«Скрип, чёртов скрип. В печёнках этот скрип. Долбануть бы со всего маха в эти нары второго этажа, но потом дерьмо отмывать с морды придётся. Там же ж новичок наш разместился и правильно сделал. Оттуда хрен, кто достанет. Я б и сам туда с радостью залетел, да моя тогда единственная койка была. Лежу теперь и кайфую. Все кости ломит, сука».
«Ну, и несёт же от меня, как от горного козла. Конец недели, может, дадут помыться иль хотя бы сами из ведра ледяной водой окатят».
— Жеребцов на выход!
«О! Опять этого горластого смена. Проштрафился что ли. Он же вчера сутки отказался без дураков».
— Что? Не уж-то мысли прочёл?
— Да, откуда в твоей черепушке мысли, салага!
— Жеребцов, пулей!
— Да, иду-иду я. Что там такое экстренное?
— Да, баба какая-то к тебе. Красивая вся такая.
От одного слова «красивая» во мне все искрится и как током бьёт. Сразу понимаю о ком он. Бабочки в тощем животе жадно пожирают меня изнутри от предстоящего кайфа.
Идём по коридору.
— Слышь, начальник, а нам в отдельной комнатке пообщаться дадут? — ехидно кидаю я.
— Разговорчики, — жёстко пинает меж лопаток.
— Бля, начальник, ты не человек что ли, а?
«Молчит, знаю, что мужик он нормальный. Главное ключик подобрать».
— Ну, сочтёмся же, а? — хихикаю я.
«Само собой промолчал. Камеры ж везде, за всеми суки наблюдают. Все мы тут под колпаком».
Подводит к нужной двери. Резко дёргает за наручники и шепчет:
— Десятка, — толкает в комнату.
«Е-моё, а тут цивилизация. Мягкие стулья. И стол деревянный. Ну, все главное с ума от счастья не сойти».
Через пару минут на пороге появляется Мила. Охранник уходит и запирает нас на ключ.
Одного взгляда глаза в глаза достаточно. Мы будто с разбегу вцепляемся друг в друга. Моя рука срывает с её разгорячённых бёдер бельё из-под платья, а её рука чуть ли не отрывает молнию на тюремной робе.
«Десять минут. Ха! Это ж вечность! Целую её в губы, так горячо и страстно, что от этого готов кончить».
Милана трётся бёдрами. Ещё пара секунд ласк и я в ней.
Кусаю губы в кровь, что не заорать от наслаждения.
— Девочка моя, — прижимаю её спиной к стене.
Её руки на шее, её ноги с силой притягивают меня к ней. Один рывок, два, три. Темнеет в глазах. Нет сил терпеть. Снова зубы впиваются в губу и тихий стон оргазма рвётся из груди. Мила повисает на руках, тяжело дыша.
— Люблю тебя, — шепчу ей в самое ухо.
— И я тебя, — шепчет она в ответ.
Опускаю её на пол, а она присаживается, раздвигая широко коленочки. А Мила ещё умудряется добавить этому виду восхитительности и охватывает губами член. Упираюсь руками в стену за ней.
«Что она творит, что она вытворяет. Её язычок, её пальчики и зубки. Зубки. М-м. Детка!»
Зажмуриваюсь и чувствую, как она слегка поперхнулась.
— Прости, малыш, — стону я.
Раздаётся приглушенный стук в дверь.
Впопыхах одеваемся и чинно-благородно рассаживаемся по стульям, разделённым столом. Держу Милу за руки и смотрю на неё. Так и сидел бы до конца дней.
— Как ты здесь? Мне так тебя не хватает. — сладко произносит она
— Как на курорте. Извини, за то, что натворил. Это нервное. Детка, я… так рад, что ты здесь. Серьёзно, я безумно соскучился по тебе.
— Я тоже. Твоя мама…Она столько всего наговорила про тебя.
— Знаю, детка. Прости. Я боюсь тебя потерять.
«Что я несу. Что я несу. Но если вдуматься, то и правда Мила с лёгкостью может уйти. И будет права. Тот олигаршонок более привлекательный фрукт».
— Дим, я с тобой. Я здесь. Я рядом. Жаль, что я не могу ничего для тебя сделать.
— Ты уже делаешь, — глажу её бархатную кожу.
Мы переплетаем пальцы, поставив руки на запястья, будто изучаем друг друга, грани ощущений. Странная, немного детская игра, но такая приятная особенно после такого слияния.
— Я так хочу домой, к тебе.
— Лучше к тебе, в деревню, — её глаза искрятся улыбкой.
— Только ты и я.
— Свидание окончено, — открывает дверь охранник.
— Я поговорю с мамой, Мил, обещаю. Люблю тебя, — говорю ей, а охранник все реще и реще дёргает за браслеты, — Слышь, начальник, сердца у тебя нет.
Тычет меня в спину, но нежнее. Чувствую, как он улыбается.
***
«Нет, ну надо же, а новичок просыпался сегодня?»
Захожу в камеру, а он так и лежит спиной к окружающему миру и кроме него со мной никого и нет. Повезло. Хлопаю его легонько по плечу. Тёплый, но едва-едва. Нагибаюсь к кулю и вытаскиваю из него толстовку.
— Хэй, на! Не хочу проснуться под трупом, — швыряю её ему на лицо.
А сам падаю на свою койку, подобрав ноги.
«Такое приятное тепло растекается по телу».
Закидываю руки за голову, закрываю глаза и её образ тут возникает.
«Моя девочка… какая же ты у меня бесстрашная».
— Спасибо. Я — Илюха, кстати.
Открываю глаза и вижу новичка в толстовке, протягивающего мне руку.
— Дима, — пожимаю его руку, — Плюхайся. Какими ветрами?
— Не того человечка грабанул.
— Ну, хоть живой остался?
— В смысле?
— Ну, я вот человека грохнул, задницу свою защищая.
— Сочувствую.
— Спасибо, бро. Только теперь долго тут зависать придётся. Да и предков с девушкой жалко. А у тебя есть кто-то?
— Мать, но ей давно и глубоко до меня. А ты с девочкой сейчас…
— Ага.
«Блин, лыблюсь, как мартовский кот. Черт, курить захотелось».
— Слушай, а ты куришь?
— Да, но запасы на исходе.
— Ну, хотя бы с этим у меня проблем нет. Обращайся.
Илья кивает. Нашу милую беседу прерывает один из урков, вернувшийся с неудачного судя по кислой мине вместо лица, свидания.
— О! я вовремя, голубки!
— Ты кого голубком назвал, козёл ты безрогий.
«А зря Илья так осмелел. Сейчас всем прилетит».
— Кто козёл? Шавка ты подзаборная.
И понеслась.
— А ну разошлись по углам! — через секунду влетела охрана. И мне снова досталось дубинкой по почкам, — Сейчас быстро всем по карцеру найдём, будете там под себя до суда ходить. А ну марш по одному на прогулку.
Перед обедом, на следующий день, делясь инфой о жизни с единственным нормальным сокамерником, чёртова железная дверь привычно издаёт тяжёлый металлический звук при открывании и в камеру, и как всегда заходит один и тот же дрышавый тип охранник.
— Жеребцов, тебя мать с отцом ждут. Шевели помидорами.
***
Охранник проводит меня в ту же комнату, где мы с Милой так мило пообщались и оставляет одних. Я с порога бросаюсь к отцу и обнимаю его.
— Бать, я…я скучал по тебе, ты как?
— Все хорошо. А ты?
— Сойдёт. Слышал, мам, я о твоих подвигах.
— Следи за языком — тускло говорит она
— Да, я в голову не возьму никак, че вы все к ней прикапались, а?
— Я понимаю, сын, ты… — начинает отец.
— Что я, пап, что? Вот ты сам, о Милане много знаешь? Она самая нежная, добрая и искренняя, что я девушка когда-либо встречал.
— Но она…
— Что? Что она? ну же, мам, смелее. Скажи, кто она. Шлюха, шалава, подстилка. Что из этого тебе нравится, а?
— Дима!
— Мам, я тебя прошу. Именно прошу. Помоги ей с работой и больше не подходи к ней. И хватит её постоянно оскорблять, ясно тебе?
— Но, Димочка, ты же здесь из-за неё, и её клиента.
— Раз и навсегда, мам, я здесь по своей и только своей несдержанности. Я сам буду за это платить. Мила здесь не причём.
— Мой тебе совет, Дима: сними ты розовые очки. Я же мать, я хочу как лучше….твоя Ми…. твоя девушка… обманывает тебя…. мы её видели с Александром и с другими мужчинами пока ты тут. — уверенно сообщает она.
— Стоп! Хватит! Хватит! Это перебор, мам. Замолчи, и никогда так больше не говори о ней! Я не верю в это!
Встаю и иду к двери, чтобы прервать этот кошмар наяву.
— Сынок, — лепечет мама.
— Чего тебе? — вскрикиваю я.
— Ладно, извини, что расстроила тебя раньше времени. Я забочусь о тебе. Но рано или поздно ты поймёшь, что я была права, прости — мило говорит мама, обнимая меня.
Нервно закатываю глаза и закипаю.
— Прошу, хватит, а. Я люблю её. Смирись ты с этим!
— После завтра к тебе придёт адвокат, так что жди его. Миша нашёл среди знакомых хорошего, так что есть шанс, что мы выиграем, и ты вернёшься домой — переводит тему отец.
— Вот и отлично, с этого надо было начинать.