По пыльной деревенской улице шло стадо коров. Уставшие, с полным выменем, коровы то брели, норовя еще ухватить травы, то бежали, подгоняемые пастухом.
Настя сидела за столом — только поужинали — смотрела в окно, как идет стадо, потом перевела взгляд на Сашку. Та вертелась возле зеркала, меняла кофточки, явно собираясь в клуб. Настя расстроилась: придет за полночь, а у нее экзамены — восьмой класс, выпускной.
— Саш, я сегодня посмотрела, а ты одну грядку начала полоть и бросила. И еще две зарастают, — издалека начала Настя.
— Да мам, прополю я всё.
— Ты опять придешь поздно, а утром тебе спать хочется. А в обед жарко, тяжело на солнце полоть.
— Ага, а вечером комары, — засмеялась Сашка и повернулась к матери: — Посмотри, какую мне блузку надеть с этой юбкой, розовую или вот эту беленькую, а может, лучше платье. То, которое ты мне на Восьмое марта купила. Как я про него забыла! — Сашка побежала в свою комнату к шифоньеру.
— Саша, ведь еще экзамены не закончились, — не сдавалась Настя.
— Мам, ну что ты меня пилишь?! Сдам я все экзамены. Всего-то два осталось. — Сашка вертелась перед зеркалом теперь в платье. — Да знаю я, чего ты переживаешь. Уже насплетничали. Ну прокатилась с Витькой Самохиным на мотоцикле. И что?
Настя вздохнула.
«Да так-то оно и ничего. Так-то и у всех — первая любовь. Вон как Сашка светится», — Настя снова вздохнула:
— Старею я, Саша.
— Ну опять за своё, мам! — Сашка подбежала к матери, обняла ее. — Да ты у меня такая молодая! Еще внуков будешь нянчить.
Настя встрепенулась, убрала дочкины руки со своих плеч.
— Каких внуков? — испуганно спросила она.
— Ой, да когда я вырасту! Хотя я и так не маленькая. Когда техникум закончу, когда замуж выйду… Посмотри, как я в этом платье. — Сашка начала кружиться по комнате и петь: — Как прекрасен этот мир, посмотри-и… — затем пристально поглядела на мать и серьезно сказала: — Раз я говорю, что моих внуков будешь нянчить, значит, так и будет. Я никогда не обманываю. Я знаю. — Она снова стала кружиться возле зеркала. — Я вот Иришке сказала, что она четверку по химии получит, так оно и вышло. Хотя она ее знает еле на тройку.
— Ох, Сашенька, да хорошо бы внуков понянчить!.. Но ты поосторожнее, с предсказаниями-то. И так уж… Еще в ведьмы запишут.
— Да что тут такого?!
Настя услышала звук подъехавшего мотоцикла, выглянула в окно.
— Сашка, вон кавалер уже приехал.
— Подождет. Мам, а где моя заколка? Ну… белая! — засуетилась Сашка.
— Да не видала я. — Настя тоже стала суетиться и искать заколку. — Под зеркалом нет. Может, я ее в корзину прибрала. Посмотри на печке.
— Да что у нас эта громадина всё на печке стоит! Надо купить деревянную резную шкатулку. Как у бабы Нюры была. Помнишь?.. — Сашка еще раз оглядела себя в зеркале. — Я пошла, ма!
Она выбежала из дома, и Настя видела в окно, как дочка разговаривает с Витьком, потом садится сзади на мотоцикл, прижимается к его спине.
Настя вздохнула и стала убирать со стола, потом принесла чайник с горячей водой и тазик для мытья посуды. Начала мыть: сначала стаканы, затем ложки, тарелки, тарелки жирные. Поменяла воду. Ополоснула посуду в том же порядке. Взяла полотенце, чтобы всё протереть.
Руки привычно работали, а голову теснили думы и думки, воспоминания переходили с одного на другое:
«Вот и выросла Сашка. Вырастила. Еще года два-три, и своя семья у нее будет. Ишь ты, корзину выбросить! А память? Мы-то уйдем, а вещи останутся. Ее, может, плели почти век назад. Сколько людей брали эту корзину: мать Николая, сам Николай, я еще по грибы ходила, Василек всё пытался в сарай унести, я не дала, оставила на печке, да и Сашка маленькая сама играла с ней. Как приехали мы из Чехова, она освоилась в доме и давай эту корзину таскать. Кукол туда садила. А я не давала — растеребит, сломает корзину. Постарше стала, так норовила что-то разглядеть в ней. Купить надо шкатулку Сашке. Завтра схожу в магазин, спрошу у Васильевны. Нюра со своей шкатулкой переехала в город к дочке. Внуков нянчит. Всё дом не может продать. И то, Катюха у нее выучилась на врача. Молодец! Квартиру получила. Скучно без соседушки. Может, приедет. Нынче еще не была. Посидим. Надо к Бондарихе на могилку сходить. Сколько времени-то прошло? Кажись, пять лет в этом году будет как померла. Нет могилок ни мужа Николая — так и пропал в лагерях, ни сына Василька — где похоронен, неизвестно. Уедет Сашка, опять одна буду… А куриц-то я закрыла? Вот голова дырявая!»
Настя вышла во двор, проверила куриц, постояла возле ограды. Прохладно. Темнеет. На соседней улице собака залаяла. Трактор проехал. Сашка-то теперь только за полночь придет.
Зашла в дом, разобрала, не зажигая света, свою кровать. Легла. Не заметила, как задремала.
Проснулась от стука двери, звякнул крючок. Послышались осторожные шаги. Сашка из клуба вернулась. Чего-то носом шмыгает. Плачет, что ли? Настя подхватилась, приподнялась на кровати.
— Саша!
— Да я это, мам, спи, — стараясь сдержать слезы, ответила Сашка.
— Чего ревешь? Обидел кто? — в голосе Насти слышались и тревога, и твердость в случае чего защитить дочь.
— Да никто меня не обидел!.. — Сашка всё же не удержалась, разревелась и убежала в свою комнату.
Настя помедлила, потом встала, накинула халат и пошла в комнату дочери.
Сашка лежала на кровати и плакала навзрыд. Настя села рядом, погладила дочь по спине, по волосам. Помолчала, выждала, пока та немного успокоится, и заговорила, стараясь отвлечь:
— А какое кино сегодня в клубе крутили?
— «Анискин и Фантомас».
— И что, интересный фильм?
— Фильм как фильм. — Сашка снова всхлипнула.
Настя вздохнула, но ничего не сказала.
Сашка сама повернулась на спину и стала с обидой в голосе рассказывать:
— После кино танцы начались. И когда медленный танец объявили, к Витьке эта городская подскочила.
— Это чья?
— Да к Сойкиным приехала.
— Это к каким Сойкиным?
— Ну, возле клуба они живут.
— Не помню. — Настя сделала вид, что не помнит.
— Там через дом баба Клава еще живет.
— А-а…
— Теть Лида, их старшая, давно в город уехала. Так ее дочка и прикатила погостить на каникулы. — Сашка опять всхлипнула.
— А, вспомнила! Сын-то тоже уезжал, потом вернулся, — Настя пыталась отвлечь дочку на «детали».
— Мам, а Витька с этой городской из клуба ушел.
— А ты видала?
— Нет. Девчонки сказали.
— Девчонки!.. Девчонки наговорят. А ты сама с кем танцевала?
— А я с Мишкой Быстрыкиным. Ему можно, а мне…
— Ну вот. Он, Витька твой, поди, заревновал, а сейчас тоже «плачет в подушку»?
Сашка представила плачущего Витьку и рассмеялась.
— Ну скажешь, мам!
— Завтра и разберетесь, кто виноват. А сейчас давай спать укладываться. Хочешь, завтра вареников постряпаем? Твоих любимых — с картошкой и луком.
— Хочууу, — благодарно протянула Сашка.
Настя оставила успокоившуюся дочь и вернулась в комнату. Она слышала, как Сашка разделась, легла, поворочалась немного, повздыхала и уснула. Сама Настя долго не могла заснуть, снова думала, вспоминала.
Сашенька, как только приехали в Вешки, сначала еще просилась к маме, помнила ее, потом Настю начала мамой называть. Настя и не поправляла: раз ребенку так хочется, то и пусть.
А зимой, в начале декабря, пришла телеграмма — умерла мать Саши.
Настя не поехала: морозы стояли, чего ребенка мотать, да и не поймет она ничего, маленькая, испугается только. И денег на дорогу надо.
Но была и еще одна причина. Боялась Настя, вдруг узнают, что никакая она не родственница, и отберут Сашеньку. Или настоящие родственники объявятся… Может, и нехорошо это, но так они и не поехали.
И с Сашкой серьезно не поговорила. Всё думала рано. Вот вырастет, тогда ей всё и расскажет. Остались ведь и фотографии, и письма.
«Надо бы рассказать. Помру ведь, и некому будет. А тут любовь у девчонки. Надо бы все-таки поговорить. Вот экзамены сдаст. А то уедет потом учиться. Вот выбрала же профессию — геолог. Какой из девчонки геолог?! Так ведь и слушать ничего не хочет. И зачем это ей — камни собирать, по горам лазить. Не дай бог заблудится где или еще чего случится. — Настя услышала крики первых петухов. Вздохнула. — Скоро светать начнет. Ночи в июне самые короткие».