— Отряд по обезвреживанию бомб! — крикнул Раф сквозь шум. — И собаки-ищейки. Прилетели из Веллингтонских казарм. Собак учат обнаруживать взрывчатку.
Больше суеты у главного входа в больницу. Появились солдаты. Они несли стандартные SA80 и кричали на зевак, чтобы они отошли от здания. Двое из них начали сооружать кордон в двадцати метрах от выхода из больницы; другие кричали, чтобы работники больницы не задерживались у дверей, а проходили через кордон. Взгляд Зака был обращен на детей на кроватях. Они выглядели очень юными, худыми и напуганными. Одна из них, маленькая девочка с рыжими волосами и веснушками, сидела и плакала. Просила маму.
— Что задержало вас?
Майкл даже не повернул головы, проходя мимо них. Его лицо было мрачным, глаза — уставшими, но он шел с целеустремленностью человека вдвое моложе. Не говоря ни слова, они последовали за ним к белому фургону, задние двери которого были открыты, а внутри стояли экраны. На каждом экране был показан интерьер больницы в зернистом черно-белом цвете. Перед ними с микрофоном, наушниками и хмурым лицом сидел оперативник в штатском. Их не знакомили, но Зак не ожидал этого. Он снова обратил внимание на экраны. На одном из них было двадцать или тридцать занятых коек. Другой показывал коридор, где работник толкал другую кровать в направлении лифта. На третьем экране была пустая палата, в которой зловеще хлопали занавески, которые когда-то окружали кровати.
— У нас есть доступ к видеонаблюдению в больнице, — сказал Майкл. — Сейчас идут специалисты по обезвреживанию бомб. У них будут свои камеры, и мы будем следить, когда они заработают, — он зажал переносицу. — Но это большая больница, — сказал он. — Если мы не эвакуируем их вовремя… — он замолчал.
— Мы должны помочь с эвакуацией, — сказала Габс.
Майкл и Раф кивнули.
— Зак, — сказал Раф. — Оставайся здесь.
— Я хочу пойти. Я могу помочь.
Габс покачала головой.
— Ни за что, милый, — сказала она. Она погладила его по щеке тыльной стороной ладони. — Ты сделал достаточно. Теперь тебе нужно оставаться в безопасности.
— Но…
— Это приказ, — резко сказал Майкл. — У нас нет времени спорить, — он посмотрел на двух других. — Пойдемте, — сказал он.
Через несколько секунд Зак остался один, не считая оператора наблюдения.
Он нетерпеливо обошел фургон. Он чувствовал себя бесполезным, застрявшим посреди всего этого и неспособным что-либо сделать.
— Расхаживай снаружи, — сказал наблюдатель. Зак бросил на него мрачный взгляд, но мужчина не обратил на него никакого внимания — он смотрел только на экраны. Шум снаружи продолжал раздаваться. Зак слышал, как вертолет оторвался от земли, но, судя по звуку, он все еще кружил над больницей, и он выглянул наружу, чтобы проверить. Вот он — огромный черный зверь, наблюдающий за хаотической сценой.
Отряд по обезвреживанию бомб шел в больницу. Собаки-ищейки шли позади них, натянули поводки. Они не выказывали признаков страха — собаки явно были хорошо обучены справляться с подобными ситуациями — и когда их отпустили, они бросились к входу. Персонал больницы все еще выкатывал койки больных детей. Зак огляделся. К западу от него река Темза со зданием парламента на другой стороне. Ближе к месту — медики, оказывающие помощь напуганным юным пациентам, и вооруженные отряды, приказывающие представителям общественности, чтобы те держались подальше.
«Наблюдает ли террорист?» — подумал Зак. Ждал ли он момента для удара, который нанесет наибольший вред?
Один из солдат поймал его взгляд и недоуменно посмотрел на него. У Зака не было удостоверения личности, ничего, что разрешило бы ему войти в оцепление, поэтому он быстро вернулся в фургон. С глаз долой, из сердца вон. Он надеялся.
Он посмотрел на экраны. Залы больницы были зловещими — без звука не было слышно хаос внутри. У Зака были странные воспоминания о том, как он смотрел «Большого Брата». Пока участники спали, камеры показывали безмолвные, пустые коридоры. Видеонаблюдение на верхних этажах больницы выглядело похожим, но каждые несколько секунд на экране катили койку с капельницей или, в одном случае, медсестра несла небольшой сверток, который мог быть только больным младенцем. Зак едва мог смотреть. Он обратил внимание на один из других экранов.
— Собака сходит с ума, — сказал наблюдатель. Он был прав. Одна из немецких овчарок выглядела так, будто гонялась за своим хвостом. — Иногда случается. Они пугаются. Их учат подавать сигналы, если они что-то находят, но эту ждет приют. Что ты здесь делаешь, сынок?
— Жду, — выдохнул Зак. Он не мог отвести глаз от немецкой овчарки. Что-то было не так. — Где эта собака?
— Первый этаж, — сказал наблюдатель. — Коридор на северной стороне.
— Можете увеличить масштаб?
— А что?
— Можете?
Наблюдатель посмотрел на него растерянно, пожал плечами и повернул ручку на панели перед собой. Камера видеонаблюдения сфокусировалась на немецкой овчарке. Зак пригляделся. Даже на зернистом изображении он видел, что глаза собаки горели, а уши торчали. Она внезапно остановилась, и, хотя Зак не мог ее слышать, он видел, как она лаяла, пока ее человек осматривал местность, явно ища место, где можно было спрятать бомбу. Но там был просто пол. Собака склонила голову, и на мгновение показалось, что она смотрит прямо в камеру на Зака. Но потом она снова начала гоняться за своим хвостом.
— Собака не напугана, — буркнул Зак, когда мужчина показал в камеру большой палец и махнул собаке идти дальше.
— Что говоришь, сынок?
— Собака не напугана. Она что-то нашла.
Но мужчина не слышал Зака, потому что, когда Зак закончил говорить, он уже выскочил из фургона.
9
ЖЕРТВА ВОЙНЫ
Заку нужно было сказать кому-то. Быстро.
Выскочив на тротуар, он быстро огляделся в поисках Рафа, Габс или Майкла. Их не было видно. Он побежал в направлении входа в больницу, но был в пятнадцати метрах от него, когда обнаружил, что его путь прегражден крепкой фигурой с SA80. Прежде чем он это осознал, на него рявкнул солдат со стальным лицом:
— Назад! За кордон! Живо!
Зак открыл рот, чтобы возразить, но закрыл его так же быстро. Он не мог сказать ничего, что могло бы заставить солдата поверить, что он должен быть там. Что все это произошло благодаря ему. Он поднял ладони и отступил. Как только солдат увидел, что Зак отступает, он отвернулся. Зак поспешил к фургону, проскользнул за ним, подождал несколько секунд и затем подошел к больнице под другим углом. Он держал голову прямо и шагал целеустремленно. Ему нужно было выглядеть так, будто он должен был здесь находиться. И, в конце концов, всех эвакуировали; единственные люди, идущие к месту происшествия, были людьми, у которых была работа.
Между фургоном и больницей стояла скорая помощь. Задние двери были открыты, и прямо за ним стояли пустые кровати для носилок. Медработников из самой «скорой помощи» не было — предположительно, они ухаживали за эвакуированными детьми, чьи койки все еще были перед входом в больницу. Зак двигался почти инстинктивно. Он прыгнул в заднюю часть машины скорой помощи, где сразу же обнаружил заметную куртку медика и синюю тканевую маску для лица. Он быстро надел их, надеясь, что они скроют, насколько юно он выглядел, затем вышел из машины скорой помощи и подтолкнул пустую койку в направлении больницы.
Посреди моря кроватей была узкая тропинка, которая вела к входу в больницу. Зак покатил там койку, готовый к вызову в любой момент. Но никто этого не сделал. Прежде чем он это понял, он оказался внутри.
Приемная была не так заполнена, как тогда, когда Зак смотрел на нее на мониторе, но все равно в ней царил хаос. Краснолицые солдаты выкрикивали команды испуганному персоналу госпиталя; те немногие дети, чьи кровати остались здесь, все еще плакали. Заку понадобилось время, чтобы сориентироваться. Слева был север. Наблюдатель сказал, что собака-ищейка была на первом этаже. Если инстинкт Зака был правильным, это означало, что ему нужно было спуститься в подвал. Он посмотрел на лифт. Справа были двойные двери и синяя табличка с надписью «Лестница». Все еще толкая кровать с носилками, он направился к ним. Он толкнул кровать через двойные двери, а затем, пока они еще закрывались, бросил ее и бросился вниз по лестнице.
«Держи себя в руках, — сказал он себе. — Двигайся на север».
* * *
Фрейзер Уиллис не мог вспомнить, когда в последний раз плакал. В конце концов, он был взрослым человеком. Но сейчас он был на грани слез. Все, что ему хотелось, — это выбраться из больницы. Для безопасности.
Все, что он хотел, — это убедиться, что он не умрет.
Фрейзер уже бы сбежал, если бы не офицер в кожаной куртке. Казалось, он всегда был рядом, пристально следил за Фрейзером. Теперь он приближался к нему, а Фрейзер стоял со вспотевшими ладонями в почти пустой приемной, поглядывая на выход.
— Ребенок в изоляторе, — офицер заговорил громко еще до того, как добрался до Фрейзера. — У нас поблизости нет изоляционных костюмов. Какие у нас есть варианты?
Фрейзер попытался выбросить из головы панику.
— Я… Возможно, я смогу что-нибудь найти, — пробормотал он. — В подвале кладовая… возможно…
Офицер скривил губы.