В Зеленой комнате за сценой Альберт-холла Микали встал перед зеркалом и поправил свой белый галстук. Затем он открыл свой несессер, снял накладное основание, обнажив Бернс и пружинную кобуру Martin с пистолетом Ceska. Он пристегнул кобуру к поясу на пояснице, затем надел свой элегантный черный фрак с белой гвоздикой в петлице.
На сцене оркестр приступал к завершающим аккордам 101-й симфонии Гайдна ре мажор, известной слушателям концертов по всему миру как «Часы».
Он открыл дверь и вышел в коридор. Режиссер-постановщик стоял в конце прохода, наклонного прохода, который служил артисту входом на сцену. Он немного продвинулся вперед, пока не увидел Превина на дирижерской трибуне, а за ним, слева от сцены, ложу лоджии в самом конце поворота, которую он зарезервировал для Кэтрин Райли. Не было никаких признаков ни ее, ни Девилля.
Его разочарование было острым, и он сразу же вернулся в Зеленую комнату, нашел монетку и набрал номер квартиры, используя телефон-автомат на стене. Он подождал, пока телефон на другом конце звонил целую минуту, затем положил трубку и попробовал снова с тем же отсутствием успеха.
— Давай, Кэтрин, — сказал он низким голосом. — Где ты, черт возьми, находишься?
Дверь открылась, и в комнату заглянул режиссер. — Десять минут, мистер Микали. Я могу вам сказать, что сегодня вечером там собралась очень старая публика».
Микали лучезарно улыбнулся. «Я не могу дождаться».
— Чашечку чая, сэр?
«Моя единственная слабость, Брайан, ты это знаешь».
Режиссер вышел, а Микали зажег сигарету и яростно курил, расхаживая взад-вперед. Он резко остановился, затушил сигарету и сел за старое пианино Chappell у стены, согнул пальцы и начал пробегать серию гамм.
Единственное, что заинтересовало водителя полицейской машины, припаркованной возле квартиры Морган, был цвет маленького мини-фургона, который подъехал. Ярко-желтый. Цветочная корзина — Интерфлора — служба доставки 24 часа в сутки.
На водителе была матерчатая кепка и тяжелая клеенчатая куртка цвета фургона с поднятым от дождя воротником. Он достал большой букет в подарочной упаковке, взбежал по ступенькам и вошел внутрь.
Первое, что увидел Морган, когда открыл дверь, был букет цветов, а затем фигура в желтом клеенчатом пальто прошла мимо него в квартиру.
Он закрыл дверь и, обернувшись, обнаружил, что это была, на самом деле, очень привлекательная молодая женщина, что стало заметно только тогда, когда она сняла матерчатую шапочку.
— И кто ты, черт возьми, такая? — спросил он, когда она расстегнула клеенку.
— Эми Келсо, полковник. Я немного подрос с тех пор, как ты видел меня в последний раз, но у нас нет времени на разговоры. Пожалуйста, надень пальто и кепку. У входа вы найдете желтый мини-вэн. Садись в машину и поезжай на Парк-стрит. Мой отец ждет там в белом Форде Кортина.»
— А как же ты? — требовательно спросил он, натягивая клеенку.
«Просто оставь Мини на Парк-стрит. Я заберу его в течение пяти минут. Двигайтесь, полковник, пожалуйста!»
Морган поколебался, затем натянул матерчатую кепку, взял сумку и направился к двери.
— И держи воротник поднятым.
Дверь за ним закрылась. Под клеенкой на ней был легкий городской плащ. Теперь ее руки потянулись к волосам, собранным высоко на макушке. Она быстро вынула шпильки, а затем расчесала волосы до плеч.
Через пару минут после того, как мини-вэн уехал, водитель полицейской машины увидел, как Эми Келсо вышла из подъезда. Она остановилась, глядя на дождь, затем спустилась по ступенькам и поспешила прочь.
Он смотрел, как она уходит с откровенным восхищением, поворачивает за угол и исчезает из виду. Он не был бы так доволен, если бы мог видеть, как она подходит к желтому мини-вэну на Парк-стрит, садится за руль и уезжает.
Когда Кэтрин Райли поспешила через стеклянный портик и вошла в фойе Альберт-холла, первым, кого она увидела, был Гарри Бейкер, разговаривающий с двумя полицейскими в форме. Он сразу увидел ее и остановил несколькими быстрыми шагами, когда она направилась к кассе.
— Итак, доктор, что все это значит?
«Меня ждет билет».
Он покачал головой, взял ее за локоть и снова решительно вывел на улицу. Неприметный на вид фургон стоял на небольшой официальной автостоянке, штаб-квартире Специального подразделения для операции. Машина Фергюсона была припаркована рядом с ним. Он сидел сзади с Девилем.
Бригадир открыл дверь и вышел. — Что случилось с Кембриджем?
«Я передумала», — сказала она. «Я решил, что хочу снова услышать, как он играет».
— И это все? Никаких глупых идей…?»
— Из-за чего, бригадир? Предупредить его? И куда он мог пойти?»
— Верно. — Фергюсон кивнул.
Она посмотрела мимо него на француза. — И вы тоже, месье Девиль?
— Похоже на то, мадемуазель.
Она снова посмотрела на Фергюсона. — Теперь я могу идти?
«Да, вы можете идти, доктор. Ты заслуживаешь своего последнего акта, если кто-то заслуживает».
Она повернулась и поспешила обратно к выходу. Фергюсон наклонился к машине. «Он должен начать в любой момент. Не хотите ли войти сейчас, мэтр?»
Девиль покачал головой. — Не совсем, бригадир. Видите ли, как это ни странно в сложившихся обстоятельствах, пианино как инструмент никогда не привлекало меня».
В Зеленой комнате Микали поправил галстук перед зеркалом, пока Превин ждал у двери. Раздался стук, и в комнату заглянул режиссер.
— Готово, джентльмены.
Превин улыбнулся и протянул руку. «Удачи, Джон».
Микали широко раскинул руки. «Кому это нужно? Для великого Микали все возможно.»
Альберт-холл был забит от пола до потолка, и, кроме лож второго яруса, Лоджии, балкона, партера, там было полторы тысячи гуляющих, многие на Галерее, основная масса набилась на Арену перед сценой, стоя плечом к плечу, прижавшись к перилам, в основном молодые люди и студенты в маскарадных костюмах, обычная традиция в этот, последний вечер выпускных вечеров.
И когда Превин первым вышел на сцену, сопровождаемый Микали, рев был таким, какого Микали никогда не знал, заставляя кровь быстрее бежать по венам, наполняя его волнением и эмоциями.
Он стоял там, кланяясь снова и снова, а Превин смеялся и тоже аплодировал, а затем Микали повернулся и посмотрел на ложу лоджии в конце поворота, прямо напротив сцены, и увидел Кэтрин Райли, сидящую там.
Он пробрался сквозь оркестр, вынул гвоздику из петлицы и бросил ей.
Она поймала гвоздику, подержала ее, глядя на него сверху вниз, как во сне, затем поцеловала и бросила ему обратно. Микали вставил его в петлицу и послал ей воздушный поцелуй в ответ. Прохожие взвыли от восторга, когда он подошел к пианино и сел.
Весь шум в зале стих. Наступила полная тишина. Превин, как обычно, предпочитал дирижировать концертом со сцены и стоял очень близко к пианино.
Он полуобернулся к Микали, его лицо стало серьезным. Дирижерская палочка опустилась, и когда оркестр заиграл, пальцы Микали слились с клавиатурой.
Келсо повернул Кортину на Принс-Консорт-роуд и остановился у обочины. Он оставил двигатель включенным и повернулся к Моргану.
— Я могу еще что-нибудь сделать, полковник?
«Забудь, что ты когда-либо видел меня, если знаешь, что для тебя лучше».
«Это будет тот самый день», — сказал ему Келсо.
Морган, который был одет в старый плащ и твидовую кепку, предоставленные сержант-майором, вышел и наклонился к окну.
«Спасибо, Джок. А теперь убирайся отсюда к чертовой матери.»
Кортина быстро отъехала, и Морган поднял воротник своего пальто, защищаясь от дождя, и направился к задней части зала. Он остановился у статуи принца-консорта и посмотрел на задний вход. У подножия лестницы стояли трое полицейских в форме. На самом деле, по крайней мере, один дежурил у каждой второй двери, которую он мог видеть, кепки блестели под дождем.
В этот момент из-за угла выехал грузовик и остановился у входа для артистов. На боковой панели было написано название одной из самых известных пивоварен Лондона. Пока Морган наблюдал, трое или четверо носильщиков вышли в кепках и пальто от дождя и начали выгружать ящики с пивом, в то время как двое полицейских, дежуривших у этой двери, наблюдали.
Морган метнулся через дорогу и встал в тени сбоку от машины, ожидая подходящего момента. Двое молодых полицейских склонили головы друг к другу, смеясь. Вышел носильщик, взял ящик и вернулся внутрь. Морган, не колеблясь, обошел задний борт, взял следующий ящик, взвалил его на плечо и направился прямо к двери.
Раздался взрыв смеха со стороны полицейских, но он уже был позади него. Он миновал контору привратника сцены слева от себя, повернул направо в коридор и продолжал идти, осознавая, что швейцар в нескольких ярдах впереди него, очевидно, направлялся к одному из баров.
Он подошел к открытой двери справа, ведущей на лестницу. Он быстро прошел, бросил ящик в тени и поднялся на следующую лестничную площадку.
Теперь он очень отчетливо слышал оркестр и пианино, где-то совсем рядом, и вышел в один из длинных изогнутых коридоров, столь типичных для Альберт-холла. Напротив была дверь с надписью «Выход». Он открыл ее, вошел внутрь и оказался во главе прохода, ведущего вниз к лестнице и Арене с левой стороны сцены. И вот, наконец, появился Джон Микали.
Микали, близкий к концу заключительной части, ждал, сгибая пальцы, пока оркестр исполнял тему, глубоко дыша, готовясь к огромным физическим усилиям, которые потребуются в последние минуты.
Он посмотрел на Андре Превена, внимательно наблюдая за ним, ожидая, и в тот же момент увидел, как за дирижером открывается выходная дверь наверху трапа и входит Аса Морган.
Потрясение было настолько сильным, что на мгновение он застыл, словно окаменев. Кэтрин Райли, которая внимательно наблюдала за ним, проследила за его взглядом, но Морган уже отступил за дверь и исчез.
Боже мой, подумал Микали. Он жив. Ублюдку действительно удалось выжить, и теперь он пришел за мной. Строчка из Бусидо промелькнула у него в голове. Нет более глубокого одиночества, чем у самурая. Возможно, никто, кроме тигра в джунглях.
Он не боялся, но был полон яростной радости, своего рода ликования. Превин резко кивнул, и Микали погрузился в драматический финал концерта, который из всего его обширного репертуара он сделал особенно своим, сыграв так, как никогда в жизни не играл.
И в конце раздался такой рев публики, какого он никогда не слышал за всю свою музыкальную карьеру. Они все аплодировали. Оркестр, Превин, Прохожие прижались к перилам, потянувшись к нему. Он посмотрел на ложу лоджии, увидел, что Кэтрин Райли стоит там, вцепившись в перила, и смотрит на него сверху вниз, затем Превин схватил его за локоть и толкнул вниз по Корридону.
Режиссер стоял за пределами Гримерной, держа в каждой руке по бокалу шампанского.
«Я никогда не слышал ничего подобного», — сказал он, когда шум усилился, Прохожие начали скандировать имя Микали.
Микали глотнул теплого шампанского и слегка улыбнулся. «Я был хорош, маэстро, или только местами?»
Превин, явно сильно тронутый, поднял тост за него. «Мой дорогой друг, иногда в жизни бывают замечательные моменты. Сегодняшний вечер определенно был одним из них. Я благодарю тебя.»
Микали улыбнулся и выпил еще шампанского, глядя мимо него в конец прохода, где он соединялся с главным коридором, и подумал о Моргане, на свободе в этом старом кроличьем норе здания, вероятно, ожидающем там, в тени.
И во время той стычки на вилле в Гидре он сказал, что хочет забрать Микали себе. Сейчас нет причин думать иначе. В конце концов, ничего не изменилось.
Рев становился все настойчивее. Превин сказал: «Давай, Джон, если мы не вернемся, они захватят сцену».
Когда они появились снова, толпа начала скандировать: «Микали! Микали!» и полетели цветы, университетские шарфы, шляпы. Теперь вся аудитория стояла и аплодировала. Благодарю его за то, что он позволил им поделиться уникальным опытом.
Он кивнул, улыбнулся, помахал обеими руками, послал воздушный поцелуй Кэтрин Райли, и все, о чем он мог думать, это о том, что был только один путь со сцены, который был прямо по корридору в коридор за тем местом, где Морган будет ждать — должен был быть.
И тут ему пришло в голову, что это не совсем так. Он повернулся и пожал руку Первой скрипке, прошел мимо него и приблизился к перилам. Внизу, двенадцатью футами ниже, был проход, ведущий в коридор Арены.
Он наклонился вперед, махая первой линии Прохожих. — Ты действительно слишком, — крикнул он. «Слишком красиво для слов. Я не думаю, что смогу вынести больше.»
Он поставил одну ногу на поручень и просто исчез из виду, вниз, в проход. Раздалось несколько криков, внезапный шум, но он благополучно приземлился, хлопнула входная дверь, и он исчез.
А потом был только смех и бурные аплодисменты, все присоединились, даже оркестр, к тому, что, несомненно, было самым неортодоксальным уходом со сцены крупного артиста, которого когда-либо видели в долгой истории Королевского Альберт-холла.
Коридор Арены был пуст, но в любой момент люди могли хлынуть в коридоры на каждом уровне здания, направляясь к барам во время перерыва. Третья выходная дверь вывела его на лестницу, ведущую к заднему входу.
Гарри Бейкер разговаривал с двумя полицейскими в форме в фойе внизу. Микали мгновенно узнал его, повернулся и пошел обратно вверх по лестнице.
Может быть, он ошибался? Что Морган все-таки поступил разумно? Он поспешил по коридору Арены, все еще пустынному, и направился к выходу, ведущему к кабинету привратника сцены и входу для артистов.
Добравшись до него, он осторожно огляделся и увидел двух полицейских в форме, стоящих внутри, прячась от дождя, чего он никогда раньше не видел за все время своего пребывания в Альберт-холле.
Этого было достаточно. То шестое чувство, которое так долго поддерживало в нем жизнь, чуя опасность, как какой-нибудь зверь в джунглях, подсказало ему, что он в большой беде.
Он повернулся и поспешил обратно по коридору Арены, странная, элегантная, одинокая фигура в белом галстуке и черном фраке, а мгновение спустя Андре Превен и целая толпа людей в вечерних костюмах появились из-за поворота впереди и устремились на него.
Через секунду он был окружен взволнованными поклонниками. Превин сказал: «Что ты пытался там сделать? Сломать себе шею? Это был уникальный способ покинуть сцену — даже в последний вечер выпускного вечера».
«Просто пытаюсь добавить к традиции свой маленький вклад», — сказал Микали.
«Ну, они все ждут тебя в комнате принца-консорта. Герцогиня Кентская, посол Греции, премьер-министр. Сделано не для того, чтобы заставлять их ждать. Превин рассмеялся. — Это Англия, ты же знаешь.
Он взял Микали за локоть и решительно повел его по коридору.
Лестница, ведущая в комнату принца-консорта, была забита людьми, и Кэтрин Райли пришлось приложить все силы, чтобы пробиться сквозь нее. Она, наконец, дошла до стеклянных дверей и обнаружила, что путь ей преградил швейцар в униформе.
— Приглашение, пожалуйста, мисс.
— У меня его нет, — сказала она. — Но я личный друг мистера Микали.
— Как и многие другие люди сегодня вечером, мисс. — Он указал на переполненную лестницу, и группа студентов начала кричать: «Микали! Mikali!»
За стеклянными дверями она могла видеть зал, заполненный элегантно одетыми женщинами, мужчины в основном были в вечерних костюмах, за исключением старшего суперинтенданта Гарри Бейкера в темно-синем костюме, стоявшего спиной к двери.
Она протянула руку за портьеру и постучала по стеклу. Пока носильщик удерживал ее, Бейкер обернулся. Он серьезно посмотрел на нее на мгновение, затем открыл дверь.
— Все в порядке, я разберусь. Он взял ее за руку и повел в угол лестничной площадки. «Это бесполезно, доктор, ему конец. Для тебя больше ничего нет.»
— Я знаю это, — сказала она.
Он стоял там, уставившись на нее сверху вниз на мгновение, а затем он сделал удивительную вещь. Он нежно пригладил ее волосы одной рукой и покачал головой.
«Женщины. Вы все одинаковые. Ты никогда не учишься, не так ли?»
Он открыл дверь, отошел в сторону и жестом пригласил ее войти.
Эдвард Хит, премьер-министр Великобритании, сам был музыкантом незаурядных способностей, и он с энтузиазмом пожал руку Микали.
«Весьма необычно, мистер Микали. Ночь, которую нужно запомнить.»
— Что ж, благодарю вас, сэр.
Микали пошел дальше, ведомый Превином к герцогине Кентской, которая была такой же очаровательной и знающей, как всегда.
«Я не думаю, что вы записывали четвертую часть Рахманинова вместе, не так ли?» — спросила она.
Превин улыбнулся. «Нет, мэм, но я думаю, мы можем с уверенностью сказать, что после сегодняшнего выступления Джона это упущение должно быть исправлено в самом ближайшем будущем».
Микали оставил их разговаривать и пошел дальше, пожимая десятки рук. Он сделал паузу, чтобы поговорить с послом Греции, на самом деле не понимая, что тот говорит, его глаза беспокойно блуждали по комнате, наполовину ожидая увидеть изуродованное лицо Моргана, смотрящее на него из толпы.
Вместо этого он увидел Кэтрин Райли у двери, стоящую рядом с Бейкером. Он криво улыбнулся, так много вещей теперь встало на свои места, и направился к ней. И затем, когда толпа расступилась, он увидел Фергюсона и Жан-Поля Девилля, стоящих у стены и пьющих шампанское.
Он поколебался, затем подошел к ним. — Жан-Поль, — непринужденно сказал он.
Девилл сказал: «Я думаю, вы знаете бригадира Фергюсона».
Микали достал из внутреннего кармана элегантный золотой портсигар и выбрал сигарету. — Только по репутации. Вы сделали отличное фото, бригадир.» Он предложил это дело. — Боюсь, греческий. Я очень этнический. Они могут не понравиться вам.»
«Наоборот». Фергюсон взял одну и прикурил.
— А полковник Морган из «девяти жизней»? Разве он не присоединяется к нам?»
«Нет», — сказал Фергюсон. «Я бы не сказал, что он надежно укрыт в постели, но он находится под тем, что вы могли бы назвать домашним арестом. Естественно, только на время вечерних мероприятий. Это казалось разумным поступком. Видишь ли, он скорее хотел заполучить тебя для себя.
— Домашний арест, говоришь? — Микали громко рассмеялся. — Что ж, вы здорово скрасили мне вечер, бригадир.
Прозвучал пятиминутный сигнал предупреждения о начале второго тайма. Фергюсон сказал: «Выхода нет, мой дорогой друг, ты это понимаешь? Используя старомодную фразу, любимую британскими полицейскими, лучше действовать тихо».
«Но, мой дорогой бригадир, разве я когда-нибудь делал что-нибудь тихо?»
Греческий посол похлопал его по плечу. «Для нас было бы честью, если бы вы присоединились к нашей вечеринке в моей ложе во второй половине концерта».
— Очень рад, господин посол, — сказал Микали. — Я буду всего на несколько минут.
Он повернулся к Фергюсону, который больше не улыбался. «Ваше сегодняшнее выступление было тем, что я надолго запомню, но мне бы не хотелось, чтобы оно стало вашей эпитафией. Подумай об этом.»
Он тронул Девилля за руку. Француз грустно улыбнулся. «Я говорил тебе, что произойдет, Джон. Ты бы не стал слушать.»
— Но ты ошибался, старина. Микали улыбнулся. — Ты сказал, что это может быть в следующую среду, но сегодня субботний вечер.
Они вышли через дверь, и Микали смотрел им вслед, люди толпились вокруг него. Бейкер исчез, но Кэтрин Райли все еще стояла, ожидая у стены, все еще отделенная от него массой людей.
Он протолкался к ней и встал, засунув руки в карманы, сигарета свисала из уголка его рта. И когда он улыбнулся, сердце у нее перевернулось.
«Ты давно знаешь?»
«Со времен Гидры наверняка. Я нашел Моргана в горах в плохом состоянии, или он нашел меня».
Микали кивнул. «А, теперь я понимаю. Если это имеет для тебя какое-то значение, его дочь была несчастным случаем. Я пытался скучать по ней. Это было просто невозможно.»
— Почему, Джонни? — спросила она.
Он прислонился к стене рядом с ней, и на мгновение между ними возникла полная близость. — Я не знаю. Мне всегда казалось, что люди умирают из-за меня. Я полагаю, что это было естественным продолжением этого. И проблема в том, что я был чертовски хорош в этом. Но ты же доктор, доктор. Ты мне скажи.»
«У тебя был талант», — сказала она. «Такой особенный подарок. Ты показал это сегодня вечером. И в конце…»
— Слова, ангел, — сказал он. «Ничто не вечно, все проходит». Когда греческий посол вышел со своей свитой, Микали взял ее за руку и последовал за ней. «Знаешь, мне сказали, что в этом старом кроличьем логове несколько миль коридоров, и ни одной прямой линии в этом месте. Все по кругу, один поворот за другим, и Аса Морган может поджидать вокруг любого из них».
— Вряд ли, — сказала она. — Бригадир Фергюсон запер его на ночь в своей квартире на Аппер-Гросвенор-стрит.
«Ну, он не слишком хорошо справился с этим. Около двадцати минут назад я видел, как он стоял в дверях выхода из прохода прямо под вашей ложей, и он выглядел не слишком дружелюбно. Имейте в виду, я должен сказать, что это добавило некоторого острого ощущения в последние минуты моего выступления».
Она схватила его за руку, заставляя остановиться. — Что ты собираешься делать?
«Что ж, присоединяйтесь к послу Греции и его компании в их ложе на второй тайм. Традиционная еда. Помпезность и торжественность Элгара, «Фантазия на тему британских морских песен», и в конце все в проклятом месте вступаются за «Иерусалим» и поют от всего сердца. Последняя ночь выпускного вечера, ангел. Как я мог пропустить это, даже для Асы Моргана?»
Она в ужасе отвернулась от него и побежала к ближайшей выходной двери. Микали продолжал идти в хвосте группы посла, отставая на шаг или два, быстро поворачивая к следующему выходу из коридора, к которому они пришли, и стоя в тени лестничной площадки, ожидая, пока их шаги не затихнут вдали.
Последовало короткое молчание, а затем оркестр заиграл марш Элгара «Помпезность и обстоятельства».
Он тихо сказал: «Хорошо, мой друг, посмотрим, сможем ли мы тебя найти», — и вышел в пустынный коридор.