Агата открывает гостиничный шкаф и несколько минут перебирает недавно разложенную одежду. Влажная после душа кожа быстро высыхает. Определившись, Агата кивает сама себе, надевает трусики и натягивает белую майку прямо на голое тело. Закрыв шкаф, она глядит на своё отражение в дверце.
Молодая брюнетка, длинные волосы собраны в хвост. Симпатичное личико, серые глаза, точёная фигурка. Кажется хрупкой, но это обманчивое впечатление.
Несколько лет тренировок за плечами. Айкидо, карате, с детства любимое тхэквондо. Тренеры в один голос хвалили её ноги, быстрые и точные. Это было ещё в родной Праге, в школе и университете. Уже в Агентстве её научили, как применять всё, что она умеет, в реальной ситуации, а не в спортзале.
Она прошла психологическую подготовку. Там, на полигоне Агентства, моделировали сложные ситуации, которые сломали бы обычного человека. Агент Агата Горак в свои двадцать три года знает и умеет достаточно, чтобы справиться с сегодняшним заданием.
Но всё же руки слегка немеют, и заходится что-то в груди при мысли, что сегодня она окажется наедине с боссом Синдиката. Что сегодня всё будет зависеть только от неё. Что её никто не будет прикрывать.
И что это её первая самостоятельная акция. Она будет работать одна. Никого не обеспечит отход, если что-то пойдёт не так.
— Ты всё можешь, — говорит она своему отражению. — Работа в Агентстве — лучший шанс в твоей жизни. Лучший шанс сделать что-то в жизни.
Действительно, о чём ещё может мечтать отличница и спортсменка, гордость хорошей семьи? Принести пользу всем, кому только можно. А здесь она помогает свалить Синдикат, и от этого станет лучше целой стране — а может, и всему миру.
Она натягивает короткие чёрные шортики, крутится по номеру, собираясь. Агата Горак — секретный агент секретной организации. Кто бы думал, что простая девчонка из Чехии добьётся такого? Прямо Джеймс Бонд в юбке.
Правда, киношному спецагенту не приходилось прокладывать себе путь к цели через постель. А для Агаты секс — часть работы. У всех агентов так. Это вдалбливали в головы новичкам с самых первых дней на полигоне Агентства, в «школе для пташек». Но для Агаты этот аспект никогда не был проблемой. Даже наоборот.
Разве она виновата, что любит секс? Тяга к постельным утехам никогда не вязалась с её образом отличницы и спортсменки. Зато очень подходит секретному агенту.
А ещё Джеймс Бонд стреляет без промаха. А вот у Агаты со стрельбой всё очень плохо. Ногой она может попасть куда угодно с первого раза. Из пистолета — только если очень повезёт.
Хотя, как успела понять Агата, в Агентстве стреляют чаще всего специально привлечённые оперативники. А агенты выполняют свои задачи более тонкими способами. Втершись в доверие, соблазнив, обольстив. Переспав. Так что стрелять и не нужно.
Подкрашиваясь и прихорашиваясь, Агата напевает себе под нос, вторя песне по радио. Песенка дурацкая, и она тоже ведёт себя подчёркнуто легкомысленно. Всё ради того, чтобы заглушить тревогу.
Потому что это задание опасно.
— Только если он меня раскроет, — говорит она сама себе нарочито беззаботным тоном, и звук собственного голоса её успокаивает. — Только если раскроет. А ведь мне придётся перед ним раскрыться… в другом смысле.
Она усмехается двусмысленности собственной фразы. В голове пробегают мысли о том, что секса у неё не было уже целых две недели, и это много. А сегодня, судя по всему, засушливый период закончится.
Внизу живота начинает пульсировать. Возбуждение и предчувствие опасности смешиваются в странный будоражащий коктейль. Он очень заводит.
Руки снова немеют. Агата встряхивает пальцами и убирает визитку в сумочку. Осталось собрать самое важное.
Агата кладёт в сумочку маленькие скрытые камеры — они похожи на бусины, каждая чуть крупнее ногтя, поблёскивает малюсенький объектив. Стоит только прижать такую к любой твёрдой поверхности, и она сразу же прилипнет, и будет передавать и видео, и звук прямо Бенуа.
Подумав, бросает в сумочку наручники. Её задача сегодня — втереться в доверие к Надиви, понравиться ему, а не задерживать. Но если вдруг представится удобный случай, то наручники пригодятся.
Вместо своего обычного телефона она берёт с собой тот, на котором нет специального мессенджера со сложным паролем. А в списке контактов нет Лоры Бенуа ни под одним из её имён.
Пора ехать. Всё собрано. Она готова к своему первому самостоятельному заданию.
Глянув в зеркало ещё раз, Агата выбегает из квартиры.
***
Когда такси привозит её на место встречи, она уже не волнуется. Самая нервная часть как раз перед тем, как приходит время действовать. Совсем как на тренингах.
На дорогу неспешно выезжает шикарный белый лимузин. Агата видела такие лишь на церемониях награждений: из них кинозвёзды выходят на красную дорожку. У Агаты захватывает дух, когда лимузин останавливается рядом с ней. Открывается дверь, в лицо ей дышит прохлада, напоённая тонкими ароматами парфюма и дорогого алкоголя.
— Привет, красотка, — говорит Надиви. — Садись.
Он смотрит на неё с уверенной улыбкой, прикрыв глаза. По его взгляду понятно: он ни на миг не сомневается, что она поедет с ним. Агата садится напротив него, и лимузин мягко трогается с места.
Джебхуз Надиви вальяжно развалился на сиденье, широко расставив ноги в стороны. На нём дорогие джинсы, кожаные туфли, майка, подчёркивающая мускулатуру. Продюсер, плейбой и меценат. И порнограф. И бандит. Всё в одном лице. Агата смущённо улыбается ему, прижимая сумочку к бедру.
— Тебя зовут Агата, да? — говорит он небрежно, разглядывая её. — Хочешь выпить?
Он тянется к мини-бару и наливает виски в два бокала. Агата выпивает залпом, едва не закашлявшись. Он усмехается, и его грубоватые черты вдруг становятся очень обаятельными.
Невозможно представить, будто он замешан в каком-то криминале. Он снимает порно, да, но в некоторых странах это вполне законно. А Синдикат… может, Надиви лишь косвенно связан с ним. Может, это она и должна выяснить?
— Знаешь, Агата, я не люблю долгие беседы, — говорит Надиви. — Я человек действия. А ты, по словам твоего преподавателя в художке, девочка смышлёная. Ты наверняка понимаешь, и что я тебе предложу.
— У меня есть кое-какие мысли на этот счёт, — Агата игриво улыбается ему. — Но вдруг я не права? Скажите как есть. Вы ведь такой… откровенный.
Она проходится по его телу таким взглядом, от которого покраснела бы и статуя. Надиви довольно ухмыляется.
— Порно, — говорит он, глядя Агате в глаза. — Ты ведь об этом подумала, правда? Ты верно угадала.
Агата притворно охает, изображая удивление. У неё на лбу выступает вполне настоящий пот. По телу пробегает волна возбуждения.
Надиви не сводит с неё глаз, и Агата вдруг предельно остро ощущает — она всего в шаге от того, чтобы ему отдаться.
— Ну, я не знаю… — она хлопает ресницами, глядит в сторону, изображая невинность. Она уже успела понять — такое мужчинам нравится.
— Не волнуйся. Я предлагаю тебе не дешёвую порнушку с бюджетом в бутылку пива. Будет хорошая студия, профессиональная команда, все условия. Отличный секс прилагается.
— Вы очень прямой, — двусмысленно произносит Агата, бросая взгляды на его пах.
— Ты ещё не знаешь, насколько, — он усмехается, проследив, куда она смотрит.
От него исходит уверенность. Он ничуть не стесняется того, чем зарабатывает на жизнь. А пропитавшее воздух сексуальное напряжение будто питает его, делая ещё увереннее и притягательнее. Его откровенность и уверенность превращаются в сумасшедший магнетизм.
Разве такой открытый человек может быть опасен?
— А ещё у тебя появятся полезные знакомства, — вкрадчиво продолжает Надиви. — Влиятельные люди — такие, которые могут устроить карьеру не только во взрослом кино. Клаудия Антонелли после нескольких фильмов стала телеведущей. Вирджиния Никс, завершив карьеру, пишет книжки. Чёрт, да даже Сандра Буллок начинала с порно.
— А сколько я буду зарабатывать? — спрашивает Агата, хотя думает совсем не об этом.
— Зависит только от тебя. Заработать в этой профессии можно по-разному. Сначала будут только деньги от съёмок, но потом, когда о тебе узнают, будет подработка. Заказы от состоятельных клиентов на эксклюзивное видео.
— Ну это как-то… — мнётся она.
— Да брось. Даже голливудские звёзды это делают. Если хочешь, скажу тебе прямо сейчас, сколько стоит ночь с Джессикой Альбой или с Фассбендером, — он берётся за смартфон.
— То есть я буду как звезда Голливуда, — с туманной улыбкой тянет Агата.
— И зарабатывать ты будешь не меньше.
— И что мне нужно будет сделать, чтобы, ну… начать карьеру?
— Нужно показать, что ты умеешь.
Он манит Агату пальцем. Её не нужно просить дважды. Она подаётся к нему и оказывается в крепких объятьях. Её губы приоткрываются сами собой, и он впивается в них жарким поцелуем.
Агату пробивает возбуждающий ток. Как ей этого не хватало! Мужчина. Его губы, жадные и страстные. Его руки ласкают, гладят, мнут. Невозможно думать — слишком хорошо. А дальше будет ещё лучше.
Оторвавшись от неё, он мягко, но требовательно надавливает ей на плечи, и она безошибочно угадывает его желание, опускается на пол между его расставленных коленей и нетерпеливо расстёгивает ему ширинку. Он чуть приподнимается, давая приспустить джинсы. Белья на нём нет. Агате чуть ли не в лицо выскакивает упругий мужской орган. Она наклоняется и смыкает губы вокруг набухшей плоти.
— Да-а-а… — слышит она полный блаженства стон, и он звучит как лучший комплимент.
Никакого стыда. Никакой неловкости от того, что она вот так ласкает мужчину, с которым почти не знакома. Ей это нужно. Это не работа, не задание. Она хотела этого последние несколько дней. А теперь она наконец-то получает то, что хочет.
У неё всё выходит легко, естественно, с неподдельной страстью. Плавно двигая головой вверх-вниз, Агата чувствует, как у неё внизу всё намокает.
Не отрываясь, она заглядывает Надиви в лицо. Он наблюдает за тем, что она делает, его губы расплылись в ухмылке. Иногда он поглядывает куда-то Агате за спину.
— Хватит, — он слегка отталкивает её и застёгивает штаны. Агата на мгновение чувствует себя так, будто у неё отобрали любимую игрушку.
Лимузин плавно останавливается. Утирая лицо и сглатывая, Агата замечает в окошке перегородки краешек зеркала заднего вида. В нём отражаются глаза водителя. Заметив взгляд Агаты, он быстро отворачивается.
— Идём, — Надиви, уже стоя снаружи, галантно подаёт ей руку, и Агата выходит под солнце.
Машина привезла их к большому двухэтажному дому, очень современному на вид. Зелёная лужайка сверкает глянцевой, будто пластмассовой травой. У гаража с чистенькими рольставнями сверкает ярко-жёлтый «Ламборгини».
Лимузин в два приёма разворачивается. Водитель поглядывает на Агату, и та ожидает увидеть в его лице смущение, осуждение — ей такое всегда нравилось, от этого она каждый раз чувствовала себя свободной, раскрепощённой до распутности, желанной и обольстительной — но в его глазах только тревога.
Машина уезжает в сторону города. Надиви берёт Агату за руку и ведёт за собой. Он улыбается ей — высокий, мускулистый, уверенный, с привлекательно жёстким лицом. Тревога Агаты тает в лучах его улыбки. Поднимаясь по ступенькам, она думает уже лишь о том, как будет с ним в постели.
Вилла Надиви роскошна. Агата старается смотреть на всё взглядом профессионала, отмечать все детали, но её прямо трясёт от возбуждения.
Это хорошо, что он сразу перешёл к сексу. Очень удачно будет, если получится его измотать поскорее, чтобы он заснул прямо в постели. Тогда будет время пройтись по его вилле. И оставить камеры где только можно.
Но сначала она получит своё удовольствие сполна.
Агата набрасывается на него прямо в фойе. У неё захватывает дух от того, как сильно он прижимает её к себе. Надиви впивается ей в шею, избегая целовать её в губы.
Он подхватывает её за подмышки, разворачивает спиной и сдёргивает с неё шорты вместе с трусиками. Слышится шорох разрываемого полиэтиленового пакетика, и, повернув голову, Агата видит, как он раскатывает презерватив по внушительному мужскому достоинству. Крепко взяв её за бёдра, он напирает на неё; девичья плоть сопротивляется всего секунду, и он легко проскальзывает в неё — там, внизу, она вся мокрая.
Агата охает от смеси боли и острого удовольствия. Он огромный, но ей сейчас именно это и нужно.
Грубые толчки. Шлепки бёдер по ягодицам. Он не останавливается ни на секунду, то держа её за бёдра, то отпуская; иногда он шлёпает её ладонями по попке так, что внутри всё сжимается, стискивая его напряжённую плоть; Он движется в ней в бешеном темпе, входит и выходит, упруго ударяя во что-то внутри, каждым толчком выбивая из неё хриплый стон.
Вот оно. Вот чего хотелось все эти дни. Вот оно, прямо сейчас.
Агата выгибается, стонет всё громче. Неистовые толчки сзади пробивают током всё тело, сладкое напряжение накапливается и наконец разряжается ослепительной вспышкой. Тело немеет в сладкой истоме, а волны наслаждения накатывают одна за другой.
Не останавливаясь, он вдруг отпускает её, и она подаётся назад сама, к нему, желая только одного — ещё, ещё, ещё. Он сбивается с ритма, будто отвлёкшись на что-то. Агата поворачивает голову, чтобы посмотреть на него, но тут же ей на плечо ложится большая ладонь, пригибая её вниз и вжимая лбом в диван. Держа Агату одной рукой, он снова принимается хлёстко вколачивать в неё свой инструмент наслаждений, и она тут же забывает обо всём. Через пару минут на неё накатывает снова, и сквозь экстаз она чувствует, как он разряжается внутри неё.
Он отпускает Агату, и она падает на диван. Тело будто незримо вибрирует, исходя сладкой негой. Она поворачивается к нему, глядит с пьяной улыбкой, тяжело дыша. Его тело всё блестит от пота — мускулистое, сексуальное, распалённое. Он довольно скалится, глядя на неё сверху вниз, и наглая улыбка ему очень идёт.
— А ты хороша, — говорит он, и Агата довольно улыбается.
Вот оно, удовольствие от работы. Но и об обязательной части дела тоже не стоит забывать.
— У тебя наверняка много таких, как я, — при этой мысли Агате отчего-то становится обидно.
— Ты оказалась особенной, — усмехается он. — Сколько бы у меня ни было, ты сумела меня удивить.
Мысленно Агата тут же одёргивает себя. Какое ей дело, сколько у него девушек? Он просто объект слежки, не более того.
Или уже не совсем? Он такой необычный. Необузданная сексуальность, уверенность и сила, и затаённая опасность — всё это смешивается в дурманящий коктейль. Агата никогда раньше не испытывала ничего подобного. К низу живота приливает кровь. Там всё снова жаждет мужских прикосновений.
Она с некоторым усилием отводит от него глаза и бросает взгляд на сумочку. Молния застёгнута только наполовину — вроде бы Агата никогда так не делала.
Наверное, просто не обратила внимания, когда собиралась в спешке.
— Пойдём, искупаемся, — произносит Надиви. — У меня есть бассейн.
— У меня нет купальника, — говорит Агата.
— Он тебе не нужен.
Он поднимается с дивана, берёт её за руку и рывком ставит на ноги. Рассмеявшись, она стягивает с себя мокрую от пота майку, скидывает босоножки и предстаёт перед ним нагишом. Он на голову выше неё, рядом с ним она чувствует себя совсем юной и хрупкой.
— Нравятся мне, когда девочки умеют просто ловить кайф без задней мысли, — говорит он.
Он хлопает её по заду, сжимает ей ягодицу, увлекая за собой вглубь дома. Притворно ойкнув, она идёт рядом, прижимаясь к его бедру.
Можно ведь позволить себе и ещё немного удовольствия.
Бассейн большой, почти как в спортивном комплексе. Сквозь затемнённую крышу видно небо. Здесь светло, гулким эхом разносятся шлепки босых пяток по тёплому кафелю.
Надиви ныряет и плывёт, вздымая воду мощными гребками. Плывёт он немного странно, не разжимая кулаков.
Агата рыбкой бросается в воду и устремляется за ним, наслаждаясь тем, как прохладная вода остужает разгорячённую кожу.
Надиви садится на бортик, свесив ноги в воду. Агате вдруг нестерпимо хочется его ещё раз, да так, что между ног всё начинает пульсировать.
Она подплывает к нему, игриво смотрит то ему в глаза, то на его мужскую гордость. Надиви разводит колени пошире, и она обхватывает его за бёдра, болтая ногами в воде. Она целует его живот, пах, подбирается к его достоинству всё ближе, поглядывая ему в лицо.
Его взгляд вдруг становится жёстким. На губах появляется издевательская ухмылка. Он протягивает Агате кулак и медленно разжимает пальцы.
На его ладони россыпь маленьких камер, которые так легко спрятать в чужом доме.
Она хочет отпрянуть, но он резко сдавливает ей голову бёдрами. Оттолкнувшись, он спрыгивает в воду, сталкивая Агату и утаскивая вместе с собой на дно. Зажав её голову, он не даёт ей всплыть. Она барахтается, пытаясь достать его ногой по голове, но только бьётся коленями и ступнями о бортик.
В глазах темнеет. Лёгкие жжёт. Невозможно вырваться из стальной хватки бёдер.
И вдруг Агата освобождается. Инстинктивно бросается прочь, отчаянно загребая воду руками, оглядываясь и ничего не видя из-за брызг. И когда она уже верит, что ей удастся выскочить из бассейна, убежать, тяжёлая рука вцепляется ей в волосы, приподнимает и с размаха опускает в воду.
Он держит её под водой. Она не видит его — он где-то за её спиной. Она барахтается, но он слишком сильный, намного сильнее её — он удерживает её всего одной рукой, а она только и может, что сучить ногами, вцепившись в его кисть обеими руками, чтобы он не выдрал ей волосы. Когда она уже уверена, что сейчас задохнётся, её тянет её наверх. Она жадно хватает ртом воздух, и он снова топит её.
Борьба, подступающее удушье — и он опять вытягивает её на поверхность, даёт вдохнуть и вталкивает в воду. Всё повторяется несколько раз, а потом он, остервенев, рвёт её за волосы, так что она запрокидывается назад, и после рывком шарахает её головой в воду, а потом ещё и ещё, и ещё — так котёнка тыкают носом в молоко. Он яростно лупит её об воду, треплет словно куклу, а она захлёбывается, уже ничего не видя и не понимая, где верх, где низ.
Постепенно Агата понимает, что бешеные рывки прекратились. Она висит на его руке, вцепившись в его запястье, а он крепко держит её за волосы. Агата жадно дышит и кашляет от попавшей в горло воды. У неё уже нет сил бороться.
— Не вздумай сопротивляться, сучка, — шипит он ей в ухо. — Пойдём-ка в спальню.
Он выбирается из бассейна и вытаскивает её, грубо толкнув на пол. Агата всё ещё кашляет, пытаясь прийти в себя, но он не даёт отдышаться, хватает за шею и тащит за собой.
Его руки словно клещи. Агате едва удаётся дышать. В глазах темнеет, мелькают ступеньки, когда он ведёт её наверх.
Он толкает её на кровать лицом вниз, садится сверху и заставляет завести руки за спину. Что-то щёлкает. Запястья сдавливают кольца наручников.
— Так и лежи. Перевернёшься — убью.
Он отходит и что-то делает рядом с кроватью.
— Ты из Интерпола, да, тварь? — спрашивает он. — Вы что-то часто стали вставлять нам палки в колёса. Ну а теперь я тебе буду вставлять, — он гадко усмехается. — И в этот раз приятно не будет.
Повернув голову, Агата краем глаза видит у кровати установленную на штативе видеокамеру — похоже, она уже стояла здесь с самого начала.
— Любишь камеры, да? — спрашивает он, ухмыляясь. — Сейчас ты станешь звездой экрана. Хоть и ненадолго.
Вынув из ящика тюбик лубриканта, Надиви приближается к Агате.
Он наваливается, не давая пошевелиться, и коленями разводит ей ноги. Она чувствует, как ей между ягодиц льётся густая маслянистая жидкость.
Член упирается Агате в зад и грубо втискивается внутрь. Агата обещает себе не кричать, но он такой огромный, что она вопит в голос. Надиви мерзко смеётся, насилуя её.
Это продолжается очень долго. Кровать сотрясается от мощных толчков. Сквозь слёзы Агата видит красный огонёк работающей камеры.
***
Куратор отводит взгляд от экрана и устало потирает шею. Нужно сделать перерыв. Как бы там ни было, не стоит столько работать. Себя следует уважать.
Он переодевается в неброский, но дорогой костюм и выходит на улицу. В кафе за углом в этот час почти никого, и сегодня там тоже немноголюдно. Куратор садится за любимый столик, и официант тут же спешит к нему. Сделав заказ, он берёт оставленную официантом свежую газету и пробегает взглядом заголовки.
«Совет безопасности ООН выразил обеспокоенность ситуацией в Ревалии». «Сепаратисты не одни». «Слова поддержки ревалийским борцам за свободу».
Куратор оглядывает улицу. Тихо, как и бывает в ленивый будничный полдень. Проходящая мимо женщина ловит его взгляд и улыбается ему. Он отвечает ей вежливой улыбкой и возвращается к чтению.
Бумажная, настоящая газета по-прежнему приятнее веб-страниц и электронных документов. Похоже, с возрастом менять привычки всё труднее.
Официант приносит кофе и круассаны. Куратор откладывает газету и делает неторопливый глоток, смакуя напиток. Как и всегда, кофе здесь чудесный.
***
Когда он наконец слезает с неё, Агата лежит, не шевелясь и тихо всхлипывая. Это продолжалось долго. Больно до оцепенения. Агате больше всего хочется уснуть, а проснувшись, понять, что это был всего лишь кошмар.
Надиви садится на кровати и вытирает ладонью потное лицо. Поводив мутным взглядом, он встаёт, пошатываясь, идёт к камере и выключает её.
То, что будет дальше, он снимать не хочет.
Агата переворачивается на спину и скованными руками подтягивает под себя тюбик с лубрикантом. Колпачок открыт, жидкость выдавливается легко. Стараясь поменьше шевелиться, Агата размазывает её по правому запястью.
Надиви залезает на кровать и встаёт над Агатой в полный рост. Его взгляд не сулит ничего хорошего.
— Игры кончились. Пора спать, сука.
Глаза похотливой мрази превращаются в глаза убийцы. Агата, уже не скрываясь, ёрзает и рвётся. Она чувствует, как с её правого запястья слезает кожа.
Надиви наклоняется к ней и тянется к её шее.
Извернувшись, Агата выдёргивает правую руку из кольца наручников и изо всех сил бьёт ребром ладони ему между ног, прямо по болтающейся мошонке. Удар такой сильный, что обмякший конец подскакивает.
Надиви сдавленно вякает и содрогается всем телом. Агата пытается вскочить, но он быстро приходит в себя и хватает её за горло одной рукой — другую он не может отнять от отбитых яиц — и вжимает Агату в матрас.
Схватив его за предплечье, Агата подтягивает под себя ноги, сжимается в клубок, а потом резко вытягивается, сдавив бёдрами его шею, и вместе с собой заваливает его на бок, туда, где у него нет никакой точки опоры. Перевернувшись, она садится на него сверху. Его голова зажата у неё между ног.
Размахнувшись, Агата изо всех сил лупит его кулаком в лицо.
На тренировках после такого захвата с переворотом следовал чисто формальный добивающий удар, всего один. Но сейчас Агата молотит противника с таким остервенением, что кровь из его расквашенного носа брызжет ей на бёдра.
Опомнившись, она вскакивает и бросается прочь от кровати. Тяжёлая рука ложится ей на плечо, и она заученно разворачивается, сбрасывая хват, успевает увидеть осоловелые глаза и, не думая, с разворота бьёт его ногой в лицо, попав точно в челюсть. Надиви падает обратно на кровать.
Агата кидается к камере и начинает снимать её со штатива. Руки не слушаются, никак не получается разобраться с креплением. За спиной грохает что-то тяжёлое, и Агата подскакивает на месте, готовая бежать — но, развернувшись, видит, что Надиви свалился с кровати на пол.
Она замирает на месте. Мужчина не шевелится. Правильно сейчас связать его чем-нибудь, хоть проводом от камеры, а потом найти свою сумочку с ключами от наручников и заковать его, как и было предусмотрено на крайний случай. Но слишком страшно.
Страшно подойти к нему. Страшно, что он очнётся и опять схватит её. Её учили драться, учили задерживать, обезвреживать — но это всё было там, в безопасных тренировочных залах, на полигонах, а сейчас она здесь, голая, изнасилованная, едва не убитая и очень, очень уязвимая.
Надиви невнятно мычит и упирается руками в пол, пытаясь встать. Агата срывает камеру с креплений, сбегает по ступенькам вниз, хватает с тумбочки автомобильные ключи и вылетает на улицу. Заскочив в «Ламборгини», она вылетает из ворот и несётся по дороге. Она не думает, куда едет, стремясь оказаться как можно дальше от виллы, от отвратительной комнаты, от гадкой постели. На шее грубая рука. В лёгких будто полно воды.
— В больницу, — слова вылетают с истеричным всхлипом. — Мне надо в больницу.
Её трясёт. Руль едва не вылетает из рук. Самообладания хватает ровно на то, чтобы выбирать правильные повороты, ведущие к городской больнице.
***
Маоро Левиони перебирает медкарты, печатает направления, заносит информацию в компьютер, изредка поглядывая на больничный холл. Обычные дела работника регистратуры. Обычный день в больнице. Снуют туда-сюда пациенты. Встревоженные лица, нездоровый цвет лиц — у этого полопались капилляры на носу, этого весь отёчный, у того, наверно, что-то с печенью — он весь жёлтый. Забинтованные руки и ноги, выглядывающий из неловко натянутой одежды гипс, костыли и каталки — обычное дело, в больнице есть и травматология, и хирургия, и стационар.
Маоро уже давно равнодушен к чужой боли. Любой черствеет на этой работе, кто-то раньше, кто-то позже. По его наблюдениям, для этого в среднем нужен год.
Все эти люди, движущиеся в холле больницы, и сами равнодушны друг к другу. Спорят из-за места в очереди, ругаются, если кто-то пытается пройти к врачу без записи. Чем сильнее собственная боль, тем безразличней чужая.
Что-то происходит здесь. Что-то неуловимое, но достаточно необычное, что способно нарушить озабоченное движение в холле. Люди останавливаются, их лица вытягиваются. Они обращают взгляды в одну и ту же сторону. Ко входу.
На девушке ничего, кроме расстёгнутых светлых шорт. Дрожа и спотыкаясь, она идёт босиком, прикрывая предплечьем голую грудь, другой рукой сжимая видеокамеру. Косметика у неё расплылась, лицо заплаканное, хоть и красивое. Пациенты шарахаются от неё.
Шатаясь, она идёт к стойке регистратуры.
Опомнившись, Маоро звонит, вызывая санитара и врача из кабинета скорой помощи, а потом бросается к девушке, на ходу скидывая с себя халат.
— Помогите, — говорит ему девушка. — Помогите мне.
Её всю трясёт. Маоро накидывает халат ей на плечи, пытается взять у неё камеру, но она крепко прижимает её к груди — как потерявшийся ребёнок прижимает к себе игрушку.
Только сейчас Маоро замечает, что одно запястье у неё ободрано в кровь, а на другом болтаются наручники.
— Всё хорошо, — говорит он, усаживая её на мигом освободившуюся скамейку. — Вы в безопасности. Вас никто не тронет.
Она садится, сжавшись в позе эмбриона. Её всю колотит.