«Прошлый вечер был верхом восторга. Впервые за долгое время я получила истинное сладостное удовольствие. Это было прекрасно. Мне не под силу преодолеть желание повторить наше безумие».
Натягиваю серую футболку и направлюсь в ванную.
— Запираться надо, — забавно ворчит он, а я сажусь и справляю утреннюю нужду.
После подхожу к нему, целую его в затылок, обнимаю и трусь об него бёдрами.
— Ты такой горячий. Надо бы тебя охладить, — предлагаю я и стягиваю с него тёмные боксеры, после чего мы вдвоём оказываемся в ванне.
Чувствую его похотливый взгляд на мне, от чего завожусь не на шутку, а следом за ним эрегированный член. Хихикаю от приятных ощущений и ставлю лейку в держатель.
Я намыливаю волосы, грудь, ожидая, когда он грубо возьмёт меня и прижмёт к кафельной плитке.
— О, боже, да! — вырывается из меня, когда он наконец впивается в губы.
«Это так восхитительно, что мы знаем, как доставить друг другу сумасшедший кайф, при этим впервые этим занимаясь. Мне нравиться, что уровень нашей сексуальной раскрепощённой на одном уровне».
Ласкаю его обалденный член. Он поворачивает меня спиной к себе, нагибает и резко входит в меня. Страстный громкий стон рвётся из груди.
«Фейерверк восторга в голове. В моем теле взрыв, взрыв экстатического счастья. Хочу так сходить с ума от безумного удовольствия целую вечность, не отрываясь от него. Его тело как ириска, которая приклеилась к моему, и хрен теперь отклеишь».
Стук и звонок в дверь.
«Какого хрена! Плевать! Молю не останавливливайся»
— Господи, боже! — стонет он и кончает на спину.
«Да, ёпта, кому так не терпится меня вытащить из ванны? Придурки, блин».
— Твою мать! Какие настырные! — ворчит он, прижимает меня к стене и целует.
— Прости, я должна открыть, а то соседей перебудят.
— Постучат и уйдут, — отвечает он и хватает мою грудь.
— Полиция! — слышится приглушенный бас.
«Полиция? Какова? Боже, неужели кому-то не понравились наши стоны, что они решили вызвать полицию социальных нравов по делам зависти? Ладно, черт с ними. Узнаю, в чем дело и вернусь. Думаю, это не займёт больше пяти минут, иначе я их прикончу».
Вылезаю из ванны, надеваю махровый халат на голое тело. Шустро обтираю волосы полотенцем и, посмотрев на обнажённого красавца Диму, выхожу, закрывая дверь.
Открываю дверь, в подъезде собачий холод. Обнимаю себя, пытаясь не трястись от охватившего меня озноба. Но это ерунда по сравнению с тем, что на пороге дома стояли два упитанных мента.
— Добрый день. Я следователь Копылов Сергей Иванович, — говорит он и демонстрирует удостоверение, — я правильно понимаю, что вы Лазарева Милана Константиновна?
— Добрый день, да все верно. А в чем дело? — мой голос, я надеюсь, звучит также спокойно, как этого хочется.
— Мы с Петровым Романом Витальевичем расследуем дело об убийстве во дворе соседнего дома, и пришли взять у вас показания
— А, да, я слышала об этом случае. Но при чем тут я?
— Милана Константиновна, мы сейчас вам покажем фото подозреваемого в совершении этого убийства и советуем вам сейчас быть с нами честной. Лгать правосудию не в вашу пользу. Тем более что вы уже познали жизнь в местах не столь отдалённых. Так что, подумайте хорошо, прежде чем нам соврать.
«Что? В смысле? О чём они? Черт, они это серьёзно? Твою мать, зачем они об этом говорят?»
Меня трясёт от страха. Теряю дар речи. Я не выдержу, если они что-то скажут про тюрьму. Не выдержу этого. Хочется вопить во все горло
Нервно сглатываю, сердце пляшет дикие пляски в груди.
— Хорошо.
Тот второй, которого зовут Роман, открывает белую папку.
— Милана Константиновна, вам знаком этот человек? — говорит он и разворачивает ко мне фото с изображением ….
«Дима? Что все это значит? Ничего не понимаю. Что за бред? Этого не может быть!»
Остолбенело, зависаю над фото с его лицом, ничего не слушая дальше и не замечая ничего вокруг меня. Губы трясутся, глаза по пять копеек. Вот-вот, упаду в обморок.
— Милана Константиновна, вам знаком этот человек? — повторяет мент.
«Набираю воздуха в лёгкие, подключаю язык к мозгу или, наоборот, по хрен, без разницы, что к чему сейчас надо подключить, а хотя нет, как раз-таки и не по хрен. Сейчас тот момент, когда реально надо думать над каждым словом».
— З-з-знаком
«Не может такого быть, чтобы Дима кого-то убил! Да, он не святой и не идеал, но убийство не в его духе. Он может подраться по пустякам, устроить разные розыгрыши. Он может совершить мелкое хулиганство, нагрубить, может быть злым, но, чтобы убийство? Да ни за что. Никогда не поверю в это. Хрень какая-то».
Несмело поднимаю глаза на полицейских. От сладостного приятного настроения ни осталось и следа.
— Как давно вы знакомы с Дмитрием Васильевичем?
— Семь лет, — в моем голосе не единой ноты, вообще ничего.
— Кем он вам приходится?
— Другом.
«Другом, который стал частью жизни. До беспамятства влюбил меня в себя. Доставил нереальный кайф дважды. Другом, которого я люблю».
— Как давно вы видели Дмитрия?
— Не помню.
— Мы никуда не торопимся и можем подождать, когда вы вспомните. Так что, пожалуйста, напрягите по лучше вашу память и дайте нам правильный ответ.
«Да, сука. Вы что издеваетесь надо мной?!»
— Может, неделю назад или больше.
— При каких обстоятельствах вы видели его? Поподробнее, пожалуйста.
— Мы с ним в «пеликане» пересеклись, когда делали покупки. Я была одна, а он с друзьями, вот.
— О чём вы говорили?
— Ни о чем особенном. Просто «привет-как дела? — пока» и всё.
— Он вам что-то говорил про день рождения друга или что этот друг живёт недалеко от вас и от места преступления?
«Черт, какой же сложный вопрос. Что же ответить? что же ответить».
— Нет.
— В течение этой недели вы пересекались с Дмитрием? Он жил у вас?
— Нет, я не видела его больше
— хм, странно… А вот соседи ваши говорят совсем иное.
— чего вы вообще решили, что это он убийца? Я его знаю давно, и уверена, что он не способен на убийство. Да и с чего бы ему кого-то убивать?
— потому что любой человек способен на убийство. Даже самая безобидная пенсионерка, маленький ребёнок, самая красивая и милая девушка, — Сергей Иванович приближается ко мне и, словно собака-ищейка сует нос за моё плечо — Скажу вам по секрету. На месте преступления были найдены отпечатки его пальцев. Вопрос стоит лишь в том, что была ли это самооборона, или все же преднамеренное убийство. Так что, это в его интересах обратиться к нам, а вам говорить правду, — смотрит он в глаза, а кажется будто в самое нутро заглядывает.
— Хорошо, я все поняла. Если, что, то я вам наберу, — закрываю дверь и едва сдерживаюсь, чтоб не залить тут все рвотными массами.
Мчусь на кухню, где меня и выворачивает.
Сползаю тихонько на пол. Трудно дышать, чувствую, что задыхаюсь, руки трясутся, невозможно их остановить, в груди сильнейшая острая боль. Холод внутри сменяется на раскалённую лаву.
«Сука, мудак! Дура, идиотка! Поверила и доверилась ему. Конечно же, все сходится. Не видела очевидного, забивала и пропускала всё мимо ушей. А он! Как он мог! Боже, с кем я связалась? Твою мать! Козел! Урод! Сука! Ненавижу!»
Вдох-выдох, вдох-выдох. По щекам текут слезы, обжигая кожу. Сдираю их ногтями и чеканным шагом направляюсь к двери в ванную комнату.
«Так, спокойствие, только спокойствие. Контролируй себя, Милана. Держи себя в руках. Только ещё одного трупа на руках не хватало».
— Выходи! — а в ответ тишина, — Выходи! — повторяю я и встаю спиной к выключателю, сложив руки на груди.
Дверь открывается, а затем выходит он. Глаза опущены в пол, губы поджаты. Полотенце на бёдрах.
«Вот же гадина! Мистер секс».
Ногти до боли впиваются в предплечья. Хоть так надеюсь вызвать отвращение к нему и злость, что столько времени он врал мне в глаза.
— Ну! Я жду! Начни хоть что-то говорить! — из-за всех сил сдерживаюсь я.
Не могу поднять на него глаза. Стоит только нашим взглядам встретиться и злость, как рукой, снимет.
— Милан…, — еле говорит он, голос хрипит и даже пропадает, — пожалуйста, прости меня.
— Ты… ты…
Меня накрывает осознание, что полицейские правы, что он… в глазах темнеет.
— Мил…, — подхватывает меня под руки Дима и несёт на кровать, усаживает на неё, поддерживая под спину, — Я виноват перед тобой. Я не должен был втягивать тебя в это. Знаю, что не должен был…но… так получилось…. Ты… ты единственная, кто… Мне было так страшно тогда. Я… я… Только ты могла меня понять, помочь мне пережить этот ад. Прошу, прости меня! — виновато говорит он и отворачивается от меня.
Закрывает лицо руками и встаёт с кровати.
— Понять? Помочь? То есть, если я сидела, то…
Дима шмыгает носом. Я поворачиваю голову в его сторону и вижу, что по его щекам текут слезы.
— Все просто, Мил, я трус. Мне стыдно, честно. Я не мог пойти к предкам, потому что не хотел их разочаровывать. Не мог пойти к друзьям, ведь я для них всегда такой крутой, дерзкий и уверенный в себе тип. Но ты… ты знаешь, что такое тюрьма и это правда, как не крути. Но и тут я не смог найти силы, чтобы, признаться. Да, и как сказать той, кто тебе нравится, что ты убил человека, пусть и в пылу защиты собственной шкуры. Да, что там нравится? Я без ума от тебя. Ты шикарная, классная. Мне с тобой так хорошо, спокойно и надёжно. В первый раз, да, я пришёл к тебе, потому что струсил, и нужно было где-то отсидеться. А вчера… Я понимал, что это риск. Я нашёл укромное местечко и все равно поехал к тебе. Я так хотел к тебе. Хотелось, пусть и эти два, три, сколько там осталось дней… Ведь ориентировки уже по городу расклеены. Я хотел провести эти дни с тем, кто мне дорог и нужен.
Дима подходит ко мне, охватывает колени и смотрит в глаза.
— Ты дорога Мне. Пожалуйста, прости меня, если сможешь. А, если нет, то я все пойму, и уйду, чтоб не тянуть тебя обратно в эту грязь. Я уйду и никогда больше тут не появлюсь, честно.
— Ты вообще собирался мне об этом рассказать?
— Честно? Мил, я настолько идиот, что думал, что это само как-то рассосётся. Прости
Вырываюсь из его рук. Встаю и иду к окну.
— Да, не сказал бы ты никогда. Нет, не так. Ты бы просто трахнул меня раз двадцать и смылся. Вы ж все так делаете. А Мила, она добрая, наивная, чуткая девушка, все простит и поймёт, каждого приголубит, — слезы ручьями льются по щекам. Смахиваю их остервенело, а они текут и текут.
— Нет, конечно, нет. Я не…, — Дима обнимает меня со спины и крепко прижимает к груди.
Его тело пылает, сердце стучит.
— Отличный ты план выбрал! — разворачиваюсь к нему лицу и плюю слова ему в лицо. Меня нещадно несёт. Они летят вперёд мыслей, — Соблазнить меня, трахнуть и ничего об этом не рассказать! А уж, когда я б по уши втрескалась в тебя, каждому слову б верила, тогда и рассказал бы, и то может быть! — бью его в грудь, — Мудак, ты, Дим! Ненавижу, сука!
— Да, я последняя сволочь. Но я бы никогда так с тобой не поступил.
— Но поступил же! — ору я и бегу в ванну
— Услышь меня! Я не использовал тебя, не использовал! — догоняет он меня в дверях комнаты, хватает за руку и притягивает к себе, — Я хотел быть с тобой, мне хорошо с тобой! — кричит он так сильно, что вены на его лице отчётливо краснеют.
— Я тебе не верю! — отвешиваю ему пощёчину и бегу на кухню.
— Но я говорю тебе правду.
— Мне насрать!
— Пожалуйста, не злись на меня. Я клянусь, что не хотел тебе зла. Так получилось. Что мне сделать, чтобы ты поверила?
— Рассказывай, как все было, или проваливай отсюда на хрен!
— Ты и так все знаешь.
— Ни хрена подобного. Говори! — мой голос срывается, и я закашливаюсь.
Дима оказывается рядом, и озабоченно смотрит на меня.
— Хорошо, хорошо. Я все расскажу, только успокойся, — усаживает меня на стул и наливает мне и себе стакан воды, делает глоток и продолжает, — в тот день я шёл к Глебу, и ко мне прицепился качек. Наехал на меня, говорил, что я девушку его на тусе трахнул. Хотел поквитаться со мной. Мы начали драться. Он пинал меня, бил, не хотел останавливаться. Но потом… Я уж и не помню, что и как… Только помню, что стою с окровавленным перочинным ножом в руках. Так страшно стало, что я чуть не обосрался. По факту, ноги сами меня к тебе принесли. В первую очередь я думал только о себе. А когда пришёл, то не смог ни слова выдавить из себя, — Дима снова опускается передо мной на колени, — Прости, — утыкается носом в колени.
— Сказочный долбаеб…, — легонько хлопнула его по макушке, — А тебе не приходило в голову, что рано или поздно тайное станет явным? И, что, если он был ещё жив? И вообще, сколько не бегай, все равно поймают и на чёртову зону прямым рейсом в один конец отправят. А там, поверь, мигом сожрут, кости перемоют и выплюнут. Не знаю насколько пацанская тюрьма отличается от женской, но не думаю, что сильно. Когда я сидела там за смерть пятилетнего воспитанника в детском саду, то надо мной постоянно издевались, — вспоминаю и мурашки бегут по коже размером с яйцо, — Меня насиловали, подкладывали иголки и всякие острые предметы в постель. Меня несколько раз травили тухлятиной, насекомыми и дохлыми крысами в еде. Меня постоянно били. Да, у меня проблемы с психикой из-за этого начались, что помимо судимости не даёт мне устроиться на нормальную работу. Я постоянно срусь с родаками из-за этого. У меня нет друзей. У меня никого нет кроме них, как бы они меня не выбешивали. И… тебя. Да, с такой, как я, никто не хочет ни быть, ни общаться, не дружить. Именно из-за всего этого я зарабатываю на жизнь, тем что я тр…, — недоговариваю я и между нами повисает удушливая тишина, а я отворачиваюсь, и зажимаю рот рукой жалея о последних словах.
— Не бойся, скажи. Чем ты зарабатываешь?
— Ничем! Отвали! Я не хочу тебя видеть и слышать! я не хочу тебя ни капли! Все, что было между нами ничего не значит. Ничего не было, ясно тебе?! Я не позволю тебе отправить меня на второй срок. И знаешь, что? Дружба дружбой, но это перебор! Я туда никогда в жизни не вернусь! — воплю я и прячусь в ванной.
— Ты не можешь вот так всё говорить. Это же не правда. Ты специально так говоришь, чтобы отомстить мне! Я знаю, что тебе было так же прекрасно со мной, как и мне с тобой. Ты бы не смогла так соврать. Ты не такая! — кричит он и лупит кулаком в дверь.
— Да, пошёл ты на хрен… я врала тебе… так же, как и ты мне! — я выскакиваю из ванны и бегу в комнату надевать джинсы и футболку.
— Нет, я не верю тебе. Ты врёшь мне. Я никогда в это не поверю! Я же нравлюсь тебе, — хватает меня за руку в коридоре и заставляет посмотреть ему в глаза.
Они полны слез.
— Нравился, да разонравился! Это была моя самая большая ошибка! свобода мне дороже. Лучше одна буду! Всяко проще. А если не свалишь, то уйду я! Отпусти, мне больно — отпрыгиваю от него как ошпаренная
— Пожалуйста, прекрати говорить эту мерзкую чушь. Прости меня. Ты нужна мне. Я хочу быть с тобой, — останавливает он меня у открытой входной двери.
— Пошёл ты на хрен со своими розовыми соплями — рвусь к балеткам
Пару минут молчания, а потом он спокойно заканчивает:
— Хорошо. Я пойду, куда скажешь. Только скажи это в глаза. Скажи, что я противен тебе, что сама меня трахнула, что это не было актом любви- говорит он дрожащим голосом и шмыгает носом от вытекающих слез
«Любви. Любви?»
Я продолжаю смотреть на него остолбенело, тяжело дышу, глаза наполняются влагой.
«Я не знаю, чего хочу».
Беру рюкзак с крючка и выхожу из квартиры.
*****************************************************************
5 лет назад
«Был обычный мартовский день, двенадцатое число … День, который совсем не предвещал беды … День, который разделил мою жизнь на до и после. Чтоб его! будь он проклят! ненавижу этот день. Обычный день, когда я пришла на работу в детсад на смену во второй половине дня.»
Среди двадцати трёх детей в группе у нас был мальчик Никита. Сколько же раз я хотела записать его в список любимчиков группы, в те моменты, когда он изредка был покладистым и самым лучшим в группе, но чаще всего он был гиперактивным и до жути не послушным со всеми взрослыми. Так что, это желание напрочь отпадало
Во время обеда Никита, как и несколько других детей баловались за столом, как и прежде, отказывался кушать. Хотя, в этот день он был абсолютно здоров.
После обеда он отказывался готовиться ко сну и в принципе спать, доводил меня до белого каления, играя с шумными машинками и конструктором на ковре, и мешал другим детям. Решив сэкономить нервные клетки, силы и терпение на остальных деток, я захожу в спальню с группой, а его оставляю с нянечкой, на то время пока дети не заснут. Чему я была ей благодарна.
Уложив детей спать, я отпускаю няню делать свои дела и остаюсь наедине с Никитой.
Не знаю, чем я тогда думала, и почему не приложила больше усилий, чтобы он заснул, но вместо этого я собирала мусор по группе, расставляла аккуратно игрушки и думала, что сейчас он сам поиграет в тихой одиночной атмосфере, ему станет скучно и заснёт.
«Эх…Если бы это было так, да не так»
В это время он строил домики и другие постройки из конструкторов, кубиков. Затем, он уронил с полки несколько коробок мозаики, которую я только что аккуратно разложила. Я тихо и сердито делаю ему замечание, и не выдерживая даю ему лёгкий поджопник, а после он подходит к злосчастной шведской стенке у входа в группу, напротив которой стоит длинный деревянный стол.
«Хоть смена только что началась, но благодаря этому засранцу, я голодная как волк»
Далее, я наливаю в бокал прохладной воды, затем, ещё один и вдруг слышу…. Резкий громкий удар по деревянному столу и… И оглушительный рёв. В этот момент у меня моментально выпадает бокал из рук, замираю как вкопанная, сердце вылетает из груди, теряю дар речи и слуха, разворачиваюсь и вижу….
Нескольких детей испуганных и плачущих, нескольких работников сада, которые столпились кучей у шведской стенки. Они все истерично орут, рыдают, совершают какие-то действия. Меня всю трясёт от ужаса, всё плывёт перед глазами. Я хоть и не вижу, что там происходит, но все понимаю.
В следующую секунду я уже истерически рыдаю и одновременно с этим на меня благим матом орет заведующая. Медсестра укладывает бездыханное тело Никиты с синей окровавленной головой на ковёр. А дальше всё как во мраке.
Светлый кабинет, на руках наручники. Я как вкопанная сижу ни во что не вникаю и смотрю куда-то пустым взглядом. Передо мной за столом сидит мужчина в полицейской форме, заполняет бумаги и что-то говорит мне…
Зал суда, мои родственники, родственники Никиты ….
Тёмный холодный грузовик, в котором еду я вместе с другими женщинами разного возраста. Мы, десять женщин подходим к большому серому зданию, на котором написано «Женская колония по Самарской области».
*****************************************************************
Наше время
Выйдя из алкомаркета, направляюсь домой.
В квартире тишина. Ставлю пакет, вынимаю пару банок пива и себе виски-колу, и иду в комнату. Он сидит в одних штанах на стуле, за компьютером. Подхожу к нему, сажусь рядом и протягиваю одну из банок. Дима берет её и смотрит на меня с лёгкой улыбкой.
Я кладу голову ему на плечо, обхватываю руку и говорю:
— Ну, и что мне с тобой делать?
Он вскрывает жестяную банку, делает глоток и отвечает:
— Любить, кормить, заботиться, и никому не отдавать.
Мы улыбаемся, он обнимает меня и сильно к себе прижимает.
— Ну, а если серьёзно?
— незнаю… решай сама…я соглашусь с любым твоим решением
— Я буду дурой, если позволю тебе остаться. Буду умной, если на хрен выгоню тебя…но мы же всё-таки не чужие друг другу люди…поэтому, это очень сложный выбор.
Мы минуту молчим в обнимку, пьём напитки, он гладит меня по спине, а затем говорит:
— Будь моей девушкой.
Его слова заставляют меня моментально вздрогнуть, сердце и тело гореть и устроить бешеную тряску рукам.
Я вопросительно на него смотрю.
— Я серьёзно, Мил. Я правда хочу быть с тобой. Знаю, как это звучит — какие отношения? когда я на волоске от заключения в тюрьму, да, и тебе может достаться за меня. Не знаю, когда меня заберут, но знаю, что это будет. Поэтому, мне хочется, чтоб, перед тем как это случится, в моей жизни осталось что-то хорошее и светлое большим и светлым воспоминанием, как ты
Его слова приятны, они будоражат меня, заставляют мозг выключаться.
Я отворачиваю голову к окну, закусываю губу, едкие слезы снова прожигают глаза. Я их моментально вытираю, делаю глоток виски, а потом говорю:
— Не думаю, что тебе нужна такая девушка, как я.
— Нет, нужна, очень нужна. У меня уже давно не было нормальной хорошей девушки. Мне хочется с тобой ещё раз испытать чувство любви и ответственности. Я серьёзно, Мил. Я хочу этого. И плевать, что у тебя есть судимость, ведь, у меня она почти тоже есть, и это не меняет моего отношения к тебе. Потому что знаю, что ты добрая и хорошая. Ты бы никогда так не сделала по собственной воле.
— Я не про судимость, Дим — с горечью в голосе говорю я.
— А про что тогда?
Выдержав паузу, и глотнув напитка, я рассказываю:
— Год назад, когда я вышла на свободу. Сам понимаешь, у меня ничего и никого не было. О работе можно было только мечтать. Плюс реально с психикой начались проблемы. Помимо посттравматического синдрома, у меня ещё и бывают панические атаки, истерики, вспышки ярости…. Первое время я жила у предков, которые регулярно трахали мозг. Потом, я познакомилась с одним парнем … он богатый… В общем….я раз в две недели…..сплю с ним…. за деньги…. потому что работы нет, а жить где-то и на что-то хочется. Он единственный источник моего заработка. Он мне совсем не нужен. Никакого удовольствия я с ним не получаю…… После этого, ты ещё хочешь быть моим парнем?
Он тяжело выдыхает, трёт глаза, чешет голову и выходит из комнаты. Я беру ноут в руки и захожу в Яндекс для того, чтобы найти информацию, которая поможет мне принять верное решение.
Узнав всю необходимую информацию и допив литр виски, я шагаю на кухню, где сидит он и доедает помидоры с солью.
Я сажусь рядом и говорю:
— Может тебе суп или макароны нагреть?
— Нет, спасибо, не надо, — мягко отвечает он, глотает пиво и отодвигает от себя тарелку с остатками соли.
— Ладно.
Беру тарелку и направлюсь к раковине, чтоб ее сполоснуть. Меньше чем через минуту чувствую на талии мягкие руки, которые лезут под футболку, кисловатый запах пива, и нежный поцелуй в шею. От этих действий в зоне бикини разгорается пожар. Одной рукой он теребит крохотную бабочку на чёрном лифчике, другой гладит грудь через футболку. Разворачиваюсь к нему, и мы сливаемся в страстном поцелуе. Он усаживает меня на столешницу, массирует грудь и внутреннюю часть бёдер, целует шею. Я прижимаюсь к его выпирающей промежности, расстёгиваю пуговицу на джинсах. Он снимает с меня футболку, и сквозь поцелуй я говорю:
— Ты можешь остаться у меня.
— Правда?
— Да, правда…. Я посмотрела в инете, какое мне будет наказание за то, что я тебя покрываю. Там написано, что мне может грозить штраф, исправительные работы и срок до года за ложную дачу показаний.
— Ты волшебство — крепко впивается он в губы — Я тебе обещаю, что, что бы не случилось и чем бы это всё не закончилось, то всё возьму на себя. Я не дам тебя в обиду. Клянусь тебе. Ты веришь мне?
Несколько секунд думаю.
— Да, вроде.
— обещаю, всё будет хорошо.
Молчу в ответ, а он вцепляется в губы. Снимаю с нас белье, и он входит в меня.
«Это не передаваемые ощущения.»
Он движется во мне так нежно и страстно, растягивая каждую секунду. Вцепляюсь в его спину, а он руками в микроволновку, стоящую за мной. Становится невыносимо жарко. Знойная жара и пожар.