Снова аукцион. Наташа на балконе, сцена перед ней. В свете прожекторов девушка внизу беззащитна. Поднеся бинокль к глазам, Наташа-распорядительница рассматривает её оценивающим взглядом.
Наташа-на-сцене запрокидывает голову и, болезненно щурясь от света прожекторов, пытается рассмотреть девушку на балконе. Её лица не разобрать. Видно только, что у неё в руках бинокль.
За её спиной тёмный силуэт. Там мужчина в костюме, стоит в тени. Заметно только, что у него густые волосы. Всегда, когда она видела его, он выглядел так, будто только что вышел от лучшего парижского парикмахера.
Мужчина направляет руку Наташи-распорядительницы, и та подносит к губам микрофон. Он шепчет ей в ухо одно короткое слово, и она послушно повторяет:
— Продано.
Сжавшаяся на сцене Наташа-товар переводит взгляд на зал. Молчаливые люди в креслах смотрят вниз, на Наташу. У них всех одно лицо.
— Почему? — хрипят они в унисон. В ладони Наташи что-то тяжелеет, а когда она опускает глаза, то видит у себя в пальцах пистолет.
— Почему? — повторяют они. Наташа хочет ответить, но ей нечего сказать.
— Почему? — вопрошают мертвецы. Наташа поднимает руку, машинально целится и стреляет в Хаггарта. Слёзы текут по её щекам и капают с подбородка.
Она просыпается в слезах — уже в настоящих, не приснившихся — и долго сидит на кровати, прижав ладони к лицу и тяжело дыша. Ещё один кошмар. Теперь они снятся уже постоянно. Один и тот же сон, одни и те же лица.
Наташа встаёт и, не одевшись, идёт по вилле. Посреди большого зала постель, полная обнажённых тел. Женщины разные — белая, азиатка, мулатка. Среди них раскинулась чёрная фигура доктора Мабуши.
Сегодня Наташа не с ним. Но она бывала здесь уже много раз. Кажется правильным подойти и нырнуть в объятья атласных покрывал, к тёплым податливым телам. Кажется, что её место там.
Она провела здесь уже несколько дней. Невозможно сказать, сколько именно. Когда она пытается вспомнить, всё сливается в один калейдоскоп наслаждений, в бесконечную оргию и наркотический трип — всё вперемешку, всё сразу. Воспоминания обрывочные и все приторно-сладкие. От них становится тошно.
Всё так же, голой, она выходит на балкон. На воздухе холодно, вилла на скале, и от морского ветра зябко, но сейчас Наташе лучше так — холод хотя бы перебивает ощущение невидимой грязи на коже. Дремлют во мраке извилистые линии живых изгородей. В свете фонарей проплывают фигуры охранников. Кажется, будто их красные рубашки залиты кровью.
Наташа перепрыгивает через перила и босиком идёт по траве.
Ветер треплет ей волосы. Море шумит, волны разбиваются об утёс, близ которого доктор построил свою виллу. Наверное, скоро будет шторм.
Беседка на самом верху утёса, у обрыва. Ноги сами несут туда.
Внутри пахнет сигаретным дымом. Запах табака впитался в дерево навеса, его не выгоняет даже ветер. Доски под босыми пятками грязные, но незримая грязь на коже куда противней. Наташа кладёт ладони на перила, наклоняется и вглядывается в бушующую бездну.
Волны налетают на утёс, разбиваются в пену. В воде кружится тело мужчины, пробитое пулями. Его лицо Наташа различает даже отсюда.
— Я хотела выйти из-под контроля, — тихо говорит она мёртвому Хаггарту. — Хотела быть собой, чтобы никто не приказывал. А попала из одних рук в другие. По-другому что, не бывает?
Она зажмуривается, подаётся вперёд и теряет равновесие. Под ногами больше нет досок — она летит. Через мгновение она врежется в воду. И, наконец, очистится.
Кто-то усмехается за спиной. Распахнув глаза, Наташа понимает, что всё ещё стоит, схватившись за перила. Обернувшись, она видит охранника в красной рубашке. Он, не скрываясь, разглядывает её.
— Ещё одна, — он равнодушно кивает.
— Что? — спрашивает она, не узнавая собственный голос. — О чём вы?
— Да ни о чём, — он рассеянно машет рукой. — Просто это мой пост. Повадились убиваться на этой скале, будто других мест нет.
Он смотрит на Наташу с абсолютным равнодушием, как на красивую вещь. Его лицо всё больше кажется ей знакомым.
— Ладно, я пока там покурю. У вас это обычно быстро получается.
Он отворачивается и уходит. А Наташа наконец вспоминает, где именно его видела.
Сломанные уши, расплющенное лицо — тот самый, который заходил с обыском на яхту. Только тогда на нём была не красная рубашка, а полицейская форма. Наташа сползает на покрытый песком пол и сидит, обхватив колени и раскачиваясь.
Все те копы на яхте были подставными. На самом деле у Наташи тогда не было никакого выбора. Если бы она решила арестовать Мабуши, её бы убили прямо на яхте. Именно поэтому они с Мабуши и вышли тогда в море — чтобы она была у них в руках, чтобы ей некуда было деться. Чтобы не было свидетелей. Яхта просто отошла бы подальше от берега, и никто не увидел бы, как с борта сбросили в воду тело белой девушки двадцати трёх лет.
Может, её труп вынесло бы на берег так же, как тех, о ком потом пишут в местных новостях.
В самом деле, что происходит с теми, кто наскучил доктору? Не потому ли эта беседка стоит здесь? Из неё так удобно падать…
Доктор играл ею всё время. Вся свобода, которую он будто бы дал — ненастоящая. На самом деле она каждую секунду была в его руках. И сейчас тоже.
Наташа перегибается через перила — достаточно порыва ветра, чтобы полететь вниз. Спиной она чувствует невидимые нити, удерживающие её навесу. Нити в пальцах кукловодов.
Внутри разгорается злость — такая, что Наташе уже не холодно. Теперь она вся сгорает от внутреннего огня.
В одном из окон виллы зажигается свет — на втором этаже, в кабинете Мабуши. Видимо, доктор проснулся и решил поразмышлять среди ночи, отдохнуть от плотских утех.
Он всегда поступает так, как хочет. И все вокруг делают то, чего хочет он. А если они не согласны, от них можно избавиться. Так, гениальный доктор Мабуши?
Наташа переводит взгляд на охранника со сломанными ушами. Винтовка «Steyr AUG A3» на его плече знакома как старая подруга. Руки вдруг очень отчётливо вспоминают её вес. Плечо начинает зудеть, словно от отдачи.
Не только доктору Мабуши можно делать то, что хочется.