой стороны, что еще оставалось делать, когда в шесть часов дождливым серым лондонским утром все было готово к завершению?
Он припарковал Порше в Крейвен-Хилл-Гарденс и сидел там с книгой географических карт Лондона на коленях, открытой на соответствующей странице, отслеживая ход дикого продвижения критянина той ночью, представляя панику, когда все пошло не так. А когда он бросил машину, что тогда?
Морган вышел и пошел по тротуару, делая то, что казалось естественным. Он свернул на Лейнстер-Террас, и всего в нескольких ярдах от него была оживленная улица Бейс-Уотер-Роуд, Кенсингтон-Гарденс напротив.
«И вот куда бы я пошел в твоей ситуации, парень», — сказал Морган. «Прямо через дорогу, пригнись в темноте и беги со всех ног на другую сторону».
Перейдя дорогу, он автоматически направился к ближайшему входу и пошел по тропинке, минуя Круглый пруд справа. Несмотря на поздний час, вокруг были люди, случайный бегун в спортивном костюме или ранний утренний подъем, выгуливающий собаку.
Он появился у Королевских ворот, напротив Альберт-холла. Отсюда все было возможно. Метро было бы очевидным местом для поиска. Однажды в поезде метро возможности были безграничны.
Он вернулся через Кенсингтон-Гарденс к тому месту, где Лейнстер-Террас соединялась с Бейсуотер-роуд, и остановился, полный гнева и разочарования, не в силах отпустить.
— Ты, должно быть, куда-то ушел, ублюдок, — тихо сказал он. — Но где? — спросил я.
Он перешел дорогу и зашагал по тротуару в сторону Квинсуэй. Конечно, это было безнадежно, он знал это, когда устало остановился у итальянского ресторана на углу и закурил сигарету.
На стене рядом с главным окном ресторана висело несколько плакатов. Сначала его внимание привлекло бледное, красивое лицо, темные глаза и имя Микали, написанное жирным черным шрифтом.
Он начал отворачиваться, но совпадение заставило его снова повернуться, чтобы прочитать плакат, вспомнив, что, согласно досье, которое показал ему Бейкер, Микали был одной из знаменитостей, присутствовавших в отеле на Каннском кинофестивале, когда критянин застрелил итальянского режиссера фильма «Черная бригада».
И тут он увидел дату на плакате и время. Пятница, 21 июля 1972 года, в 8.00 вечера.
Это было невозможно, это было абсолютно безумно, и все же он обнаружил, что поворачивается и спешит обратно по тротуару к Лейнстер-Террас. Он постоял там мгновение, представляя, как критянин бросает машину и появляется здесь.
Вдалеке он мог видеть купол Альберт-холла над деревьями. Он быстро пересек дорогу и нырнул в парк.
Он спустился по ступенькам Мемориала Альберта, пересек Кенсингтон-Гор, объезжая утренние пробки, и остановился у главного входа в Альберт-холл. На досках была подборка плакатов, рекламирующих различные концерты и их программы. Даниэль Баренбойм, Превин, Моура Лимпани и Джон Микали. Венский филармонический оркестр и Джон Микали играют Второй фортепианный концерт Рахманинова, пятница, 21 июля 1972 года, 8.00 вечера.
«О, Боже мой», — сказал Морган вслух. «Это было то, к чему он стремился. Так и должно было быть. Вот почему он пришел через Паддингтонский туннель. Вот почему он бросил машину в Бейсуотере.»
Он повернулся и быстро пошел прочь.
Это была бессмыслица, и все же, когда он вернулся в квартиру, он снова начал просматривать эти газеты. Факты стрельбы в Коэна и смерти Меган упоминались на разных страницах Daily Telegraph за субботу, двадцать второе.
Он нашел страницу с музыкой, и там это было. Пространная статья критика газеты с обзором концерта предыдущего вечера и фотографией пианиста рядом.
Морган изучал его довольно долго. Красивое, серьезное лицо, темные волосы, глаза. Это было глупо, конечно, но он все равно взял с книжной полки «Кто есть кто» и посмотрел на Микали. И затем пара предложений, казалось, выпрыгнула прямо на него — ссылка на службу Микали в десантниках Французского иностранного легиона в Алжире — и он больше не чувствовал себя глупо.
Было чуть больше девяти, когда секретарша Бруно Фишера открыла дверь его офиса на Голден-сквер и вошла. Она едва успела снять пальто, когда зазвонил телефон.
— Доброе утро, — сказала она. «Агентство Фишера».
— Мистер Фишер уже на месте? Это был мужской голос, довольно глубокий, с ноткой валлийского.
Она присела на край стола. — Мы никогда не видим мистера Фишера раньше одиннадцати.
«Я прав, он действительно представляет Джона Микали?»
«Да».
«Меня зовут Льюис», — сказал ей Аса Морган. «Я аспирант Королевского музыкального колледжа, пишу диссертацию о современных концертных пианистах. Я хотел спросить, может ли мистер Микали быть доступен для интервью?»
— Боюсь, что нет, — сказала она. «У него только что был концерт в Хельсинки, а потом он улетел прямиком в Грецию на каникулы. У него там вилла на Гидре.»
— И когда ты можешь ожидать его возвращения?
«У него концерт в Вене через десять дней, но он, вероятно, полетит туда прямо из Афин. Я действительно не могу сказать, когда он вернется в Лондон, и не было бы никакой гарантии, что он сможет тебя увидеть».
«Какая жалость», — сказал Морган. «Я надеялся, что смогу расспросить его о конкретных городах, в которых он любит играть. Любые личные фавориты и почему».
— Париж, — сказала она. «Я бы сказал, что он играет в Париже и Лондоне больше, чем где-либо еще».
— А Франкфурт? — поинтересовался Морган. — Он когда-нибудь играл там?
«Я должен так сказать».
— Почему ты так говоришь?
«Он давал концерт в университете в прошлом году, когда был убит восточногерманский министр».
— Спасибо, — сказал Морган. — Ты был более чем полезен.
Он сидел у телефона, размышляя об этом. Должно быть, что-то не так. Это было слишком просто. И тут зазвонил телефон.
Кейт Райли сказала: «Эйса, мне жаль. Я был так потрясен тем, что произошло…»
— Где ты? — спросил я.
«Вернулся в Кембридж, в Нью-Холл».
«Адская вещь произошла со мной этим утром», — сказал он. «Я посетил улицу, где критянин бросил машину той ночью, оттуда пошел пешком, как мог бы сделать он».
— Все это предположения, конечно.
«Но это привело меня через Кенсингтон-Гарденс в Альберт-холл. Где я заметил плакат. Одна из многих, но более интересная, чем другие, реклама концерта в восемь часов вечера в ночь смерти Меган».
— Концерт? — спросил я. Она почувствовала холод в себе, учащенное дыхание.
«Джон Микали играет Второй фортепианный концерт Рахманинова, и это название задело за живое. Итальянский режиссер по имени Форлани был застрелен на Каннском кинофестивале в тысяча девятьсот семьдесят первом году в своем отеле критянином, который бесследно исчез, несмотря на французскую охрану. Микали был одним из многих известных знаменитостей, останавливавшихся в отеле в то же время».
— Ну и что? — спросил я.
«В прошлом году, когда во Франкфурте был убит восточногерманский министр, угадайте, кто давал концерт в университете?»
Она сделала глубокий вдох. «Эйса, это чушь. Джон Микали — один из величайших пианистов в мире. Международная знаменитость.»
— Который в детстве провел два года в Иностранном легионе, — сказал Морган. «Хорошо, это звучит не очень правдоподобно, но, по крайней мере, это стоит проверить».
— Вы говорили со старшим суперинтендантом Бейкером о своих подозрениях?
«У меня есть ад. Это мое — и больше ничье. Я собираюсь еще кое-что проверить. Я буду держать вас в курсе.»
После того, как он положил трубку, она достала свою записную книжку и быстро нашла номер Бруно Фишера. Когда он ответил, его голос звучал так, как будто он все еще был в постели.
«Бруно — Кэтрин Райли».
— И что я могу для тебя сделать в такую рань?
— Когда Джон должен вернуться из Хельсинки?
— Это не так. Он решил, что ему нужен перерыв. Вылетел прямо в Афины и продолжил путь на Гидру. Он будет там сейчас, если он тебе нужен. У тебя есть номер, не так ли? Единственное, что хорошо в этом варварском месте, так это то, что он разговаривает по телефону».
Она повесила трубку, затем открыла другую страницу. Одна вещь о Гидре. Дозвониться можно было напрямую с помощью автоматического набора номера магистрали. Она набрала длинный ряд цифр. Ей потребовалось три отдельные попытки, прежде чем она дозвонилась.
— Джон, это ты? — спросил я.
— Кэтрин! Где ты? — Он казался довольным.
«Кембридж. Я думаю, что смогу уехать на несколько дней. Могу я приехать?»
«Ты, конечно, можешь. Когда мне тебя ждать?»
Она взглянула на часы. — Мне нужно кое-что прояснить, но я, возможно, успею на дневной рейс. Если нет, то самое позднее сегодня вечером. Это означало бы, что я не смогу добраться до острова до завтрашнего утра.
— Я попрошу Костантайна подождать тебя на причале. После того, как он ушел, она долго сидела неподвижно. Чепуха! Абсолютная чертова чушь, и в этот момент она действительно обнаружила, что ненавидит Азу Моргана всем сердцем.
Морган ждал у стойки информационного отдела «Телеграф» на Флит-стрит. Приятная молодая леди, которой он изложил свои требования пять минут назад, вернулась с объемистой папкой.
«Микали — Джон, — сказала она, — и в нем много от него».
Который там был. Морган отнес его к одному из столов, сел и начал пробиваться. Конечно, были пробелы. Вырезки были в основном английскими и американскими, но были и французские. Обзор концерта, посвященного убийству Вассиликоса, еще один, который соответствовал русскому в Торонто.
Наконец, в Paris-Match была статья, которую Морган медленно прочитал. Его французский был только честным, но ему удалось уловить суть. Это был отчет о времени, проведенном Микали в Легионе, и там было особенно наглядное описание событий в Касфе.
Затем он перешел на следующую страницу и увидел фотографии. Один из Микали в берете десантника и камуфляжной форме, с небрежной легкостью держит автомат-карабин. Другой, крупный план, на котором он одет в обычную белую кепи полностью обученного легионера.
Морган посмотрел на это жесткое молодое лицо, коротко подстриженные волосы, пустые глаза, рот. Он закрыл файл. Этого было достаточно. Он нашел Критянина.
Было чуть больше часа, когда Ким впустила Бейкера в квартиру Фергюсона. Бригадир наслаждался обедом с бутербродами у камина. Он также читал «Таймс».
— Вы выглядите взволнованным, суперинтендант!
— Эйса улетел в Афины одиннадцатичасовым самолетом. Специальный отдел в Хитроу не имел полномочий остановить его, но новости, наконец, дошли до нас».
К тому времени он, естественно, уже ушел. British Airways, я полагаю?»
«Олимпийский».
«Как это непатриотично с его стороны».
«Я проверил у них. Кажется, он забронировал рейс по телефону и прибыл с десятью минутами в запасе, чтобы забрать свой билет. У него с собой была только ручная кладь.»
— Греция, — сказал Фергюсон, — и Крита. Каким-то образом они действительно подходят друг другу, не так ли? Мне это не нравится».
«Вы хотите, чтобы я уведомил греческое специальное отделение в Афинах, чтобы его забрали?»
— Конечно, нет.
«Хорошо, сэр, у нас есть человек DI5 в нашем посольстве там?»
«На самом деле мы делаем. Капитан Рурк, помощник военного атташе».
«Может быть, он мог бы последовать за Морганом, когда тот войдет?»
«Это, безусловно, мысль, суперинтендант, за исключением того прискорбного факта, что, как вы сами указали, за Азой Морганом нельзя следить, если он сам этого не захочет. И все же, если ты хочешь позвонить Рурку, пожалуйста, сделай это. Красный телефон, как правило, достигает самых быстрых результатов».
Он вернулся к «Таймс». Бейкер подошел к столу, снял трубку красного телефона и попросил соединить его по шифратору с британским посольством в Афинах.
Капитан Чарльз Рурк, прислонившись к колонне, читал газету, когда Морган вышел из отдела иммиграции и таможни. Капитан был одет в мятый льняной костюм того типа, который предпочитают многие греки в летнюю жару, и который, как предполагалось, должен был помочь ему эффектно слиться с фоном переполненного зала.
Профессиональным солдатам в гражданской одежде обычно удается распознать друг друга такими, какие они есть. В этот раз задача Моргана облегчилась, поскольку у него была энциклопедическая память на лица, и он вспомнил Рурка из первого ряда исследовательской группы по методам и технологиям городской партизанской войны, которой он читал лекции в 1969 году в Сандхерсте.
Фергюсон осторожен. Не то, чтобы это имело значение. Он подошел к стойке обмена валюты и сдал двести фунтов стерлингов, за что получил соответствующий курс в драхмах, затем вышел из подъезда и поймал такси.
В последний раз он посещал Афины несколько лет назад на конференции НАТО. Он вспомнил отель, в котором он остановился в то время. Из того, что он помнил, это превосходно подходило для его целей.
— Ты знаешь отель «Грин Парк» на Кристу-стрит?
— Конечно, — сказал водитель и тронулся с места.
Позади них Чарли Рурк уже забрался на заднее сиденье черного Мерседеса и похлопал водителя по плечу. — Вон то такси впереди. Зеленый универсал Peugeot. Куда он пойдет, туда и мы.»
Теперь он вспомнил Моргана и тот курс в Академии. Было действительно довольно забавно вот так поменяться ролями. Он с улыбкой откинулся назад и закурил сигарету.
Морган посмотрел на часы. Это было необходимо сделать на два часа раньше, что означало, что сейчас было без четверти пять по афинскому времени.
«Есть ли еще время, чтобы успеть на Гидру на подводных крыльях сегодня вечером?» — спросил он.
— Конечно, — сказал водитель. «Летнее расписание. Они бегут позже, эти светлые ночи. Последний рейс на Гидру отправляется из Пирея в шесть тридцать.»
— Сколько времени это займет?
«Прибывает в восемь часов. Это хороший ход. Есть на что посмотреть. В это время года темнеет не раньше половины десятого. — Он бросил быстрый взгляд через плечо. «Ты хочешь, чтобы я отвез тебя в Пирей?»
Морган, зная о Мерседесе позади, покачал головой. «Нет, я оставлю это до завтра. Отель прекрасно подойдет.»
«Хех, для англичанина ты хорошо говоришь по-гречески».
Не казалось политичным упоминать, что это было достигнуто в течение трех тяжелых лет преследования террористов EOKA на Кипре.
Морган сказал: «Я несколько лет работал в Никосии в винной компании, принадлежащей британцам».
Водитель мудро кивнул. «Сейчас там дела идут лучше. Я думаю, Макариос знает, что делает.»
— Будем надеяться, что так.
У него было мало времени, он знал это, когда расплачивался с водителем в отеле «Грин Парк», и черный «Мерседес» проехал мимо и остановился у обочины в нескольких ярдах от него. Когда Морган повернулся и поднялся по ступенькам к вращающейся двери, Рурк вышел из машины и пошел за ним.
Оказавшись внутри, Морган не подошел к столу. Вместо этого он прошел в мезонин. Рурк на мгновение остановился, делая вид, что изучает ежедневный курс обмена валюты на доске объявлений в фойе, и последовал за ним только тогда, когда Морган завернул за угол первой лестничной площадки.
Оказавшись на мезонине, Морган, который точно знал, куда он идет, промчался мимо сувенирного магазина и поднялся по узкой задней лестнице, которая вела прямо в круглосуточный ресторан на нижнем уровне. Он пробрался между столиками и выходил через боковой вход отеля, в то время как Рурк, все еще находившийся в мезонине, колебался, не зная, куда идти дальше.
Он подошел к молодой леди в сувенирном магазине. «Мой друг только что подошел ко мне. У него была коричневая кожаная сумка, и он был одет в плащ. Кажется, я скучал по нему.»
— О, да, сэр. Он спустился по лестнице ресторана.»
Рурк, охваченный внезапным ужасным подозрением, уложил их по двое за раз. К тому времени, конечно, Аса Морган уже давно ушел, пройдя половину пути через парк на площади напротив.
Он вышел, как и ожидал, на стоянке общественного такси и сел в то, что было во главе очереди. «Пирей», — сказал он водителю. — Я должен успеть на «Летающий дельфин» на Гидру в шесть тридцать.
— Это слишком тонко сказано, мистер, — сказал водитель. «Я не думаю, что мы сможем это сделать».
— Пятьсот драхм говорит о том, что мы сможем, — сказал ему Аса Морган. Он потянулся к ручному ремню, когда водитель ухмыльнулся, завел мотор и вылетел в поток движения.