Чтоб ты сдох!
— так я крикнула отцу.
Когда-нибудь я убью тебя!
— Радмила—
Не знаю, сколько дней я не выходила из комнаты. Отец стучал в запертую дверь, кричал что-то, молил выйти, но я ни разу не открыла рот, чтобы хоть как-то его успокоить и уверить, что жива. Неделя как сон, даже кошмар, я провела ее в агонии и горячке, не отличая явь от бреда. Знобило и жгло, я чувствовала, как мозги плавятся под костями черепа. Из носа рвалась кровь — вся наволочка пропиталась ею и почернела. Влажные щёки прилипали к ткани, пока тело обливалось гадким потом.
Наверное, это грипп. Холодно в комнате, жарко под мокрым одеялом. Волосы прилипли ко лбу.
— Офи, ты жива? — надоедливо застучал отец. Уже в седьмой раз за вечер.
Пришлось наконец подняться и открыть дверь.
— Доченька, боже мой! — он ахнул. — Что с тобой?
— Все нормально.
— Я вызываю скорую! Ты похожа на труп! Посмотри на себя!
— Не надо.
— Офи, да ты же мерзко выглядишь, фу! И несёт от тебя противно, я аж блевать хочу.
— Зачем ты такое говоришь?
— А что, молчать что ли? Иди умой своё лицо, оно все в блевотине какой-то.
— Отстань от меня, я просто заболела. Научись рот не открывать.
Давно я не чувствовала удары по лицу.
Снова кровь на зубах.
— Как ты со мной разговариваешь? — он больно ткнул меня в лоб пальцами, толкая обратно в комнату. Я завалилась на пол. — Соблюдай субординацию, дура.
— Пошёл ты, старый ублюдок, — сплюнула я на его ноги кровь. Снова разбил мне губы. Любимый отец.
Снова пинки по хребту и голове, я привычно согнулась в защитную позу, совсем как в детстве. Уже совсем не больно. Знакомо и повседневно. Осталось дождаться, пока меня вырубит, и он уйдёт чинить треклятые часы. Ему неинтересно истязать меня, если я не кашляю и не кривлюсь от боли. Вот он — настоящий убийца, соответствующий всем критериям. Такой же страшный, как каннибалы или насильники; он на одной ступени с этими бесами.
Вот он — маньяк с пустыми глазами, похожий на доброго учителя младшей школы.
Вот он, его лик — лик добреца с чёрным существом и родными руками в масле.
— Поеботина, как же ты меня заебала! — Он крепче прочего ударил меня в лицо. — Ну, тварь, больше ты так легко не отделаешься! Всю жизнь мне испортила, блядина!
— Ты сам кончил в мамашу! Я — это твоя ошибка, больной идиот!
— Заткнись! — Он достал из кармана моток рыжей проволоки и туго связал мне запястья. Настолько, что кисти посинели, а медь впилась в мышцы, продавив слой кожи. — Я тебя сейчас убивать буду.
— Что, задело?
— Нет, больно смотреть на свои ошибки. Проще их скорее устранить.
— Какой же ты больной… — усмехнулась я. — А ведь создаёшь вид замечательного отца. Вот странно будет, когда соседи узнают, что их добрый часовщик в деле убийца и тиран. Все вы, психи, внешне ангелы. Срала я на вас.
— Ты никогда не могла заткнуть свой вонючий рот. Вечно провоцировала, хотя должна быть покорной и смиренной. Это роль женщины! А ты со своей матерью мерзкие и грязные шлюхи!
— А что же ты трахал тогда ту шлюху? Чего радовался новорождённой?
— Да заткнись ты! — Он наотмашь влепил мне пощечину и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
Именно сейчас решается моя судьба — она либо в моих руках, либо в его. Жизнь или смерть? Знаю, что его терпение иссякает, знаю, что он давно хотел убить меня. Все вокруг против моего существования. Даже я сама. Наверное, уже достаточно испытывать мир и себя. Я успела попрощаться с этим миром, даже всхлипнула, уронив голову. Тяжко выбирать смерть.
— «Прости, прости», — извинялась я перед собой же. — «Прости, я так и не смогла спасти себя».
Неужели так бывает? Так бывает, что меня не станет? Эта книга ведь не может закончиться на смерти главной героини? Или книга эта вовсе не обо мне?
Размеренная поступь отца совсем рядом и сквозящее окно позади. Смерть или жизнь? Я все ещё могу выбирать.
Да, я разбила табуретом с гвоздём стекло и представила, что птица.
***
Я не хотела открывать глаза и понимать, что все ещё мученица той часовой. На лбу лежало что-то холодное и мокрое, вероятно, тряпка.
—..и она просто выпрыгнула? — раздался женский шёпот где-то рядом.
— Да, удачно, что ты меня все-таки заставила следить за ее домом. Она прям как ворона полетела в клумбу. Я даже подумал, что у неё есть крылья. Красиво выпрыгнула, элегантно. Эх, я бы ее..
— Цефей, — шикнул третий. — Оставь это.
— Ну а что?
— Хватит, — сурово отрезал женский голос. — Морган тебя звала, Цефей, иди глянь, что там с ее мотоциклом случилось. Трой, ты смотри за Офелией, она очень плоха, хоть Морган с Ромеро ее и залатали.
Женщина ушла, — я слышала отдаляющийся стук ее каблуков, а названный Троем рухнул на что-то скрипучее у изголовья койки, где лежала я.
— Ну, сильно ноги болят? — спросил он.
— Адски, — ответила я хрипло. — Выключи свет, глазам больно будет.
Трой действительно щелкнул рубильником. Я открыла глаза и чуть привстала. Я была клопом в том гигантском помещении, похожим на огромный вольер для исполинов-самолетов или танков. Необъятная коробка с бетонными стенами и несущими колоннами в десять, а то и двадцать метров. Настолько огромное, что я не увидела вдали очертаний следующих помещений или выхода. В скромном углу, где была я и Трой, уютно расположились старые зелёные диваны и матрасы на мешках с мукой; на импровизированном кофейном столике из деревянных поддонов раскинулась колода древних карт, светильник и засохший бутерброд с сыром. А пол накрывал огромный ковёр, на вид из натурального чёрного меха.
— Это заброшенный авиазавод, — предупредила мои вопросы тень с именем Трой. — Имя мое ты слышала.
— Как понял, что я пришла в себя?
— Заметил, что ты дернулась и задвигала глазами.
— Мало ли, может, сон?
— Я навскидку.
— И… что тут творится? — Я села на край дивана и отбросила плед. — Кто вы такие?
— Не моя прерогатива рассказывать.
— А чья тогда?
— У нас будет собрание на рассвете. Узнаешь через час.
— Отлично, — я всплеснула руками. — Как в дешевом кино!
— Айзек Берковиц. Знаешь такого?
— Допустим.
— Знаешь. Ты перевезла его из Сербии. Именитого Дамьяна Костича.
Я напрягалась.
— И что дальше?
— Он вступил в организацию «Ковчег», наших… врагов.
— И что это значит? Сектанты что ли? Куда я вообще попала?
— Малыш, — донеслось позади, — мы банда чертей. — Рядом улыбчиво рухнул парень, разящий амбре из машинного масла, виски и выхлопных газов. — Меня зовут Леви, но остальные чета моду взяли по фамилии звать — Цефей. — Он приобнял меня за плечи и улыбнулся.
— Отставить, — сухо скомандовал Трой, включив лампу. — Держи руки при себе.
Я разглядела их; Цефей походил на коренного ирландца с густыми медными волосами, заплетенными в хвост, он не прекращал улыбаться и травить пошлые шутки, облачённый в синюю робу с гаечными ключами на поясе. Он показался мне чудаковатым, но истинно харизматичным и внешне привлекательным: он имел великолепный профиль, похожий на греческий, и блестящую улыбку.
Трой же, я поняла сразу, был англичанином; он сидел осанисто, с гордой прямой спиной военного и в чёрном длинном пальто с белой рубахой. Что-то блестело в тусклом свете настольной лампы — кожа портупеи на его груди. Не осталось без внимания, что Трой был кошмарно чистоплотным: гладко выбритое лицо почти сияло в предрассветных потёмках, а чёрные волосы, туго зачёсанные к затылку, выглядели более привлекательно, чем у меня — девушки. Красивые длинные пальцы с серебряным перстнем ритмично набивали такт какой-то знакомой мелодии.
— Ну, Стрелок наш вечно командир роты, — рассмеялся Цефей, радостно подцепив сухой бутерброд.
— Стрелок это прозвище? — уточнила я.
— Ага, — кивнул рыжий парень, хрустя сухарем. — Этот отморозок в колледже три сотни человек перестрелял. Его типа бесят люди, и он решил выпилить всех. Псих, — буднично пожал плечами Цефей.
Я перевела взгляд на Троя. Тот отвернулся, избегая зрительного контакта.
— Должна быть причина, — сказала я. — Просто так не подаются в психов.
— Понятное дело, — воодушевленно закивал Цефей, — наш Стрелок типа сирота, а те уебки из колледжа его стебали ой-ё как. Ну, знаешь, типа на больное давили. Его предков машина сбила, когда ему десять было.
Трой молча встал и ушёл в темноту. Я спросила Цефея:
— Он злится?
— Нет, когда Стрелок злится, то бьет по морде. А щас просто устал от нас с тобой. Он типа рил мизантроп.
— А кто такой Морган?
— Такая. Медичка наша. Страшная женщина!
— Внешне?
— Не-ет, она органы у людей воровала и продавала на ч.р.
— «Ч. р»?
— Чёрный рынок. Тоже безбашенная фурия, похуже Стрелка. Но в кругу зачётная девка, мы ее любим.
— А кто вы такие?
— «Антихристы».