— Маргарет Кифа, шесть лет,
пропала третьего марта.
Так было в новостях.
— ЭСФИРЬ КИФА—
— Эй, — крикнул лысый сторожила с дубинкой наготове, будто я бешеная псина, — к тебе с верхушки.
— Какая честь, — монотонно съязвила я. Поднялась с койки и подошла ближе к решетке. — И кто ко мне пожаловал?
— Сейчас узнаешь.
Тюремщик ушел, а вслед за ним в крыло вошла женщина в чёрном, лицо которой накрывала вуаль. Она простучала каблуками до моей клетки и остановилась, деловито скрестив руки.
— Доброй ночи, Эсфирь. Слышала, тебя назвали Немезидой? Кошмар, — цокнула она, — ты убила целую семью.
— Ты знаешь, что они убили мою дочь. — Я оскалилась, вспомнив лицо моей Маргарет. — Я только отомстила.
— Переборщила. К чему убивать всех, если виновен только один?
— Не один. В том замешаны все. Каждый член Смитов знал, что старший сын и его кузен изнасиловали и сожгли Маргарет. Я не могла иначе. — Я в заключение ударила по решетке и легла обратно на койку. Я провела на ней уже год.
— Я не пришла бы к тебе, если бы не знала об этом. Меня зовут Рицемара фон Героль. — Она достала из клатча ключ и отперла дверь. — Теперь я твой агент.
— Что это значит?
— То, что ты свободна. Но за это ты будешь должна мне.
— Я не согласна.
— Конечно, такая, как ты, не согласится. Тебе нужен фундамент для доверия. Что ж, — она протянула мне руку, — вставай, мы уходим.
— С чего бы?
— С того, что ты будешь свободна, и нет: я не работорговец. У меня на тебя другие виды. Идём, — она переступила порог и взяла меня за предплечье, — я расскажу все за ужином. Ты можешь отказаться или согласиться, я не лишаю тебя выбора.
Гнить пожизненно в том карцере или уйти с сомнительной женщиной. Я выбрала второе, и через час оказалась в престижном бутике с роскошной одеждой. Рицемара оказалась очень щедрой: она выбрала для меня великолепное платье цвета бордо и туфли. Стоит ли говорить, что этот жест обошёлся ей в баснословные суммы. Я никогда не выглядела столь дорого и деловито; впервые мое тело в зеркалах так блистало, а не вызывало жалость. В двадцать лет я родила Маргарет, а через шесть лет стала походить на сорокалетнюю: чуть обвисла грудь, бёдра заплыли и прошлись целлюлитом — я была изуродована.
Ни к чему был тот феерический спектакль демонстрации богатства: лимузин, шампанское по цене виллы, перекрытые дороги для нас вдвоём, ресторан с пятью звёздами Мишлен. Рицемара кичилась деньгами.
Я отпила вина, пока «агент» делала заказ вышколенному официанту.
— Лобстер и тюремная овсяная каша, как же это далеко, — вздохнула она. — Как настроение?
— Почувствовала себя президентом.
— Я живу так каждый день. Можешь жить и ты.
— Как ты достала меня из тюрьмы?
— Деньги и власть — коктейль всемогущества.
— Ну, я слушаю.
— Да-а, — вздохнула она, — было бы слишком просто, если бы ты повелась на деньги. — Она убрала с лица вуаль, и я наконец увидела ее лицо. Она оказалась моложе меня лет на пять. — Да, я довольно молода, но это не отменяет власти и мудрости. Эсфирь, я изучила твоё досье и хочу предложить работу в одной… организации.
— Организации?
— Да, «Антихристы».
— Звучит не очень.
— И контингент соответствующий. Все пожизненно заключённые, как и ты. Алгоритм таков: я даю задания, вы выполняете, я получаю деньги и процент отдаю вам. Небольшой, конечно, но по два процента каждому из вас даёт… м-м, около десяти тысяч долларов. Неплохо, да?
— Страшно подумать, какие суммы получаешь ты.
— Лучше не представлять.
— А задания, я так полагаю, нелегальные?
— Само собой. Эсфирь, я скажу по секрету: я королева терроризма, враг каждому государству. У меня много организаций по миру: «Тереза», «Церберы», «Артемида».
— И что я должна делать?
— Ну, я отобрала замечательных кандидатов для «Антихристов». Трой Кирк, он же «Стрелок», устроивший массовое убийство в Гринвиче. Двадцать два года, англичанин. Холоден, красив, умен. Леви Цефей, лучший из пироманов Англии: он сжёг более тысячи людей и около сорока государственных зданий. Он из Израиля, но его мать англичанка с кровью ирландцев. Работал с шестнадцати в автомастерской, а после выучился на айтишника. В группе занимает сразу две роли: прекрасный хакер и механик. Тоже молоденький, двадцать четыре.
— Прекрасно, — нахмурилась я. — Банда реальных преступников и я. Рицемара, они не наравне со мной. Это монстры.
— Эсфирь, ты такая же. Ты тоже убийца.
— Нет, я мститель. Не маньяк.
— Хорошо, будь по твоему. Так вот, Раэна Морган. Фельдшер, убивающий больных ради органов. У неё есть психические расстройства, как минимум, психопатия, но она прекрасный медик и боец. Отец сдал ее на карате в раннем детстве, потому она занимает роль ассасина в группе. — Она отпила вина. — И ты, Эсфирь Кифа, ангел возмездия. Ангел справедливости и строгих правил. Мудра, логична, холодна. Я хочу, чтобы ты была лидером «Антихристов».
— Лидером? Смешно. Ты же понимаешь, что эти люди мне чужды? Я не убиваю ради денег. Я вообще не убиваю. То было заслуженно. А эти… Стрелки, Цефеи, Раэны… они же чудовища.
— Ты удивишься, когда узнаешь их получше.
— А задания? Дай хотя бы пример.
— Убить депутата, подорвать федеральный банк, освободить преступников, выкрасть важные данные.
— Нет, конечно нет, — истерически хохотнула я. — Повторяю для особо одаренных: я не убийца! Я не желаю зла обществу!
— Да? Зато общество желает зла тебе, — усмехнулась Рицемара. — Так зачем жалеть этих… людей? Всем плевать, что ты сгниешь в тюрьме, всем плевать на твою изнасилованную шестилетнюю дочь, которую сожгли вместе с мусором от презервативов и пачек Мальборо. Знаешь, — покачала головой она, — нет ничего, что могло бы оправдать общество. Нет причин жалеть их, этот биомусор, он копошится и ползает в дерьме. Давай, назови хоть одну причину, почему зло это зло? Где грань между добром и злом? Все в шаблонах, понимаешь? Нет добра или зла, все относительно.
— Какой вздор. — Я покачала головой, собираясь с мыслями. — Если я лично пристрелю какого-нибудь мэра, то жизнь станет лучше? Для кого? Где в этом та относительность, о которой ты говоришь?
— А кому будет хуже, если ты его пристрелишь?
— Его семье, обществу!
— И плевать, Эсфирь! Плевать, кто там будет страдать от той пули. Это не твоя забота. Кто-то помучается, да, но помучилась и ты! Неужели гнили этих людей ты ещё не увидела? Неужели ужасная смерть Маргарет не доказала, что этот мир мерзок? Что его незачем пытаться облагородить и оправдать? К чему эта глупая принципиальность, когда все вокруг погрязло в говне?
— Я отказываюсь.
— Хочется сгноить себя просто так? Ты ведь свершила правильный поступок, но должна умереть в стенах тюрьмы. Вот оно, добро, которое ты так хочешь сберечь? Ты правда хочешь этого?
Я задумалась. Конечно, эта бестия прекрасный манипулятор, превосходный балагур и диктатор. Но я не хотела умирать. Никто не хочет. Может, ее хищные, крайне искусительные речи имели положительный отклик во мне. Я надолго задумалась, ковыряя мраморную говядину в блюде. Наконец, спросила:
— Обязательно убивать?
— Нет. Этот груз на плечах Морган, Цефея и Кирка. Ты лишь их надзиратель, держащий в узде буйность нравов.
— Хорошо, я согласна. Сколько времени я буду должна тебе?
— Я отпущу вас всех, когда вы выполните последнее задание. Года через два. Но вот ещё: в Англии есть другая группировка, и ее глава мой враг. Организация «Ковчег». По сути, они занимаются тем же, но работают на другого человека и часто нас подставляют.
— Куда я вообще попала?
— В закулисье нашего мира. На то, что не видно обычному человеку. Заговоры с целью розжига войны, подготовка к массовым убийствам. Мы те, действия которых показывают в новостях. Которых невозможно найти и невозможно связать цели с действиями. Думаешь, почему и из-за кого случаются войны и теракты? Это наша работа, наши игры и деньги.
— Черт, — усмехнулась я. — Надеюсь, эти два года пройдут незаметно.
***
—..бля, я пиво пролил, — услышала я из недр заброшенной скотобойни. Рицемара дала мне координаты убежища «Антихристов», вручила сумку с наличностью в размере полумиллиона евро и дала водителя.
Разваливающаяся скотобойня на отшибе Лондона до сих пор смердела тушами коров и свиней, призрачно висящих на металлических крюках. После того запаха я стала вегетарианкой, после тех помещений с площадками для перерезания шей, после тех холодильников с крюками на потолке. И тех литров старой крови, уже давно почерневшей от времени.
Компания из трёх человек ютилась в служебном помещении, где они обустроили спальню, кухню, кабинет и гараж одновременно. Девушка, вероятно, Раэна Морган, лежала на коленях молодого мужчины в классическом коричневом жилете и белой рубашке. Он молча крутил в пальцах карманные часы, а второй держал Морган. Трой Кирк, или Стрелок, собственной персоной. Рицемара была права, когда говорила, что он статен и красив. Ужасный педант и перфекционист, осиротевший в десять лет.
У черного мотоцикла копошился рыжий Леви Цефей с пятном от пролитого на грудь пива. Он рассказывал о последнем соитии с куртизанкой из Уайтчепела, о ее огромном вымени и колючем лобке. Да, как и говорила агент: говорливый, озабоченный и неряшливый. Но также она уточняла, что в действительности он страшен и опасен. Цефей как клоун в мирное время, но в работе оказался хуже монстра. Он мог бы попасть в модельное агентство со своими данными, но попал в подпольную сеть террористов и маньяков. Рицемара предупредила меня, что Леви в существе очень жестокий и озлобленный, и что ненавидит говорить о себе и своих травмах. Единственное, что она рассказала о нем: что его родители были кошмарными людьми, и что его насиловал отец до тринадцати лет.
И миниатюрная Морган — светлая девушка с детским личиком куклы из фарфора. И врачеватель, который не лечил, а убивал ради гедонизма. Милая, иногда по-детски наивная, но убившая сотню людей, чтобы купить побольше бриллиантов и брендовых платьев. Она мирно сопела на коленях Стрелка, зажав в маленькой ладони его указательный палец. Забавно, ведь на ее пальце блестело дешевое колечко из набора «Киндер-сюрприз».
Три визуально обычных человека, но в деле — убийцы с травмами в душе. Страшно и жалко.
— Леви, Трой, — деловито вошла я, бросив сумку посреди помещения. — Эсфирь Кифа, ваш..
— Не говори, что командир, а, — взвыл Цефей, выглядывая из-за мотоцикла. — Прошлый, Мэтт Гир, был ублюдок, который нас обворовывал и посылал в самое пекло, а сам ссал. Козел! Трусливый козел!
— Доброй ночи, — кивнул Трой. — Рад знакомству, Эсфирь. Наши имена ты уже знаешь. Агент сообщила о новом лидере.
— Ну типа поэтому мы здесь, — улыбнулся Цефей. — Добро пожаловать в наше убежище! Тут мы работаем, не подумай, что бомжи! У меня хата в центре Лондона!
— Агент сказала, что вы при деньгах.
— Скоро и ты будешь, — подмигнул Цефей, приобняв меня. Я усмехнулась, не став отталкивать его. — Морган, красавица, проснись и пой!
— Отвали, Леви, — промычала та, уткнувшись лицом в бедро Троя и крепче сжав его палец. — Я не спала всю ночь, дай хотя бы час.
— Все нормально, — кивнула я Цефею, — пусть отдохнёт. Агент говорила, что Раэна… выходила на задание.
— Ага, она типа у «Ковчега» лидера вырезала. Он уебок тот ещё, в мэрии кусок волос ее оставил. Пришлось убить следаков и выкрасть улики. Подставляют, уроды.
— А почему?
— Ну как, мы их конкуренты. Нет нас — больше зеленых.
— Почему вы?
— Мы лучшие в своей… профессии, — ответил Стрелок. — Деньги? — он кивнул на сумку.
— Да. Ваши проценты за работу.
— Мою долю можешь забрать, — сухо сказал он, — у меня все в порядке с финансами. А вот тебе нужно будет купить некоторые вещи для работы.
— Например?
— Рацию, форму, фальшивые документы, снять квартиру. Да и в целом на жизнь, ты же только из заключения, совсем голая. И на таких каблуках каждый день не походишь.
— Хорошо, я поняла. Надеюсь, вы мне поможете..
— Разумеется, — вяло улыбнулся Трой. — Мы теперь одно целое, Эсфирь.
— Немезида же, да? — вспомнил Цефей. — Как круто звучит! А почему?
— Леви, — шикнул Стрелок.
Я с секунду взвешивала, стоит ли говорить о моей боли.
— Я мститель, — честно ответила я. — И Немезида была богом возмездия у древних греков. Мою шестилетнюю дочь убили.
— За что? — сонно спросила Морган, выглядывая из-за Троя и потирая заспанные голубые глаза. — Убить ребёнка… это ужасно!
— Напротив моего дома жила семья Смитов, — начала я беспокойно, — у них был старший сын, уже сидевший за попытку насилия. Он был чем-то болен, что-то с мозгом: часто убивал местных собак и душил кошек проволокой. В ту субботу он закинул мою Маргарет в машину, когда она гуляла с друзьями около дома, и вывез за город, изнасиловал, потом вернулся за кузеном и снова изнасиловал. Они… — я чувствовала, как давит в гортани, как надламывается голос и я начинаю плакать, — тушили об ее тело сигареты, тыкали ножом ей между ног и одновременно насиловали. А после заживо сожгли в бочке с мусором. Вся их семья знала об этом и молчала, сидела спокойно перед телевизором и смотрела новости о пропаже Маргарет. Мой муж повесился после похорон, я осталась совсем одна.
Да, я рыдала перед этими нелюдями, но отчего-то нелюди оказались человечнее любого, кого я встречала. Все они, все трое, обняли меня так тепло и мягко, что я перестала их бояться и ненавидеть.
Я шла к их убежищу, презирая каждого. Осуждая и ненавидя. Но они плакали над моей болью. Она уже не была всецело моей, — теперь уже нашей. Я чувствовала их слёзы, смешивающиеся с моими. Чувствовала в них людей.
Самых настоящих.