— Мог дворник нам левых людей подсунуть? Мог. Могли те парни сесть в другую машину?
— Да.
— Давайте так. Мне нужны записи с камер. И узнайте, кто ведет дело об отравлении Самойлова Аркадия. Отчество его я не знаю. Ему лет пятьдесят. Вот адрес прописки.
— Это тебе зачем?
— Мне надо с этим следователем переговорить.
— Говори.
— Ваш клиент? Можно экспертизу почитать?
— Зачем? Там элементарное отравление самопалом. Сам купил, сам выпил, сам отравился.
— Он самопал не покупал. Он покупал водку только в крупных магазинах.
— Знаем мы, где эти алкаши водяру берут.
— У него один друг в девяностые ослеп, а второй остался инвалидом. Поэтому Аркадий зарекся самопал покупать.
— Значит, его дочь купила с рук.
— Тоже мимо. Дочь знает, что у отца на телефоне программа, считывающая акцизные марки. Для проверки специально поставил. А где его телефон?
— Не было телефона.
— Кстати, чеки ее отец все время требовал. Чтоб точно знать, где куплена водка. Ослепнуть он боялся до чертиков. Это был его самый большой страх.
— Значит, кто-то ему пойло подсунул.
— Получается, что его специально убили. В бутылку из-под нормальной водки с нормальной акцизной маркой залили суррогат. Кто это мог сделать? Квартиранты? Или еще кто-то заинтересован?
— Почему только квартиранты? А дочка? А зять?
— Зять с дочкой не расписаны. Ему нет резона убивать. Он сожитель, а не муж. И ничего от их смертей не получает. Дочка жила на деньги отца и сыто жила. Беды не знала.
— Интересно выходит.
— Смотри. За несколько дней дед хвастается, что скоро станет есть с золота и унитаз золотой себе поставит. Уверял, что он нашел инвестора, тот зовет его в бизнес вложиться. Как думаешь, откуда у алкаша деньги?
— Зарплата.
— Они ее почти всю пропивают. Часто деньги занимают, но люди честные и долги с получки отдают. Может, наследство от кого-то?
— От кого? Нет, скорее всего, квартиранты хату отжать хотят. Для этого и устранили того, кто думать не разучился.
— Считай, дочери бухать больше не на что. Она потихоньку начинает у них занимать деньги. Потом бац! И жить едет в брошенный дом.
— А хитрая семейка горных орлов живет в двушке в Москве. Как тебе?
— Тогда дочка должна тоже окочуриться от паленой водки.
— Логично.
— И что нам теперь делать? Она пока не вступила в права наследования, ее убивать не будут. Или будут, если это не квартиранты, а другие наследники. Может, выставить на арену другую родню, чтоб квартиранты знали, что так просто у них не получится отобрать квартиру? Есть там другая родня первой очереди? И не причастны ли они к отравлению?
— Интересная версия. А как доказать?
— Я тут завтра покумекаю. И после выходных будем думать, что делать.
— Если это дело рук других наследников, то только дочка стоит между московской квартирой и ими. Значит…
— Ее постараются убрать. Но не сразу, а чуть погодя. Хотя время тут не принципиально. Они постараются быстрее провернуть темные делишки.
— Как?
— Отравят суррогатом, как папашу, или на улице по голове огреют, или утопят в пруду, или просто из окна сбросят. Сама в окно вроде вышла. Белочку поймала и все тут. Вариантов много.
— Откуда столько информации про деда?
— Я без дела не сидела.
— Ладно. Уточню, что там. А вдруг ее сейчас убивают.
— Нет, не убивают. Мальчишки и бабульки охрану организовали.
— А если ее ночью придут убивать?
— Соседка бдит. Но ты прав, все предусмотреть мы не можем.
— Вот именно.
— Узнай, ездили сюда родственники или нет во время смерти деда. И есть ли у них алиби. А я по своим каналам кое-что проверю.
Вечером следователь принес записи с камер. Я их просмотрела. Действительно, нигде на трассу не выезжал никакой Мини. Правда, была пара джипов. Но их оставим на потом.
Пришла я домой очень поздно. Никита так и не появился. Странно. Сам напрашивался поговорить, и сам же не пришел. Значит, ему уже не надо. Тогда согласие на развод спокойно даст. И то хорошо. Не придется по судам таскаться.
— Ты опять задержалась, — встретила меня мама.
— Ждала, когда уйдут последние посетители.
— Почему не сказала им покинуть помещение?
— У меня тоже были дела. Они нам не мешали. Гнать их было жалко.