— Наклонись, что ли, — проворчала, сделав шаг навстречу.
— Сделай так, чтобы я этого захотел.
— Да проще по яйцам тебе врезать, — скривилась в ответ, а он заржал:
— Вот она, благодарность!
Из взгляда пропала насмешка, в уголках глаз пролегли мелкие морщинки, смех задорный, мальчишеский, искренний… и захотелось теперь уже мне. Положила руки ему на шею, зарывшись пальцами в волосы, глядя в глаза, и он тут же перестал смеяться. Двери лифта закрылись, я привстала на носки, но все равно не дотягивалась, а наклоняться он не спешил. Слегка потянула его голову на себя, но он не поддался.
— Стремянки у меня с собой нет, извини, — усмехнулась тихо и начала убирать руки, но он положил на них свои. — И?
— Не думал, что ты это сделаешь, — сказал серьезно и добавил: — Так.
— Как? — спросила с вызовом.
— Не важно, — отмахнулся беспечно и убрал мои руки, нажав на кнопку первого этажа, — не хочу ходить в помаде.
Сунул руки в карманы и весь спуск следил за электронным счётчиком этажей над дверьми.
— Думаю, мне тоже имеет смысл съездить к Федотовым, — сказал, выходя на улицу. — Вместе поедем или отдельно?
Хотелось из принципа сказать «отдельно», остался неприятный осадок от сцены в лифте, но разум победил, я равнодушно пожала плечами и сказала:
— Давай вместе.
— Тогда на моей, — и вальяжной походкой отправился к машине, помахивая брелком.
То ли у него методы такие для соблазнения, то ли натура берет верх и все получается само собой, но, вынуждена была признать, это работало. Интерес был изначально, теперь появилось острое желание огреть его чем-нибудь потяжелее, а раз бесит, то и до постели один шаг. У меня так или у всех — по барабану. Хотелось забыться и его объятия стали предпочтительнее каких бы то ни было других.
— Адрес знаешь? — спросила обычным голосом.
— Само собой, — самодовольно хмыкнул в ответ. — Когда первая свадьба?
— Роспись, — поправила машинально и хохотнула: — Завтра, время мне забыли сообщить.
— В таком случае не факт, что я буду свободен.
— Ясно, — усмехнулась себе под нос и всю дорогу смотрела в окно, благо, ехали мы от силы пятнадцать минут.
Машину пришлось оставить за шлагбаумом, Вадим с интересом смотрел по сторонам, пока мы шли к подъезду, я же видела лишь припаркованную машину Панфилова, морально пытаясь подготовиться ко встрече. Дверь в подъезд была распахнута настежь, но просто пройти дальше не получилось: мы уперлись в турникет и вместо консьержа путь преградил охранник суровой наружности. Вадим назвал номер квартиры и фамилию жильцов, он тут же начал звонить, спросив:
— Как представить?
— Линда, — ответила просто, он повторил в трубку, довольно долго ожидал ответной реакции и наконец-то пропустил нас.
На третьем этаже я успела лишь поднести палец к звонку, как дверь распахнулась, все-таки застав меня врасплох. Панфилов отошел чуть в сторону, сверля взглядом Исаева, мы зашли, разулись и втроём прошли в просторную гостиную, где на диване сидела зареванная женщина с коробкой бумажных салфеток на коленях и мутным взглядом из-под полуприкрытых опухших век, а в кресле восседал тучный мужчина усталой наружности. Дом скорби. Я сразу почувствовала себя в своей тарелке, сев на диван рядом с женщиной.
— Это Линда, — представил меня Панфилов, — выслушаете ее.
— Светлана Ивановна, — припомнила я имя женщины, — я бы хотела поговорить только с Вами. Наедине.
Женщина подняла на меня слегка удивлённый взгляд и кивнула.
— Я хочу слышать весь разговор, — заявил ее супруг довольно грубо, а она слегка поморщилась и ответила устало:
— Кирилл, выйди, пожалуйста. Я хочу, чтобы этот ад закончился.
Он раздраженно выдохнул и поднялся, стремительно покинув комнату, а следом за ним вышли и остальные, прикрыв за собой дверь.
— Времени в обрез, — сказала мягко, а женщина кивнула, — отвечайте прямо и честно. Вы не являетесь биологическими родителями Лили?
— Она наша! — сказала торопливо и тут же осеклась.
— Светлана Ивановна, — вздохнула в ответ, но она повторила упрямо:
— Наша. Но я ее не рожала. Долго не могла забеременеть, мы прибегли к суррогатному материнству.
— Тест ДНК после рождения сдавали?
— Нет, зачем? — удивилась искренне. — Мы общались с Ксенией на протяжении всей беременности, выбирали из нескольких кандидаток, сначала познакомились, мы ей доверяли…
— Попова Ксения Ивановна, верно? — она кивнула, а я попросила: — Можно фотографию Лили?
— Конечно, — ответила невнятно и неохотно поднялась, дойдя до шкафа. Достала большой альбом, украшенный стразами и наклейками явно детской рукой, вернулась с ним и протянула мне.
На первом же снимке я поняла ее нервозность. У девочки были карие глаза, в то время как у обоих родителей — голубые.
— Полагаю, ваш муж в биологии не силён? — уточнила осторожно, а она вновь поморщилась и уставилась в пол.
— Я слишком ее хотела, понимаете? И мы действительно ходили в центр планирования семьи, Ксения в самом деле была суррогатной матерью. Когда я взяла Лилю на руки, я сразу поняла, что что-то не так, но промолчала и не стала разбираться. На руках были все документы, она была моей и отпускать ее я уже была не намерена. К тому же, цвет глаз может меняться… довольно частое явление, не так ли? — я промолчала, а она вновь опустила взгляд. — Я сдавала анализы. Шансов забеременеть у меня было процентов пять из ста, десять лет безуспешных попыток. Знаете, уже даже сам процесс перестает радовать. Как на работу сходить. И тут я чисто случайно оказалась в том районе, я вообще редко выезжаю за пределы центра города, сейчас и вовсе. В общем, увидела, пролезла в интернет смотреть отзывы. И там такой восторг, врачи просто волшебники и прочее. Показала мужу, он тат же согласился. Тоже устал… в основном от моей раздражительности, полагаю. От нечего делать я занималась только собой и, как видите, чрезмерно увлеклась. Пять пластик, два раза нос, три — подтяжки, уколы красоты и прочая ересь, без которой теперь вообще не обойтись. И единственное счастье в моей жизни — Лиля. Поэтому, что бы там не выяснилось — она моя.
— А какого цвета глаза у Ксении?
— Карие. Я подумала… ну, знаете, мои яйцеклетки не в порядке, но у мужа-то проблем нет. И он ее биологический отец, а остальное — не важно.
— Что на счет няни? Давно она у вас работает?
— Полгода, может, чуть больше. Хорошая, добрая девушка, два года опыта, мы меньше даже не рассматривали. Никаких претензий. И к Лиле очень хорошо относится, ласково разговаривает, терпеливо объясняет. Я порой не выдерживала, а она — никогда. Муж думает, она могла быть замешана, но я не верю. Она любит Лилю, такое не сыграть, тем более, столь продолжительное время.
— Могу я сфотографировать документы, связанные с Лилей?
— Зачем? — насторожилась Светлана, а я ответила пространно:
— У меня нет цели отобрать у вас дочь, напротив, я хочу вернуть ее как можно скорее.
— Ростислав не сказал, кто вы. Его помощница?