В Хитроу было всего три тридцать, когда Кэтрин Райли поспешила к стойке регистрации British Airways, сопровождаемая носильщиком с ее багажом.
Молодой клерк проверил ее билет. «Извините, мадам, они сейчас поднимаются на борт. Слишком поздно, чтобы пропустить тебя. Хотите, я посмотрю, смогу ли я посадить вас на наш семичасовой рейс?»
— Да, — сказала она. «Пожалуйста, сделай. Я должен попасть в Афины сегодня вечером.»
Он проверил и вернулся. «Да, мы можем сделать это для вас. Боюсь, ты приходишь довольно поздно. Полчаса после полуночи по греческому времени.»
— Это не имеет значения, — сказала она. «Я отправляюсь на острова. Это значит, что утром я встану пораньше.»
— Хорошо, мадам. Теперь, если бы я мог взять ваш багаж, я проверю его для вас».
На этот раз Бейкеру позвонил Фергюсон с плохими новостями из Афин.
«Мне только что звонил Рурк. Аса ускользнул от него, и довольно легко, судя по звуку».
— Господи Иисусе, — сказал Бейкер, на этот раз совершенно не в силах сдержаться. «Где, черт возьми, ты находишь этих идиотов?»
«Особое разрешение от Всемогущего, суперинтендант. Кто мы такие, бедные смертные, чтобы подвергать сомнению его пути?»
— Итак, что нам теперь делать, сэр?
«Как мистер Микобер, сидите тихо и надейтесь, что что-нибудь подвернется», — сказал Фергюсон и положил трубку.
Морган добрался до причала на подводных крыльях в Пирее с десятью минутами в запасе. Народу было немного, и он заплатил за билет на борту и нашел место у окна.
Вечер был спокойный, и «Летающий дельфин» мог работать на максимальной скорости, высоко поднимаясь из воды на своих ходулях-ногах. И пейзаж был достаточно впечатляющим. Саламин с голубыми водами Саронического залива, большая часть островов Эгина и Парос, переливающиеся яркими красками в вечернем свете.
Все это ничего не значило для Моргана, даже когда он вышел на палубу и облокотился на перила, слепо уставившись в пространство, думая только об одном. John Mikali. И когда они встретились, что тогда? У него не было оружия. Невозможно рисковать тем, что тебя поймают при попытке пронести его через проверку безопасности в аэропорту. Конечно, всегда были его руки. Это было бы не в первый раз. Когда он посмотрел на них, они слегка дрожали.
Наконец, была Гидра, голая и строгая в вечернем свете, похожая на огромного каменного василиска, что вызывало любопытное разочарование, пока «Летающий дельфин» не вошел в гавань и не открылось очарование самого города Гидра.
Дома поднимались ярусами, уходя в холмы, к которым вела сеть извилистых мощеных улочек. Вечер только начинался, веселые толпы направлялись в таверны.
Морган занял место за одним из столиков на открытом воздухе недалеко от монастыря Дормитон на набережной. Подошедший официант хорошо говорил по-английски, поэтому Морган оставил свой греческий при себе и заказал пиво.
— Вы американец? — спросил официант.
— Нет, валлийский.
«Я никогда не был в Уэльсе. Да, в Лондоне. Я работал в ресторане на Кингз-роуд, Челси, в течение одного года».
— И этого было достаточно?
— Слишком холодно, — улыбнулся официант. «Хорошо здесь в сезон. Приятно и тепло. — Он поцеловал свои пальцы. «Много девушек. Много туристов. Ты здесь на каникулах, да?»
— Нет, — сказал Морган. «Я журналист. Надеюсь взять интервью у Джона Микали, концертного пианиста. Насколько я понимаю, у него здесь вилла?
— Конечно, на побережье за Молосом.
— Как мне туда добраться? — спросил Морган. — Здесь есть местный автобус?
Официант улыбнулся. «На Гидре нет ни легковых, ни грузовых автомобилей. Это противозаконно. Единственный способ добраться куда-нибудь — это на муле или на своих двоих. Мул лучше. В глубине острова это суровая, гористая местность, и люди там все еще живут как в старые добрые времена».
— А Микали? — спросил я.
«Его вилла находится примерно в семи километрах вниз по побережью отсюда, на мысе среди сосен, напротив Докоса. Очень красивая. Он использует моторный катер, чтобы перевозить свои припасы и так далее».
«Могу ли я нанять лодку, чтобы добраться туда?»
Официант покачал головой. — Нет, если он тебя не пригласил.
Морган попытался выглядеть встревоженным. «Тогда что мне делать? Мне бы не хотелось проделать весь этот путь впустую. Он достал из бумажника банкноту в сто драхм и аккуратно положил ее на стол. «Если бы вы могли как-то помочь, я был бы очень благодарен».
Официант спокойно взял записку и небрежно сунул ее в верхний карман. — Вот что я тебе скажу. Я делаю тебе одолжение. Я связываюсь с ним по телефону. Если он хочет тебя видеть, то это его дело. Хорошо?»
«Это прекрасно».
— Как тебя зовут? — спросил я.
«Льюис».
«Хорошо. Ты останешься здесь. Я вернусь через пару минут.»
Официант вошел в таверну, подошел к стойке регистрации и сверился с небольшим справочником, затем снял трубку с настенного телефона и набрал номер. Микали ответил сам.
«Хех, мистер Микали, это Эндрю, официант в «Нико», — сказал он по-гречески.
— И что я могу для тебя сделать?
«Здесь человек, приехавший на подводных крыльях из Афин, спрашивает, как добраться до твоего дома. Журналист. Он говорит, что надеялся на интервью.»
«Он что, американец?»
«Нет, валлийский, — говорит он. Его зовут Льюис.»
— Валлийский? — в голосе Микали звучало легкое веселье. «Это, безусловно, вносит изменения. Ладно, Эндрю, я в хорошем настроении, но только на час, имей в виду, это все, что у него есть. Я пошлю за ним Константина. Ты показываешь ему на лодку, когда она подходит.»
— Хорошо, мистер Микали.
Официант вернулся к Моргану. «Тебе повезло. Он говорит, что увидится с тобой, но только на час. Он посылает своего лодочника за тобой, старина Константин. Я скажу тебе, когда они приедут.»
«Это чудесно», — сказал Морган. — Как долго? — спросил я.
— Достаточно долго, чтобы вы могли что-нибудь съесть. Официант ухмыльнулся. «Рыбу я могу особенно порекомендовать. Свежо сегодня вечером.»
Морган хорошо поел, в основном, чтобы заполнить время, и обнаружил, что ему это нравится. Он как раз заканчивал, когда официант похлопал его по плечу и указал, и Морган увидел белый моторный катер, приближающийся к точке.
— Давайте, — сказал официант. — Я отведу тебя вниз и представлю.
Катер ударился о стенку гавани, и мальчик лет одиннадцати-двенадцати спрыгнул на причал с веревкой. Он был одет в залатанную майку и джинсы. Официант взъерошил ему волосы, и мальчик одарил его ослепительной улыбкой.
«Это Ники, внук Константина, а это сам Константин».
Константин Мелос был невысоким, сильным на вид мужчиной с лицом, загорелым до глубокого оттенка красного дерева за всю жизнь, проведенную в море. На нем была матросская фуражка, клетчатая рубашка, залатанные брюки и морские ботинки.
— Пусть вас не вводит в заблуждение внешний вид, — прошептал официант. — Старый ублюдок владеет двумя хорошими домами в городе. — Он повысил голос. «Это мистер Льюис».
Константин не смог выдавить улыбку. Он сказал на ломаном английском: «Мы уходим, мистер».
Он повернулся и пошел обратно в рулевую рубку. «Наверное, думает, что дьявол его достанет, если он выйдет после наступления темноты», — сказал официант. «Они все одинаковые, эти старики. Половина женщин думает, что они ведьмы. Мы еще увидимся, мистер Льюис.»
Морган ступил на борт, мальчик последовал за ним, сматывая трос, и моторный катер вышел из гавани мимо некогда сильно укрепленной батареи с венецианскими орудиями, направленными в море, как будто они все еще ожидали прихода турок.
Был прекрасный вечер, хотя побережье Пелопоннеса примерно в четырех милях от нас уже погружалось в пурпурные сумерки, а на берегу Гидриота в окнах мерцали огни. Лодка рванулась вперед, когда Константин увеличил мощность, а Морган зашел в рулевую рубку и предложил ему сигарету. — Как долго? — спросил я.
— Пятнадцать-двадцать минут.
Морган посмотрел на вечернее море, черное, как чернила, когда солнце скрылось из виду за громадой Докоса на далеком горизонте.
— Мило, — сказал он.
Старик не потрудился ответить, и через некоторое время Морган сдался и спустился в салон, где обнаружил мальчика, сидящего за столом и читающего спортивную газету. Морган оглянулся через плечо. На первой странице была изображена знаменитая футбольная команда «Ливерпуль».
— Ты любишь футбол? — спросил Морган.
Мальчик радостно улыбнулся и указал на картинку. «Ливерпуль — тебе нравится?» Его английский казался очень ограниченным.
«Ну, я бы предпочел сам провести день в Кардифф Армс Парк, но да, ты должен признать, что в Ливерпуле что-то должно быть в воде».
Парень снова ухмыльнулся, затем подошел к шкафу, открыл его и достал дорогой фотоаппарат «Полароид». Он направил его на Моргана, была вспышка, а затем отпечаток был выброшен спереди.
Морган сказал: «Это дорогая игрушка. Кто тебе это дал?»
— Мистер Микали, — сказал Ники. «Он хороший человек».
Морган взял снимок и уставился на то, как он автоматически проявился, его лицо мрачно смотрело на него, цвета становились глубже. — Да, — медленно произнес он. — Полагаю, так и есть.
Теперь фотография была готова. Ники взял у него это и поднял. «Хорошо?»
— Да. Морган погладил его по голове. «Очень хорошо».
Зазвонил телефон. Когда Микали ответил, это снова была Кэтрин Райли.
«Я все еще в зале международных вылетов в Хитроу», — сказала она. «Произошла задержка».
«Моя бедная дорогая».
— Для тебя это звучит довольно экстравагантно, — сказала она.
«Я чувствую себя в экстравагантном настроении».
— В любом случае, утром я все равно буду на первом корабле на подводных крыльях.
«Константин будет ждать тебя. Не разговаривай ни с какими незнакомыми мужчинами.»
Он повесил трубку, услышав звук приближающегося двигателя. Он взял бинокль, открыл французские окна и вышел на широкую террасу. Было еще достаточно светло, чтобы он мог видеть, как катер поворачивает в бухту и движется к небольшому причалу, где его ждала старая жена Константина, Анна.
В конце причала горел свет. Когда мальчик бросил леску своей бабушке, Морган последовал за ним через перила: Микали на мгновение навел на него бинокль. Этого было достаточно.
Он вернулся в гостиную, где в камине ярко горел огонь из сосновых поленьев. Он налил себе большую порцию «Курвуазье» со льдом, затем открыл ящик стола, достал «Вальтер» и быстро надел на дуло глушитель.
Он сунул оружие за пояс и обошел комнату со стаканом в одной руке, открывая все французские окна, отодвигая и закрепляя ставни, чтобы ночной ветер наполнил дом ароматом цветов из сада.
Затем он выключил весь свет, кроме настольной лампы на журнальном столике у пианино, подошел, сел за Блатнер и начал играть.
В пятидесяти или шестидесяти футах вверх по крутой тропинке от пристани они подошли к небольшому, довольно примитивному коттеджу. Собака начала лаять на Моргана с крыльца. Старуха замолчала, и они с мальчиком вошли. Константин продолжил путь, не говоря ни слова, и Морган последовал за ним.
Сад был террасным, он знал об этом, окаймленный оливковыми деревьями, в горшках стояли камелии, гардении, гибискусы, а теплый ночной воздух был напоен ароматом жасмина.
Теперь он мог слышать пианино, странную, навязчивую пьесу. На короткое мгновение он остановился как вкопанный. Константин остановился, полуобернувшись, его лицо не выражало никаких эмоций, и Морган снова двинулся вперед.
Они поднялись по ступенькам на виллу. Это было большое, просторное, одноэтажное здание, построенное из местного камня, с выкрашенными в зеленый цвет ставнями и пантильной крышей. Бугенвиллея в изобилии росла повсюду.
Там была двойная дверь из окованного железом дуба. Константин открыл ее без церемоний и провел внутрь. Внутренний зал, казалось, соединял две части дома вместе и был погружен в темноту. Слабый свет проникал через открытую дверь в дальнем конце, откуда отчетливо доносилась музыка. Константин направился к нему, жестом пригласил Моргана внутрь, положил свою сумку и вышел, не сказав ни слова, закрыв за собой входную дверь.
— Входите, мистер Льюис, — позвал Микали.
Морган вошел в комнату. Она была очень длинной, обставленной в строгом стиле, с выкрашенными в белый цвет стенами, полом из полированного кирпича, весело пылающим огнем в камине и Микали в концертном зале Bluthner concert grand.
— Сними пальто, пожалуйста.
Морган бросил свой плащ на ближайший стул и медленно двинулся вперед, как человек во сне, в горле пересохло, дыхание перехватило. Музыка, казалось, затронула самую суть его существа.
— Вы знаете эту пьесу, мистер Льюис?
— Да, — хрипло сказал Морган. Он называется «Пасторство» Габриэля Гровлеза».
Микали удалось изобразить удивление. «Человек со вкусом и проницательностью».
— Не совсем, — сказал Морган. «Так получилось, что это была одна из пьес, которую моя дочь должна была выучить для получения аттестата по фортепиано пятого класса в Королевском музыкальном колледже».
«Да, я сожалел об этом», — сказал Микали. — Я действительно пытался не заметить ее, полковник.
Морган уже не удивлялся ничему. Он сказал: «Да, я могу себе это представить. Когда вы убили Стефанакиса в Париже, вы оставили в живых шофера, горничную в отеле Hilton в Берлине и снова шофера в Рио, когда вы убили генерала Фалькао. Кем ты себя возомнил — Богом?»
«Правила игры. Они не были целью.»
— Игра? — переспросил Морган. «И что это будет за игра?»
«Ты должен знать. Ты играл в нее достаточно долго. Самая захватывающая игра в мире, на кону которой ваша собственная жизнь. Можете ли вы честно рассказать мне о чем-нибудь еще, что вы когда-либо делали, что дало бы такой же эффект?»
— Ты сумасшедший, — сказал Морган.
Микали выглядел слегка удивленным. — Почему? Я делал то же самое в форме, и за это мне давали медали. Твоя собственная позиция в точности. Когда ты смотришь в зеркало, ты видишь меня.»
Музыка изменилась, теперь какой-то концерт или другой, полный жизни и силы.
Он сказал: «Самое интересное, что ты здесь сам по себе. Что случилось с DI5 и Специальным отделением?»
«Я хотел тебя для себя».
Музыка усилилась до крещендо, когда Морган пошел вперед, разминая руки. Микали сказал: «Тебе это нравится? Это четвертый фортепианный концерт Прокофьева си-бемоль мажор для левой руки».
Его правая рука поднялась над крышкой пианино, держа «Вальтер», и Морган отклонился в сторону, когда пуля прочертила борозду в верхней части его левого плеча.
Он вырвал настольную лампу на кофейном столике из розетки, погрузив комнату в тень. «Вальтер» кашлянул снова, дважды, но Морган уже вылез через ближайшее французское окно. Он пробежал через террасу и прыгнул на десять футов в сад внизу, тяжело приземлившись.
Собака снова залаяла в коттедже, когда он бежал к краю обрыва, сквозь оливковые деревья, виляя из стороны в сторону. Микали, который без колебаний последовал за ним по террасе, последовал за ним.
Теперь было почти совсем темно, горизонт был испещрен оранжевым огнем, когда Морган добрался до края утесов и заколебался, понимая, что бежать больше некуда.
На мгновение он стал идеальным силуэтом на фоне оранжево-золотого вечернего неба, и Микали выстрелил, продолжая бежать. Морган вскрикнул, когда пуля отбросила его назад в космос, а затем он исчез.
Микали вгляделся во мрак внизу. Позади него послышались шаги, и появился Константин с дробовиком в одной руке и точечным фонарем в другой.
Микали взял у него лампу, включил ее и включил на темных водах, бурлящих среди скал.
— Мальчик в постели? — спросил он.
— Да, — кивнул старик.
— Хорошо. Доктор Райли прибудет первым рейсом на подводных крыльях из Афин утром. Она будет ждать тебя.»
Микали вернулся на террасу. Старик посмотрел на темные воды, перекрестился, затем повернулся и пошел обратно к коттеджу.
Примерно через час Жан Поль Девиль вошел в свою парижскую квартиру. Он был на ужине, ежегодном мероприятии, на котором присутствовали в основном коллеги по криминальной коллегии. Большинство остальных предпочли продолжить вечернее развлечение в заведении на Монмартре, часто посещаемом джентльменами среднего возраста в поисках развлечений. Девиллю удалось сбежать достаточно изящно.
Когда он снимал пальто, зазвонил телефон. Это был Микали. Он сказал: «Я пытаюсь уже час».
«Я был на ужине. Проблемы?»
«Появился наш валлийский друг. Знал обо мне все.»
«Боже милостивый. Как?»
— Не имею ни малейшего представления. Я установил, что be не передавал информацию дальше. Он слишком хотел заполучить меня для себя.»
— Ты позаботился о нем?
«Навсегда».
Девилл нахмурился, обдумывая это, затем принял решение. «Учитывая обстоятельства, я думаю, нам следует собраться вместе. Если я успею на самолет с завтраком в Афины, я смогу быть на Гидре к часу дня по вашему времени. Это будет нормально?»
— Отлично, — сказал Микали. «Кэтрин Райли прибывает утром, но об этом не беспокойся».
«Конечно, нет», — сказал Девилл. «Давайте сохраним все как можно более нормальным. Я буду видеть тебя.»
Микали налил себе еще бренди, подошел к столу и открыл папку Моргана. Он нашел фотографию и долго смотрел на темное, изуродованное лицо, затем взял ее вместе с остальными документами и бросил в огонь.
Он сел за пианино, размял пальцы и начал играть «Le Pastour» с огромным чувством и деликатностью.