Море огромно. Если смотреть вперёд, видно только синюю даль, соединяющуюся с таким же синим небом. Наташа уже видела море и раньше, но сейчас оно завораживает.
Плавно качается палуба под ногами. За спиной шумит берег. Пляж полон загорающих, и, оглянувшись, Наташа может даже разглядеть их лица. С жужжанием носятся гидроциклы, слышен весёлый визг от облепленного людьми «банана».
Вдоль берега неспешно курсирует какой-то катер — небольшой, белый, очертаниями напоминающий армейский патрульный. Наташа старается не обращать на него внимания.
Она глядит вдаль, на далёкую кромку горизонта. В голове постепенно проясняется, будто выветривается туман, едва уловимый, сладкий до приторности. Он окутал сознание так незаметно, что стал виден только сейчас, под ярким солнцем, в этой лазури без конца и края.
— У меня для тебя кое-что есть, — говорит Мабуши, обняв её сзади.
Он подошёл неслышно. Только что его не было, и вот он уже здесь. Наташа смотрит ему в глаза, и он кажется ей не человеком даже, а вечным духом, обретшим плоть средоточием мирового знания.
— Пойдём в рубку, — говорит он, увлекая её за собой.
Это его яхта. Не взятая напрокат, как сначала думала Наташа. Это его собственность.
Наверно, ему принадлежит всё, что есть вокруг. И всё, чего он касается, сразу же становится его собственностью.
Оказавшись в рубке, Мабуши запускает руку под приборную панель и извлекает небольшую шкатулку из лакированного дерева. Внутри обнаруживаются две ложечки — и голубовато-изумрудный порошок в углублении.
— Что это? — спрашивает Наташа, чувствуя, как глубоко внутри ворочается нехорошее подозрение.
— Тебе понравится, — говорит Мабуши.
Он берёт немного порошка на кончик ложки и подносит к губам Наташи. Она чуть отстраняется.
— Это лучше, чем кокаин, — говорит он. — Чистая эйфория и при этом ясность мыслей. И зависимость не сильнее, чем от кофе.
Наташа медлит, глядя то на доктора, то на шкатулку, то на ложку в его пальцах.
— Попробуй, — в голосе Мабуши проявляется настойчивость. — Я так хочу. Доверься мне.
Его взгляд гипнотизирует. Ему невозможно не подчиниться.
Наташа ловит губами ложку и погружает кончик языка в порошок. Сладко, похоже на сахарную пудру. Мабуши удовлетворённо улыбается.
У Наташи подскакивает пульс. Она раскрывает рот, глотая воздух. Всё вдруг наливается яркими красками, по телу растекается чистое удовольствие. Звуки сливаются в единую волну, но всё перекрывает колотящий в уши стук сердца.
Всё быстро проходит. Наташе кажется, будто она только что испытала нечто похожее на краткий оргазм.
— Хочешь ещё? — спрашивает доктор.
— Может, потом, — говорит Наташа, запинаясь. Она всё ещё пытается отдышаться.
Мабуши смеётся, лукаво поглядывая на Наташу.
— Я знал, что эта вещь придётся тебе по вкусу. Ты начинаешь понимать толк в удовольствиях, Натали. Всё, чего ты была лишена всю жизнь, теперь тебе доступно. И так может быть всегда.
Он проводит пальцами по шкатулке.
— Но об этом никому не рассказывай. Этот порошок запрещён законом, к сожалению. Дают за него такой же срок, как за героин.
Его слова заглушает нарастающий гул. Наташа понимает, что слышит его уже некоторое время. Глянув через стекло, она видит, как патрульный катер приближается к ним.
Мабуши поспешно захлопывает шкатулку и прячет её под приборную панель. Он уже не улыбается.
Катер замедляет ход и равняется с их яхтой. К поручням выходят двое мужчин в полицейской форме.
— Добрый день! — кричит один из них, сложив ладони рупором. — Мы хотим осмотреть ваше судно. Сейчас мы сойдём к вам. Держите руки на виду и не делайте резких движений.
Они перебрасывают мостик и переходят на палубу яхты. К двоим присоединяется третий. Все они вооружены армейскими скорострельными винтовками, на поясе у каждого болтаются наручники.
— Мы просто отдыхаем, — тихо говорит доктор, поглаживая Наташу по плечу. — Не нервничай. Веди себя естественно.
Он снова спокоен, смотрит на полицейских дружелюбно, как добропорядочный гражданин, которому нечего скрывать. Наташе стоит немалых сил, чтобы держать себя в руках. Ей очень хочется бросить хоть взгляд на приборную панель.
Полицейские неспешно прохаживаются, осматриваясь. Двое обходят палубу по периметру — один справа, другой слева. Третий входит в рубку.
— Выйдите, пожалуйста, — говорит он.
У него жёсткое лицо. Чёрная кожа блестит как дублёная. Уши сломаны и расплющены — скорее всего, он борец или боксёр.
— Идём, — Мабуши, приобняв Наташу, выводит её из рубки.
Они становятся снаружи, под солнцем. Через стекло Наташе видно, как полицейский оглядывает стены, пол, рассматривает приборную панель. Мабуши спокоен до неестественности.
Его можно сдать прямо сейчас. Патрульные возьмут его, ему здесь некуда деться. Наташу они тоже арестуют, но достаточно будет позвонить Куратору — и Агентство вмешается, и неуловимый доктор Мабуши окажется у них в руках. А Наташа выполнит задание, не сделав ни единого выстрела и никого не подвергнув опасности.
Достаточно просто сказать полицейскому, что нужно посмотреть под панель.
— Сейчас крайне удачный момент, — произносит Мабуши.
Вздрогнув, она поворачивается к нему. Он лукаво улыбается, глядя на неё в упор.
— Я знаю, где ты работаешь, — тихо говорит он. — Знаю про Агентство. И что тебе приказали взять меня живым. Я знал это с самого начала.
Можно не спрашивать, как он узнал. Он видит её насквозь. Невероятная проницательность, блестящий ум. Ему известно всё.
— Там минимум лет на пять, — говорит он. — А пока я буду сидеть, меня можно будет и раскалывать, и убеждать сотрудничать, и находить новые улики, и предъявлять новые обвинения.
Морской бриз треплет Наташе волосы. Палуба качается, и Наташе чудится, будто она плавает в воздухе без точки опоры.
— Может, я совершил ошибку, доверившись тебе, — говорит он. — А может, это ты ошиблась, решив работать на Агентство. Прямо сейчас всё в твоих руках. Чего ты хочешь?
Наташа молчит. Ещё пару дней назад она бы легко ответила на этот вопрос. Мир был устроен просто и понятно. Но не теперь.
Она с отчаянной надеждой смотрит на патрульного в рубке. Может, он сам найдёт тайник? Может, уже нашёл, пока Наташа не видела? Может, он прямо сейчас выйдет сюда со шкатулкой в руках?
Полицейский выходит из рубки. Его руки пусты.
— Преданность тем, кто тебя использует — или жизнь для себя, — произносит Мабуши. — Выбирай.
Наташе кажется, что она полностью обнажена перед доктором.
Полицейский идёт к ним. Окидывает Наташу взглядом, смотрит на Мабуши.
— Вы хотите о чём-то сообщить?
Наташа молчит. Полицейский ждёт. Кажется, что он будет стоять здесь вечно, до тех пор, пока не получит ответ.
— Нет, — говорит Наташа. — Нам не о чём сообщать.
Полицейский кивает. Выдубленная ударами кожа сверкает на солнце.
— В таком случае, мы вас больше не задерживаем. Приятного дня.
Полицейские уходят. Катер отплывает, качнув яхту. Мабуши глядит на Наташу, поглаживая бороду.
— Хочешь ещё немного? — спрашивает он, указав взглядом на рубку.
— Хочу много, — говорит она хрипло.
В рубке он насыпает порошок прямо себе на ладонь. Наташа слизывает порошок с его кожи. Чистое удовольствие пронзает каждый нерв.
Она сама скидывает с себя одежду и набрасывается на Мабуши.
Она прижимается к нему всем телом, осыпая поцелуями. Он одним движением сбрасывает шорты, и она бедром чувствует его напряжённый член.
Он берёт её прямо на приборной панели. Кажется, что от мощных толчков раскачивается вся яхта. Распалённые тела, мокрые от пота, неистово сталкиваются. Он рывком разворачивает её, надавливает на спину — она с готовностью наклоняется, и он одним движением снова входит в неё на всю длину.
Всё сливается в одну яростную бурю — Наташе кажется, что яхта попала в шторм. Упираясь ладонями в панель, она глядит через стекло, не видя ни моря, ни неба, ни облаков. Наслаждение нарастает с каждым толчком глубоко в ней, а когда оно доходит до пика, небо раскалывается пополам, и там черно, так черно, будто она на миг ослепла. Сквозь сладкое оцепенение она чувствует, как он разряжается внутри неё.
Она сползает на пол и некоторое время сидит, тяжело дыша. Потом, не одеваясь, идёт на палубу и ложится на шезлонг. Всё равно, видел ли кто-нибудь, как она отдавалась мужчине, или как сейчас шла голой. Наташа лежит лицом вверх и не чувствует ни солнца на коже, ни ветра, ни запаха моря. Её захватывает странная апатия, будто недавний ураган эмоций осушил её изнутри, выпил всю способность чувствовать.
Мабуши садится рядом с ней. Он тоже обнажён. До него можно дотянуться рукой, но Наташе кажется, что он очень далеко.
— Мне нужно улететь на пару дней по делам, — говорит доктор. — Я хочу, чтобы ты отправилась со мной.
Апатия быстро отступает. Наташа чувствует себя так, будто собирается уйти из дома без позволения родителей, «без спроса», как говорила мать в далёком Наташином детстве. При мысли об этом захватывает дух, сладко щемит где-то в солнечном сплетении.
— Я полечу с тобой куда угодно, — говорят губы Наташи.
Голова пуста как бесконечное море вокруг. Ни мыслей, ни желаний, ни воли.
— Вот и хорошо, — произносит он. — Пора возвращаться в отель. Самолёт уже ждёт.
***
Куратор задумчиво глядит на экран телефона и кладёт его на стол. Звонков от Наташи Николаевой нет. И это может означать либо то, что она слишком занята, втираясь в доверие к Мабуши, либо то, что она попала под его влияние.
Куратор выходит на балкон и смотрит вниз. Выложенная плитами площадь похожа на большую шахматную доску. Эта ассоциация возникла ещё тогда, когда он осматривал эту квартиру с вместе риелтором. Поэтому он и решил купить именно её.
Если Наташа возьмёт доктора, Куратор представит это как своё достижение. Он грамотно воспользовался шансом, разглядел в новой оперативнице потенциал агента.
А если Наташа под влиянием доктора, если она начнёт работать на Синдикат — это тоже хорошо. Она превратит операцию в катастрофу. А он, Куратор, спасёт положение.
Только он это сумеет. Никто не сможет заменить Питера Бейли на должности Куратора специальных операций.
Люди внизу ходят по площади как фигуры по клеткам. Мысленно перемещая их по асфальтовой шахматной доске, Куратор размышляет.