— Леви, ты любишь папу?
— Я не хочу..
— ЭСФИРЬ КИФА—
ЗА НЕДЕЛЮ ДО РАДМИЛЫ
—..да, да, — закатил глаза Цефей. — Морган, ты пьяная? Уже по третьему кругу объясняешь, и все непонятно.
— Цефей, ты… дурачина! Я ж-же ска-зала, — икнула Раэна, — из С-сербии едет какой-то ч-чел. — Ее явно вырвало. — Забери меня, Леви-и-и!
Цефей вздохнул, сурово достав ключ зажигания из кармана джоггеров. Давно я не видела его серьезным и даже злым. Он вытер руки об брюки и рухнул в новую ауди, купленную на днях. Пообещав забрать, он бросил трубку и завёл авто.
— Я поехал, — коротко отрезал он, хмуря брови. — Буду через час, она в жопе Лондона. Набери пока агенту.
— Уже набирала, — ответила я. — Как вернётесь, будет собрание. Перехвати Стрелка, он как раз на задании недалеко от Морган. И привези поесть, у нас пусто.
— О’кей, давай, я погнал.
Морган, глупая девочка, связалась с молодым парнем ее возраста, в которого по уши влюбилась. Месяц они нежились и гуляли по вечерам, неловко целуясь под луной, пока тот парень — Генри — не решил бросить Морган. Причиной стали ее комплексы и отказ в сексе, сама она плакала мне в плечо и рассказывала, что стеснялась своего тела. Стеснялась большой груди, упавшей от веса, растяжек на бёдрах и роста, из-за чего казалась пухлее при своём весе в пятьдесят кило.
На самом же деле она была красивейшей девушкой, которую я видела, конечно, после Маргарет. Морган на зависть другим была обладательницей потрясающей фигуры: песочные часы; эта ужасно узкая талия временами казалась ненастоящей — филигранной работой пластического хирурга. Длинная шея и прямые плечи, совсем как у азиаток. Я искренне пыталась образумить Раэну, убедить и уверить в ее великолепии, но она упорно отказывалась мне верить. Считала, что все мои слова гадкая лесть. Но она действительно была красива. Пьяная, сонная, в крови — любая, абсолютно прекрасная. Жаль, что она не могла разглядеть.
Так много вещей не дают быть счастливым, так много чужих слов не дают свободно дышать. Узники концлагерей, только концлагерь — самоненависть, мы сами. Как уроборос, из которого нет выхода, нет спасения. Ведь враг — ты сам.
Крик общества как плевок в душу; эти колкие слова и длинные языки разрушили многих.
Наш милый Трой, он тоже жертва. Я люблю его всей душой, каждой жилкой тела. Все ещё пленник мира, оставшийся в клетке ребёнок с незаживающими ранами. Он строг, но я видела как он плакал в одиночестве. Слышала, как ночью на том зелёном диване он вопил в подушку, чтобы не разбудить нас, тоже уставших от боли и жизни. Трой молчит, но молчание его больно и громко. Столь громко, что хочется плакать от его растерзанных чувств. Не знала, что бывает так горько за других. Не знала, что они так самоотверженно терпят и молчат.
Цефей, наш добрый скоморох с извечной улыбкой, его я тоже искренне люблю, но и его терзают боль и ненависть. Из всех нас он самый закрытый, хоть и способен выболтать триста слов в минуту, рассмешить циника и смутить копрофилов гадкими шутками о каловых массах. Мы до сих пор не знаем, что горит внутри него, какие угли, никак не желающие потухнуть. У него улыбка, но карие глаза всегда серьёзны и пусты. У него рвётся хохот, но внутри он холоден. Наверное, его я все ещё не узнала, ведь все, что он сказал о себе — это «я Леви Цефей, крутой рыжий чувак». Я знаю, что он внутренне зол на себя и этот мир, и каждый раз, когда накатывает волна, он вдребезги разбивает очередную дорогую машину.
Приходит к нам в крови и со сломанными руками и беспечно шутит о божьей каре. Мне больно видеть его таким. Больно не иметь возможности помочь.
Мне больно за каждого из них.
Не думала, что может быть так больно просто находиться рядом с ними и знать, что у них внутри. То дерьмо, не отпускающее многие годы, снедающее нутро кислотой. Я хочу помочь, но не знаю, как.
Да, я расплакалась в старом авиазаводе, в следующем пункте после скотобойни. Там мы работать не смогли.
Взрослая двадцатисемилетняя я, свернувшись в клубок, рыдала неясно почему. Нет, ясно. За нелюдей. Но я тоже стала такой, тоже убивала. Теперь совесть не царапается, не кричит, мне безразличны чужие души, мертвые или живые, я боюсь и борюсь за убийц, а не за убиенных.
Я не слышала, как вошёл Трой, но почувствовала, что он меня обнял. Да, это был его парфюм; незаметный, свежий, как прачечная. Не знаю, почему, но именно он приходил в моменты, когда я плакала. Трой всегда видел это жалкое зрелище и молча обнимал меня. Для остальных я была кремнем. Я хотела быть кремнем и для него, но он приходил вовремя, чтобы меня застать.
— Я хочу, чтобы вам было хорошо, — просипела я.
— Нам хорошо.
— Нет, неправда. Если ты про деньги, то они без толку валяются по всему убежищу. Леви ими иногда подтирается в туалете, когда бумага заканчивается.
— И руки вытирает от масла, — сухо усмехнулся он.
— Среди несчастных сам начинаешь страдать. — Я села. Он дружески вытер слёзы с моих щёк. — Трой, мы ведь просто варим себя в геенне.
— Жизнь всегда ад и никогда рай.
— Трой, — покачала я отчаянно головой, — я хочу быть счастливой, чтобы все мы просто жили!
— Мы живем. Разве не так?
— Нет! Посмотри на себя, ты же пустой! Ты не знаешь, зачем просыпаешься, не знаешь, что делать, не знаешь, что будет с тобой завтра! Раэна ножиком вырезает на ногах цветочки и спиральки, когда скучно, а Цефей устраивает аварии! Он когда-нибудь погибнет, если чуть превысит скорость, понимаешь? Но самое главное это то, что вы все пустые!
— Что значит «пустые»?
— Безразличные, какие-то неживые и вовсе призраки! Не-ет, даже не безразличные, вы — лёд, но внутри гнев. И вы все просто пожираете себя, мысли ваши вас же мучают!
— Молодец, шеф, а дальше?
— Я хочу, чтобы не было этого, понимаешь? Хочу, как у нормальных людей. Не знаю, ездить отдыхать и дурачиться вместе, заняться дайвингом, альпинизмом. Подняться на Эверест?
— «Нормальные» не рискуют жизнью.
— Ты понял, о чем я.
— Да. Эсфирь, я тоже хочу. Но не достаточно, чтобы претворять в жизнь. Я вообще ничего не хочу, если подумать.
Я хотела возразить, но услышала рёв машины. Затем Цефей принёс Морган, плачущую о своей тяжёлой груди.
— Леви-и-и, я страшила-а-а! — выла она, держась за его шею. — Потрогай, они сильно огромные?
— Морган, перестань, ты всю дорогу тыкала в меня свои титьки, — строго попросил он. — Трезвая будешь потом стесняться, что я щупал тебя. Иди к Эсфирь, она потрогает и скажет. — Леви уложил Морган на моем диване и рухнул на пол рядом, запрокинув голову на мое бедро.
От Морган разило, как от пропитого алкоголика, — чем-то крепким и дорогим. Коньяк. Она тяжело приподнялась и завалилась на пол, чтобы проползти метр и лечь на колени Леви. Тот вздохнул и устало погладил ее волосы, запутанные на концах.
— Платье все испачкаешь, — хмыкнул он.
— Ну и ладно, — промычала она и сразу вырубилась.
— Выглядит паршиво, — прокомментировал Трой. — Красивая девушка в вечернем платье валяется на грязном полу.
— Надо ковёр постелить, — сказал Леви, поднимаясь. Он взял Морган на руки и вернул на диван рядом со мной. — Так и что там с Сербией?
— Агент сообщила, что оттуда летит серийник и его пассия. Офелия Црнянская, также Радмила, и он — Дамьян Костич. Доки фальш на имя Айзека Берковица.
— И что она хочет? — спросил Трой.
— В группу их.
— Обоих? — удивился Цефей.
— Да, Офелия тоже.
— Два серийника что ли?
— Пока неясно. По данным она чистая. Но с чего ей быть с Дамьяном? Тоже мутная она, надо пробить их.
— Круто, — закатил глаза Цефей. — Нам ведь так не хватало этих двоих.
— Леви, — шикнула я. — Он хорош в своём деле. От тюрьмы откосил, дурку разгромил. Спец.
— Я не буду его пасти.
— Именно ты и будешь.
— Нет, только за этой… Как ее? Радмила? Какое идиотское имя!
— Леви! — вновь шикнула я. — Это сербское имя, перестань. Она наполовину англичанка, потому в Англии ее документы оформлены на имя Офелии Црнянской. Как я поняла, мать назвала ее Радмилой, а отец дал второе имя — Офелия. В целом она выходит Радмила Офелия Кинг-Црнянская.
Цефей рассмеялся:
— Ебать, прикольно! — Он почесал темя. — Я беру ее.
— Тогда я за Айзеком слежу, — кивнул Трой.
— О’кей, — согласилась я, — мы с Морган по докам и на связи с агентом.
— Ну вот и порешили типа! Когда прилетят?
— Через пять дней.
— ЛЕВИ ЦЕФЕЙ—
СПУСТЯ ДВЕ НЕДЕЛИ
— Да, малыха, привет, — я звонил Кассандре.
— Приветик, пупс, как дела?
— Да ниче, сижу в тачке. Новую купил, теперь на гелике гоняю.
— Прокатишь меня?
— Понятное дело! Иди пирог брей пока, я через часик заеду.
— Он уже бритый, тебя ждёт, пупс, — мурлыкала она. — Я купила классную смазку с перцем, она супер!
— Уже с кем-то попробовала? — нахмурился я.
— Ага, с Келли.
— С той, у которой под сиськами паук набит?
— Это сколопендра, да, с ней. Мы ножничками поиграли перед сном.
— Почему не позвонила?
— Некогда было, она мне куни делала. А потом я.
— Какая прелесть, — цокнул я. — Хоть бы видео сняли для меня.
— А мы сняли! — улыбнулась она. — Ща скину, смотри не кончи в штаны.
— Приберегу для тебя.
Уведомление о сообщении звякнуло перед ухом, и я зашел в чат с Кэсси. Она отправила пятиминутное видео, где Келли со сколопендрой под грудью умело закручивала клитор Кэсс языком. Моя любовница все еще висела на связи и хихикала там с Келли.
Они студентки, делили комнату общежития. Я встретил Кэсс на заправке, когда она покупала мороженое, и сразу понял, что хочу ее.
— Крошки, вы супер, — улыбнулся я. — Сегодня бери красотку Келли и едем ко мне.
— Я уже ревную.
— Тебя я буду драть грубее.
— Договорились. Эй, Леви, купи вина.
— Какого?
— Самого вкусного. С меня поцелуй.
— Тогда куплю самое дорогое ради твоего поцелуя. Кэ… — я замер, увидев силуэт в окне квартиры-мастерской. — Я перезвоню. Буду позже. Не теряюсь.
— Хорошо, пупс.
Тело, тощее и бледное, в одном нижнем белье и со связанными руками. Оно оттолкнулось и взлетело. Красиво и легко, так мне показалось из машины. Если в самоубийстве вообще есть эстетика. Она рухнула на клумбу с пышным кустом, а из окна высунулась голова мужчины с пилой в руке. Он быстро скрылся в потемках комнаты, и скоро выбежал из дома. С той же пилой под мышкой он схватил ее за волосы и потащил обратно в дом.
Я взял пистолет с глушителем и быстро подогнал машину к той милой парочке. Вышел, не закрывая дверь, и язвительно цокнул ее отцу:
— Ай-ай-ай, какие теплые семейные отношения! Ричард, вы замечательный отец, знали об этом?
Он стушевался и задергался, оглядываясь по сторонам.
— Ты кто?
— Да неважно, — улыбнулся я. — Пиздуй-ка ты обратно в свою халупу, пока я тебе мозги не вышиб, хуило.
Он бросил дочь и ускакал галопом в дом, я уверен, что почувствовал запах жидкого говна, стекающего по ногам. Обосрался, гнида. Агент была права, что семья нечистая. Этот Ричард тиран с видом добродушного. Неужто решил прирезать дочь?
Я присел к ней и перевернул лицом к себе, мягко отодвинул запутанные волосы с глаз. Кровь. Много крови. Разбитые губы, из которых шел пар слабого дыхания. Я разрезал проволоку и осмотрел запястья, истерзанные в кровь.
Она, эта таинственная и долгожданная Офелия, оказалась очень легкой. Я уложил ее на кресло сзади и, сняв с себя худи, накрыл грудь. Впервые видел ее вживую.
— «Чертовка», — усмехнулся я.
Скоро «Антихристы» наметили собрание ровно в полночь, и еще одно на рассвете. Я сверкал голым торсом, пока Морган зашивала бровь нашей гостьи. Заметил гантели Троя и решил убить время.
— Слабак, всего по пять кило, — цокнул я, зная, что Трой слышал.
— Леви, — шикнула Морган.
— Да что вы все шикаете-то! — нахмурился я.
— Потому что следи за языком, — пропела Эсфирь, листающая журнал и пьющая зеленый чай с какой то дополнительной травой.
— Ты там полынь пьешь что ли?
— Жасмин. Хорошая замена бурбону, Леви. Ты так сопьешься.
— Я знаю меру, не надо!
— Хорошо, не буду, милый мой, — она отправила воздушный поцелуй. Я его поймал. Подбежал и, обняв ее за шею, поцеловал в нос. — Да, и я тебя люблю, Леви.
Трой усмехнулся и, что удивительно, прыгнул к нам и повалил на диван. Чай впитывался в ковер, пока Немезида хохотала от моей щекотки, а Трой ржал по-лошадинному над ее красным лицом.
— Ребята, да вы издеваетесь! — шикнула недовольно Морган. — Захлопнитесь! У нее все херово, а вы фигней маетесь. Трой, ну ты-то..
— Прости, — сжал губы Стрелок. — Нужна помощь?
— Да, вызывай Ромеро, у нее голеностопный пипец. Таранная кость сломана, точнее, ее шейка. Ребра — труха.
— Пиздец, этот мудила ее чуть не убил, — скривился я.
— Ромеро точно справится в наших условиях? — неспокойно спросила Эсфирь. — Нельзя ее в больницу?
— Нельзя. Ты забыла, кто мы? — покачала головой Морган. — Точно, Ромеро мой наставник. Он мертвого живым сделает. Доктор медицинских наук, что уж тут. Он нас давно чинит, когда я бессильна.
— Хорошо, звоните.
Когда старик Ромеро прибыл, я успел съездить до магазина и купить его любимый алкоголь. Этот врач зашил мое пузо и сложил кишки обратно, когда «ковчеговец» решил меня убить.
— Йоу, Ромеро, мой любимый кореш-корешок, — я обнял его и похлопал по спине. — Держи, это моя благодарность, дружище. — Я протянул подарочный пакет. — Давно хотел заехать, да времени все не хватает.
Мне было известно, что старик, несмотря на профессию, зарабатывал копейки. Ему не хватало временами на оплату отопления или на бензин для старенькой Шевроле. Мне было жаль этого замечательного человека, может, потому что он был похож на моего деда.
— О-хо-хо, — удивился он, смущенно принимая пакет. — Леви, ей-богу, не надо было!
— Бери давай, я от всего сердца.
Да, там лежали сказочные суммы и виски. Я видел, как светлые глаза Ромеро покраснели и как-то неверяще взглянули на меня. Он обнял меня, а я снова глупо похлопал его по спине. Так неловко, когда обнимают искренне.
Оказалось, и Трой подготовил презент: он вручил нашему врачу какие-то элитные наручные часы.
Как и было уготовано, он починил Офелию, выпил с нами чаю и, обняв каждого, уехал чинить движок.
Странно заботиться о ком-то, обо мне никто не заботился. Только его облик гладил меня по спине, и столь знакомый взгляд поедал тело. Он брал меня сзади и говорил, что так делают все дети и их родители.
Я задумался, наверное, надолго. Эсфирь отправила меня чинить байк Морган, и я рассеянно схватился за инструменты.
— Порядок? — спросила Раэна позади меня. — Сам не свой.
— Да, — я привычно натянул идиотскую улыбку. Как она меня раздражала, эта фальшивая ухмылка. Так учила мать: улыбайся, даже если бьют. Кто улыбается, тот сильный. Папа же просто шутит, не говори никому, просто улыбайся, сынок.
— Починишь, а потом? — спросила Морган. Чуть зарделась.
— К Кэсс поеду.
— Вы до сих пор вместе?
— Типа того. А что?
— Да забей, — она махнула рукой, — хорошей ночи.
— Ага, спасибо.
— Эй, она пришла в себя! — прошептала Морган. — Пойдешь?
— Конечно! — я подорвался познакомиться с нашей новенькой. — Малыш, — крикнул я. Я ненавидел свою озорливость и ту напускную беспечность скомороха. Идиот. — Мы банда чертей..