Поездка на автобусе заняла всю ночь. Но уже утром Эми улыбалась, смотря на дорогу под колесами, на гигантские зеленые ограждения вдалеке. Она сразу почувствовала свежий воздух, яркие лучи солнца на коже, хотя не открывала окно. Ей даже пришлось убеждать себя, что начинающиеся появляться то тут, то там низенькие пузатые дома — не сон. И вот он — Кеттлуэлл, Северный Йоркшир. Очень тихое, уединенное и спокойное место вдали от всего остального мира. В окне пронеслось пастбище с белыми точками — овцами. Смотреть на него было куда приятнее, чем на забитую под завязку автомагистраль.
Когда Эми оказалась в доме, где выросла, она не испытала ни чувства дежавю, ни облегчения. На нее не нахлынули воспоминания о прожитых здесь годах. Как только Эми переступила порог, возникло только ощущение правильности. Будто никогда не было переезда в большой город, не было университетских проблем и новых знакомых. Эми вдруг ощутила себя не выросшей, беззащитной маленькой девочкой. Во многом это чувство родилось из-за удивленных глаз матери, вышедшей встречать неожиданную гостью.
— Эми! Ты приехала! — Лаура бросилась в объятия дочери, но какой-то материнский инстинкт не позволил ей слишком сильно сжимать чужое тело своими руками, — Ты сказала, что скоро приедешь, но я не думала, что настолько скоро! — ее счастливая улыбка была приятнее любых нежных слов. Эми уронила голову на ее плечо и позволила себе ненадолго расслабиться.
С матерью они были похожи разве что цветом волос и глаз. Фигура, рост, форма лица значительно отличались. Лаура была невысокой, округлой женщиной с таким же круглым, румяным лицом. А Эми — напротив — высокая, по сравнению с ней, и более жилистая, с довольно острыми чертами лица, будто вытесанными из камня. Зато старший брат Эми — Ричард — унаследовал форму лица матери, но в остальном больше напоминал отца.
«Знать бы, где он сейчас…» — подумала Эми, когда они с Лаурой садились на светло-зеленый диван в просторной гостиной. Она бы с удовольствием поговорила с матерью о брате, но такая тема в их доме — табу.
Солнечный свет стелился повсюду — ни одного темного уголка в комнате. Спасибо за это высоким окнам, которые крайне редко занавешивались. Старая мебель из дерева так и не вышла из моды, смотрелась все еще потрясающе, хоть и немного потемнела. Все же прошло очень много времени с тех пор, как Гейл Томпсон занимался ее облагораживанием в столярной мастерской. Теперь род его деятельности — животноводство. Томпсоны содержали пару лошадей, несколько овец, две козы и наверняка еще кого-то, кого купили после отправки дочери в Лондон. Лаура же научилась делать сыр и масло, которые обрели особую популярность среди соседей.
— Я связала тебе носки и шарф, — сказала Лаура, не торопясь выпускать руки Эми из своих, — хотела к ним еще и шапку добавить, а потом выслать как подарок на Рождество, но раз ты здесь, можешь забрать. Скоро наступят холода, так что тебе пригодится.
— Спасибо, мама, — с благодарностью произнесла Эми, — расскажи, как у вас тут. Что-то изменилось?
— В Кеттлуэлле? — Лаура добродушно и открыто рассмеялась. — Парочка новых овец и новые соседи. Лица и у тех, и тех похожи. Вот и все наши новости, — улыбка ее внезапно помрачнела, и чуть было не слетела с лица. — Лучше расскажи о себе, пожалуйста. Когда позвонили из больницы, я…
Прежде чем она бы сама себя остановила из-за навернувшихся слез, это сделала Эми, сжав теплые ладони в своих.
— Не думай о плохом, все закончилось хорошо.
— Если тебе не трудно… — запинаясь, произнесла Лаура, явно намекая на возможную психологическую травму, — расскажи мне все с самого начала. Хотя, подожди, наверное, следует подождать твоего отца.
Эми кивнула головой. Она точно не хотела рассказывать эту историю дважды.
— Кстати, а где он?
— В автомастерской, машина наша совсем разваливается. Он туда ездит уже второй раз за неделю. То одно поломается, то другое. Ох, — Лаура выдохнула надув щеки, и лицо ее вдруг помолодело, — возможно, они просто с Бартом там отдыхают, иногда тянет от него элем. Немного обидно, я никогда не запрещала ему ходить по пабам, откуда вдруг скрытность.
— Не сердись.
— Ну, конечно, ты за него. Скрытность у вас общая черта.
— Эх, мама…
Они долго разговаривали, после чего Лауре пришлось выйти к соседке, а Эми отправилась раскладывать вещи. С собой была всего одна сумка, остальное она оставила у Джеффа в «Брамингтоне». Тот был удивлен просьбе использовать паб как склад, но доброта не позволила ему отказать. Еще в шутку он спросил, не хочет ли Эми вновь выйти на работу, потому что они с Конрадом не справлялись из-за наплыва туристов, но в каждой шутке есть доля правды. Джеффу придется еще немного потерпеть. Хотя бы потому что Эми не может больше двух часов простоять на ногах.
Вот и старая комната. Пожалуй, интерьер в ней даже слишком устарел. Выкрашенные в розовый стены выгорели на солнце и стали гораздо бледнее, чем в ее детстве. Но пастельный и ненавязчивый оттенок ни капли не отталкивал, даже наоборот. Тем не менее попав сюда, Эми не могла не вспомнить период, когда все здесь было обшито деревом — тогда спальня еще не принадлежала ей. Когда малышке был год, семья переехала к Мэрилин Грейтвуд — матери Лауры и, соответственно, бабушке Эми. Весь дом принадлежал этой своеобразной женщине, иногда слишком властной, а иногда — излишне мягкой. Порой она сочетала в себе жестокость с чувствительностью. Словом, женщина состояла из сплошных противоречий. Маленькая Эми не раз спрашивала маму, почему бабушка то плачет, то тут же смеется, но никто не давал вразумительных ответов, и их приходилось придумывать самой. Тогда, видя как в очередной раз Мэрилин разговаривает сама с собой, Эми показалось, что у ее бабушки просто есть невидимый друг.
Девочка, выросшая практически в изоляции, в месте, где почти не было сверстников, а вокруг дома расстилались гигантские пастбища, вдруг подумала: «Как же удобно иметь невидимого друга». Детская зависть переросла в навязчивую идею, и если бы не Ричард, внезапно решивший обратить внимание на младшую сестру по просьбе матери, кто знает, насколько бы Эми стала похожа на бабушку, ведь малышка ходила за ней по пятам. Однако и Эми не смогла бы предотвратить семейную трагедию, когда ее бабушка решила одна отправиться на реку холодной осенью в подозрительно приподнятом расположении духа. Ее тело нашли через два дня возле каменистого берега вниз по течению. Смерть члена семьи никак не повлияла на маленького ребенка, от которого никогда не скрывали неизбежность всеобщего конца. О Мэрилин она стала по-настоящему вспоминать сравнительно недавно. Только когда начались те необычные сны вперемешку с жуткими иллюзиями.
«И надо бы, но я так боюсь идти к врачу», — признавалась себе Эми. Она помнила, насколько сильным ударом для Лауры стала смерть матери, а если и дочь унаследует психическую болезнь — их семейному счастью окончательно придет конец.
Эми очень надеялась, что как только все проблемы в ее жизни решатся, то и разум перестанет играть с ней в свои жестокие игры. Но после последнего сновидения, она не могла уже быть уверенной в своем сумасшествии. Слишком много совпадений.
Сев на односпальную кровать, она взяла из ящика стола старый альбом с рисунками и открыла его. Вот их дом, вот отправившаяся на тот свет овечка по имени Долли (наверное, каждый овцевод называл хотя бы одну свою овцу именно так), а также много рыб. В детстве ей очень нравилось смотреть на рыбью чешую, переливающуюся в свете солнца. Однако единственный поход с отцом на рыбалку обернулся детской истерикой.
Улыбка родилась на губах сама собой. А потом Эми обернулась в сторону коридора, наткнулась на соседнюю закрытую дверь напротив своей комнаты. Та обветшала за все это время, и Гейл, кажется, даже подкрашивать ее не собирался, в отличие от белоснежной двери Эми.
Комната Ричарда.
«Его вещи, наверное, тоже никто не трогал, — проскользнула мысль. — Либо все отдали на благотворительность».
Она задумалась, как отреагируют родители, если блудный сын все же вернется домой. Может, сердце Гейла Томпсона смягчится при виде раскаявшегося любящего сына, а может, все станет только хуже. Эми была бы счастлива увидеть брата еще хоть один раз. В отличие от отца, она не имела таких категоричных принципов и была готова дать провинившемуся шанс. Вспоминает ли Ричард о своей семье? Может, он приходил, но передумал возвращаться, стоило только увидеть, что они научились жить без него? Словно старшего сына никогда и не существовало.
Эми перевернула страницу своего детского альбома для рисования. Очередная картинка — опушка среди редких деревьев. Яркий зеленый фломастер напоминал кислоту, готовую вот-вот разъесть бумагу, а изумрудно-голубое небо вышло слишком нереалистичным. Эми помнила день, когда зашла далеко от дома, чтобы порисовать на природе. Выводить на страницах просто зеленые холмы рано или поздно надоедало, то ли дело поле с красивыми цветами. Причем не такими изнеженными, как в огороде Лауры, а какими-то более настоящими, дикими, но прекрасными. Она хорошо помнила взволнованную и вместе с тем уставшую улыбку Ричарда, отправившегося ее искать, как он посадил сестру на велосипед и, не говоря ни слова, доставил обратно. Позже он признался, что очень сильно хотел выпороть ее за побег, но сдержался.
Следующая страница. Семейная картина. Отец возле лошади, мать около корзинки фруктов, Эми с карандашами в руках и Ричард с длинной палкой. А может быть, тростью. Или прут? Слишком мало деталей.
«Теперь сбежал ты. Мне тоже следовало бы тебя выпороть? — шутка не показалась Эми смешной, улыбка вышла скудной, а через пару секунд и вовсе увяла. — Ричард не мертв. Он далеко, но с ним все хорошо. Пусть возвращается, он уже достаточно себя наказал». Смерть лучшего друга наверняка сломала Ричарда. Эми не сомневалась, что тот случай — ужасная ошибка, нелепая роковая случайность. Не мог ее брат просто забить насмерть Коула.
С первого этажа послышался грохот от закрывшейся со всего размаху двери, а потом тяжелые переваливающиеся шаги, направившиеся в сторону лестницы.
— Эми? Ты там? Спускайся!
Эми тут же забыла обо всем тревожном и плохом. Как в детстве, только заслышав этот голос, она подорвалась с места, понеслась в сторону лестницы. Боль в животе умерила ее пыл, пришлось спускаться со всей осторожностью.
С распахнутыми объятиями ее ждал Гейл Томпсон. Он даже не снял свою любимую кепку, сразу пошел к дочери. Эми увидела его широкую улыбку и послала ему такую же искреннюю, ответную. Когда на плечах оказались эти мозолистые мужские руки, а в нос ударил четкий запах дешевой и запоминающейся надолго пены для бритья, она наконец в полной мере ощутила себя счастливой. Ну, почти. Где-то внутри все еще крылась тьма, от которой нельзя избавиться так быстро.
— Привет, пап. Давно не виделись.
— Да уж. Но повод ты выбрала такой себе, — он отстранил ее от себя, чтобы посмотреть в лицо. — Теперь все в порядке?
— Да, — не задумываясь, ответила Эми, за что получила похлопывание по плечу.
— Я знаю. Ты девочка сильная, тебя не так просто сломить. Пойдем на кухню, мама твоя пирог уже приготовила.
Он ушел, а Эми осталась, пригвожденная к месту. Гейл действительно думает, что его дочь не так просто сломить? Она вспомнила себя лежащей в слезах и крови, услышала собственные стоны в ушах. Если бы не странный голос в голове, Гейл сейчас бы нес цветы к ее могиле. Она не превратилась в суперсолдата, которого «не так просто сломить». Но Эми не стала говорить этого на кухне, прекрасно понимая, что не стоит так реагировать на простую поддержку. Кровавые подробности она приберегла, чтобы не портить никому аппетит.
— Ты поступила правильно, пойдя за Клариссой, — тихо произнес Гейл, смотря на Эми тем самым глубоким взглядом, который обычно гипнотизирует окружающих. — Нужно защищать то, что тебе дорого и тех, кто дорог. И мириться с последствиями своих поступков.
Эми кивнула головой. Очевидно, что последнее предложение было камнем в огород ее брата. Простым напоминанием, где кончаются границы дозволенного. Отец не стал сердиться за то, что она, вооружившись ножом, напала на своего потенциального убийцу. А может дело в том, что Саймон все же выжил. В любом случае сейчас, сидя пред ним, она заслужила искупление, которого не получить даже у священника. Эми чувствовала себя прощенной. В этой семье все еще есть место для нее. Какое счастье.
— Вам что, пирог не нравится? — решила перевести тему Лаура, когда все самое главное было обсуждено. — Я ведь старалась!
— Нет, мам, все хорошо. Очень вкусно.
— Тогда возьми еще кусок.
— В меня не влезет.
— Что не влезет — папа доест.
Гейл возмущенно вздернул подбородок.
— Я шавка что ли какая объедки со стола собирать?
Все засмеялись, потому что знали — Гейл всегда за всеми доедал. Мог даже съесть чужую порцию целиком, если задержаться и не прийти вовремя к столу. У него был поистине бездонный желудок… и при этом скудная жировая прослойка. Можно было только позавидовать.
Первый день в родительском доме прошел замечательно. Эми помогала по хозяйству, снова как в детстве проводила много времени с животными и позабыла обо всем. Такое времяпрепровождения не могло не подействовать исцеляюще на ее разум. Ближе к вечеру она вспомнила о Дереке. Оставив родителей перед телевизором, она накинула на плечи короткий плед, после чего вышла во двор. Ее встретила вечерняя прохлада, Эми подняла голову к небу и вздохнула всей грудью, а потом быстро выпустила воздух из легких.
Участок ее родителей находился в отдалении от остальных, хотя это и типично для Кеттлуэлла. Задний двор огородили низким каменным забором, который не закрывал прекрасный вид на природный пейзаж — огромное зеленое пространство, где кроме травы ничего нет. И так до самого горизонта, только с севера можно заметить редкие появляющиеся то тут, то там деревья, переходившие постепенно в небольшой лес. Для ребенка все здесь казалось скучным, но взрослые находили вид умиротворяющим, а жизнь — спокойной.
Эми взяла складной стул, стоявший у стены дома возле большого цветочного горшка с белыми гвоздиками, и села. Перед ней открывались бескрайние поля, уходящие в подступающую тьму. Солнца уже не было видно.
Дерек взял телефон со второго раза.
— Привет, милашка, как дела? Ты прости, что сразу не подошел, в душе был.
— Привет, все хорошо. Я приехала к родителям.
Дерек ненадолго замолчал. Всего одна короткая пауза.
— Это же далеко. Что-то случилось?
— Нет, — запротестовала Эми, не спеша рассказывать про записку, напугавшую ее, — я давно обещала приехать, а после произошедшего откладывать уже было невозможно. Иначе бы они сами ко мне приехали.
— Ах, вот оно что. Я, кстати, думал все, почему они не были в больнице.
«Потому что я им ничего не рассказывала, — подумала Эми. — Если бы Саймон умер, то они отказались бы от меня, как от моего старшего брата». Она не до конца была уверена в своей догадке, но не хотелось проверять. Несомненно, их случаи с Ричардом разные, но вдруг убийство — настолько непростительный грех в их семье, что даже попытка защитить свою жизнь того не стоила?
«Все сочувствуют жертвам. Неважно, кем ты была на самом деле…» — всплыли в сознании слова Клариссы.
Втайне от Дерека, размышляющего о пользе крекеров на ночь, Эми задалась вопросом, где граница между жертвой и мучителем. Если жертва возьмет нож и сама нападет на растерявшегося психа, кем она станет? Может ли она зайти слишком далеко, чтобы тоже приобрести статус «ненормальной»?
«Я. Все. Сделала. Правильно. Просто защищалась, разве это плохо? Так почему мне действительно так плохо?!«— Эми уже устала от игр своего разума, который пытался анализировать каждый ее шаг и поступок. Внутренний голос спрашивал, кто она такая, чтобы решать, кому вредить, а кому нет. Вдруг ее жизнь не стоила того, чтобы защищать ее таким образом? Если бы в котельной не было Клариссы, Эми не стала бы бороться за свою жизнь. Этот факт был очевиден, и он вдруг испугал ее.
— Дерек… — она перебила его, заговорив тихим и просящим тоном, — ты не стал относиться ко мне хуже после произошедшего? Я о Саймоне, — чужое имя она выговорила еле слышно. Оно шепотом соскочило с ее губ и растворилось в ночной темноте.
Дерек не томил ее своим молчанием, но удивление сквозило в его голосе.
— Конечно, нет. Почему ты спрашиваешь?
— Я взяла в руки нож. Против человека.
— И? — Дерек не понимал, в чем проблема. — Любой бы взял на твоем месте. Защищать свою жизнь естественно.
— Я знаю. Я не об этом.
— Тогда я тем более не понимаю.
Эми помотала головой. Удивительно, но ей стало легче, так что зацикливаться на не слишком приятной теме она не стала. Дерек явно выразил свою позицию, и это само по себе стало ответом. К тому же едва ли Эми сама могла разобраться в своих чувствах. Все что она знала — внутри растет презрение к самой себе, пусть и незаслуженное. Когда она очнулась тогда в больнице после Саймона, все что она чувствовала — радость, а сейчас эта эмоция бесследно стерлась.
— У тебя точно ничего не случилось? — вдруг поинтересовался Дерек. — Голос странный.
— Скорее всего, я немного подзастыла. Ничего такого.
— Ты на улице сидишь?
— Да.
— Иди в дом! Холодно же.
— Сейчас уже пойду. Вышла с тобой поговорить.
— Это хорошо, да. Я тоже все время от родителей прячусь, когда по телефону разговариваю, ха! Какой-то инстинкт, что ли. Эми, ты надолго уехала? Когда ждать твоего возвращения?
— Если честно, я не знаю. Я… мне стоит приехать?
— Тебе стоит в первую очередь поправиться. Если тебе дома легче, то пока побудь там, но я очень буду тебя ждать. Когда приедешь, может, эм… Не, пока, наверное, не буду с этим приставать.
— О чем ты?
— Нет-нет, потом как-нибудь, не хочу тебя сейчас напрягать.
Ему удалось пробудить чужое любопытство, а потом он жестоко не захотел делиться своими мыслями. Эми была взволнована и немного разочарована, однако это чувство быстро исчезло, оставив раздражающую недосказанность. Она до сих пор не могла понять, о чем Дерек думает. Даже теоретически.
Поблагодарив Дерека за разговор и попрощавшись, она встала со стула, убрала телефон и попытаюсь максимально распрямить спину. Позвонки хрустнули, и Эми удовлетворенно уставилась в ночное небо. Оно было настолько непроглядным, что на секунду показалось, будто небо пытается засосать ее в свои недра. Эми ощутила себя растворенной в окружающей тьме вместе с маленьким родительским домиком и робким светом у крыльца. Окружающая темнота вдруг показалась родной и знакомой. Она приглашала к себе, звала в свои объятия, предлагала закрыть глаза, в которых появлялась болезненная резь при взгляде на лампу.
«Что за глупости, — подумала Эми, со слишком сильным любопытством смотря вдаль — на тихо шелестящую траву и высокие деревья. — В темноте я туда не пойду, но можно прогуляться завтра. Было бы неплохо найти ту поляну, которую я нарисовала в альбоме, когда-то она мне очень нравилась. Может, и цветы там все еще растут».
Перед сном Лаура помогла Эми поменять повязки. Помощь не особо требовалась, потому что Эми много раз делала это самостоятельно, но видя просящие глаза матери, отказать не смогла.
— Такие швы страшные, Эми, — уныло прошептала Лаура, — скорее всего, останется шрам.
Эми равнодушно взглянула в дверцу шкафа, где висело зеркало, прекрасно отражающее две фигуры. Одна стояла в штанах и бюстгальтере, а вторая сидела на стуле перед ней, рассматривая плоский живот. И на этом животе действительно красовалась красная неровная рана со швами. Она не болела, если Эми принимала препараты, прописанные доктором, и ни разу не загноилась, ни распухала, к счастью — кожа стремительно срасталась.
— Останется так останется, — произнесла Эми, — что теперь делать.
— Я слышала, что с помощью лазера можно избавиться от шрамов. Я могу поискать для тебя хорошую клинику.
— Мне все равно.
— Но шрамы не украшают женщин, Эми. Только подумай, как ты сможешь носить купальник? — видимо для Лауры толстый шрам был чем-то, что действительно может помешать вести нормальную жизнь. И делая еще хуже, она произнесла: — Да и мужчинам такое не нравится. Ты ведь не хочешь остаться одна из-за какого-то шрама?
Эми нахмурилась, поджала нижнюю губу и посмотрела вниз. Почувствовав тяжелый взгляд дочери, Лаура оторвалась от обработки раны и подняла голову. Они больше ничего друг другу не сказали в тот вечер, кроме «спокойной ночи».
Лежа в детской кровати и смотря на светильник в форме полумесяца, купленный ей на день рождения много лет назад, Эми отчетливо чувствовала перемены в своем сознании в сравнении с тем, что она ощущала, когда еще жила здесь. Несомненно, она давно не была в доме, но ведь всегда скучала по нему. Так почему сейчас, когда Эми здесь, все начинает раздражать? Раздражение вообще редкий гость в ее сознании, куда чаще там появляется тоска.
Она перевернулась на спину, но сразу зашипела от боли. Но когда она исчезла, разум Эми очистился, и пришло осознание, что проблема восприятия родителей в том, что теперь Эми сама повзрослела. Родители отныне не являлись для нее непоколебимым авторитетом, а их придуманные законы могли быть нарушены. Хотя бы теоретически. Эми вспомнила недавний разговор с матерью про шрам и усмехнулась. Смотреть на Лауру с таким скептицизмом было чем-то новеньким.
«Поверить только, и ведь все из-за Саймона, — мысли искрили необузданной злобой. — Я слишком сильно меняюсь».
В голове промелькнула мысль все же разрешить поискать матери подходящую клинику. Даже если Эми в итоге не воспользуется помощью врачей, это неважно. Главное конфликт будет исчерпан, а Лаура посмотрит на Эми как раньше.
«Не знаю, — заключила Эми, — не знаю, что делать».
И вот она, знакомая тоска, вновь наполнила легкие, выразилась в тяжелом вздохе. Эми прикрыла глаза, но поняла, что свет ночника слишком сильно мешает ей. Пришлось выключить столь любимый ранее полумесяц. Стоило только свету исчезнуть, как знакомая тьма обволокла ее, лишила зрения, оставила только окружающие звуки.
Дом спал. Дерево изредка скрипело, словно дом ворочался во сне и чуть слышно похрапывал. Эми лежала на боку, уткнувшись лбом в стену. Она чувствовала себя усталой, веки стали тяжелыми. Но она никак не могла провалиться в настоящий сон, бессонница в очередной раз готовилась испортить ночь. Только Эми задремлет, как через пару минут снова приходит в себя, и так продолжалось несколько часов.
До тех пор, пока не пришел Он. Тот, кто со времен больницы помогал ей успокоиться — сгусток тепла, от которого даже на миг не ощущалась опасность. Эми чувствовала его присутствие отчетливее, чем когда-либо. Пришло осознание, что существо сразу уйдет, стоит посмотреть в его сторону, Эми старалась не шевелиться.
Существо неслышно приблизилось к кровати. А потом Эми почувствовала вес чужого тела, который продавливает матрас. Недостаточно большой вес для человека… больше похоже на небольшого зверька. Как если бы компанию ей решил составить невидимый кот или некрупных размеров пес. Больше незнакомец не двигался, и она выпрямила колени, придвинулась ближе к стене. Он не предпринимал каких-либо попыток придвинуться ближе, несмотря на явное приглашение, лишь оставался на своем месте и излучал тепло. Он просто был с ней рядом. Будь кто-то другой на месте Эми, он бы наверняка испугался доброго духа, но точно не она.
— Спасибо, — тихо прошептала Эми.
Будто бы в ответ на благодарность, перед тем как уснуть, Эми почувствовала, как Он нежно и едва ощутимо погладил ее по волосам. Стало так хорошо на душе, что Эми заснула со счастливой улыбкой на губах.
***
Она умылась, почистила зубы, а потом расчесала волосы. Сегодня они немного вились, потому что Эми спала с влажной головой после душа, но… так даже вроде бы ничего. Она скептически осмотрела свое отражение в зеркале, прошлась пальцами по кончикам волос и не стала ничего менять.
— Мам? Пап? — позвала Эми, но ответом ей стала тишина.
Дом без своих хозяев показался безжизненным и блеклым. Только теперь Эми обратила внимание на облупившуюся краску на потолке, немного подгнившие доски пола в самого входа (частично закрытые ковриком). Несомненно, Лаура и Гейл старались поддерживать дом как только могли, однако им явно не хватало рук.
«Интересно, сколько дому лет? — думала Эми, проходя к холодильнику. — Я не знаю, кто здесь жил до бабушки или кто его построил. Я вообще других своих родственников не знаю, вдруг кроме нас и не существует больше никого? Вдруг это как-то связано с нашей фамильной болезнью, может, другие родственники как бабушка — давно сошли с ума?»
Про дом Эми забыла сразу же, как только наткнулась взглядом на свиные отбивные, лежащие на верхней полке холодильника. Конечно, после здорово сна пришел и здоровый аппетит. Телефон пиликнул — Дерек отреагировал на утреннее сообщение. Приветствовать друг друга и желать хорошего дня — нормально для них. Он написал, что видел Эми во сне, судя по смайликам, сон был эротического характера. Эми отправила свое «сердечко». Ей стало интересно, сколько Дерек вытерпит без секса, учитывая ранение. Хотя… если призадуматься, когда они вообще в последний раз лежали вместе в постели? Эми никак не могла вспомнить.
Прошел час, а родителей все не было. Даже когда Эми вышла во двор, проверила стойбище с овцами и попередразнивала их, Лаура и Гейл не появились, и тогда Эми решила им позвонить. Оказалось, что родители уехали за покупками. В Кеттлуэлле был всего один продуктовый магазин, да и тот небольших размеров, поэтому такие поездки были нередки. Эми предупредила о своем намерении прогуляться, после чего со спокойной душой принялась переодеваться из пижамы в повседневную одежду. Уплотненные джинсы, майка и толстая-толстая кофта, связанная Лаурой из шерсти овцы — идеальный вариант для долгой прогулки. Эми не нашла зонт, поэтому на свой страх и риск пошла без него. А на улице пахло сыростью. Так что с каждой секундой росла уверенность, что обратно придется идти под дождем.
«А идти-то долго… Если бы я смогла быстро уехать, было бы здорово».
И тогда Эми, повернувшись, обошла дом и открыла сарай, включила свет. Окно здесь имелось всего одно, небольшое, но сейчас даже оно было заставлено досками. Если ориентироваться на свои воспоминания, тут должен стоять старый велосипед. Если его не выкинули, конечно. Дело тут даже далеко не в старости, просто велосипед ассоциировался с Ричардом.
Стеллаж с банками краски, стремянка, отцовские инструменты, старый комод, оставшийся со времен бабушки… но только не велосипед. Эми зацепилась взглядом за самый дальний угол. Там, заставленный досками, находился довольно высокий предмет, закрытый тканью.
— Нашла, — поняла Эми, и, подойдя ближе. Когда она потащила тряпку на себя, то закашляла от образовавшегося облака пыли. Видимо, велосипед ни разу не использовался после побега Ричарда.
— О тебе все забыли, да? — грустно спросила Эми, не задаваясь вопросами, почему она разговаривает с неодушевленными вещами.
Кое-как, но она вытащила велосипед на улицу, подкачала шины, найденным возле него насосом. Залезть на седло, не растревожив рану, оказалось тяжело, после первой попытки Эми чуть было не упала, но дальше все пошло как по маслу. Ноги крутили педали, глаза смотрели вперед. Эми старалась не вертеть корпусом и держать спину прямо — при таком положении не удавалось развить приличную скорость, но и боль не обжигала внутренности.
Поля, поля и еще раз поля. Короткая трава шелестела под колесами. Ветер приятно касался лица, подхватывал и развивал волосы, не позволяя им закрывать дорогу. Если бы не угроза дождя, погода была бы идеальной. Пока Эми ехала, успела поздороваться с соседями, которых давно не видела. Она миновала одну дорожку, потом другую, свернула у старой церкви и окончательно ушла в лесистую местность. Рядом протекала река, и Эми косо посмотрела в ее сторону, но не остановилась.
Когда она доехала до высоких деревьев, то пришлось слезть.
— Ой, — Эми схватилась за бок, постояла немного, а потом выдохнула.
Она готовилась бродить здесь долго, ориентируясь по своим нечетким воспоминаниям, но вдруг поняла, что знает, куда идти. Ноги сами вели ее вперед. Через какое-то время пришлось прислонить велосипед к дереву, потому что идти с ним становилось затруднительно. Эми засунула слегка замерзшие руки в карманы своей теплой кофты и пошла дальше. Вот она — поляна. В альбоме она была гораздо более яркой из-за голубого неба и бесчисленных цветов под ногами. А сегодня небо было серым, а под ногами — сплошь только трава. Место выглядело гораздо более покинутым и запущенным, чем она запомнила.
Эми легла на влажную траву. Она старалась собраться и решить, что делать со своей жизнью дальше. Понятное дело, странные галлюцинации не отпустят ее так просто. Вчерашняя ночь — еще одно подтверждение. Даже сейчас Эми отчетливо чувствовала чужое присутствие и не где-то извне, а в себе самой. Существо обитало там давно, просто Эми не могла рассмотреть его. Это как вглядываться в кромешной тьме в темной угол, понимая, что оттуда на тебя точно так же кто-то внимательно смотрит. Участь быть запертой в лечебнице для умалишенных не могла обрадовать.
У кого просить совета?
Несмотря на кажущуюся семейную идиллию, Эми не была по-настоящему близка с родителями. Она не хотела учиться в университете на архитектора, она хотела бы расширить эту ферму и проводить все свое время здесь. Рисовать для себя, но не более, потому что не хотела показывать другим свои работы. Родители и слышать об этом не хотели, и ей пришлось уехать в новый незнакомый мир. Он стал откровением, постепенно изменил ее, несмотря на все сопротивление. Эми стала взрослее, научилась зарабатывать себе на жизнь. Но счастливее не стала.
Первые друзья в ее жизни были поддержкой, казалось бы. Но недавний случай с Саймоном показал, что Кларисса не пошла бы к Эми в случае чего. Она предпочла общество Дженнифер, а последняя выгнала с вечеринки, не приняв страшные предчувствия всерьез. В Эми никто из них не верил. Она задумалась, как выглядит со стороны для своих подруг и других членов общей компании. Не обуза, не интересный собеседник, не душа компании. Просто дополнение, часть декорации, которой можно было спьяну рассказать все свои секреты и облегчить совесть, зная, что Эми никому не проболтается.
Из груди вырвался тяжелый вздох, когда по бедру прошла дрожь, вызванная вибрацией телефона. Эми не спешила брать смартфон, чтобы увидеть очередное уведомление о непрочитанном сообщении. Она позволила разуму окончательно погрязнуть в набирающем силу отчаянии.
Эми не хотела встречаться с Дереком, но он убедил ее, что они будут счастливы вместе. Однако Дерек слишком много врал и оказался другим человеком. Он все еще заботится о ней, и Эми чувствовала, что нужна ему, но что насчет своих желаний? Их отношения были довольно странными лично для нее. Она хотела быть с ним, тянулась к нему, но безуспешно. Каждый в этих отношениях был сам по себе. И в то время, когда казалось, будто вот-вот ее испытательный срок закончится, и Эми, наконец, обретет свою вторую половину, эта вторая половина вдруг призналась, что врала о себе и своих настоящих мотивах с самого начала. Дерек после аварии изменился и больше не мог скрывать правду — он собирался бросить Эми после первого секса, а потом передумал. Его мучила совесть. Эми простила его, признала, что хочет продолжать отношения, несмотря ни на что. Ей казалось великой удачей, что он воспылал к ней настолько сильными чувствами и решил измениться. Она была готова быть с ним и дальше, лишь бы только Дерек оставался рядом и не бросал ее наедине с самой собой. Ведь если Эми чего-то и боялась, то себя — той оглушительной пустоты внутри. Много лет она пыталась заткнуть ее буквально всеми, с кем была знакома, выстраивала узы, как только умела. Наверное, люди интуитивно чувствовали, что нужны ей только как якорь на пути к сокрушительному безумию. По этой причине и старались не подпускать ее ближе к себе.
И теперь она, наконец, приняла правду. Но что делать дальше? Она находилась на переломном моменте в жизни. Ей нужен был кто-то… кто угодно. Хороший родитель, верный друг или понимающий любовник.
КТО УГОДНО ПОДОШЕЛ БЫ
Оглушительный вопль, раздавшийся из глубины черепа, заставил содрогнуться. Эми с удивлением обхватила голову руками и поняла, насколько быстро и часто дышит. Ее губы высохли, горячий воздух выходил из легких, и она наглоталась холодного — отчего все время подрагивала. Пальцы запутались в волосах, когда Эми перевернулась на бок и подтянула ноги к груди.
Здесь, на поле, она должна сделать выбор. Осознание могло настигнуть ее где угодно, но пришло сейчас. Нужно решить все именно сейчас. Но самое главное — посмотреть внутрь, на того, кто там прячется. На ум пришел образ бабушки, кружащейся с кем-то невидимым в танце посреди комнаты в светло-оранжевых лучах заходящего солнца. Эми слишком привыкла к страху, он никуда не исчез, но она вдруг почувствовала, что может двигаться дальше. Она выдернет на свет свое безумие, взглянет на собственное настоящее лицо и то, что так отчаянно взывало к ней все время. Если это означает упасть в пропасть, пусть так.
Конечности вдруг расслабились, пальцы слегка подрагивали от холода, Эми больше их не чувствовала. Она закрыла свои глаза, но ее состояние было далеко от обычного сна, далеко оно было и от обычной медитации. Неба и земли теперь не существовало. Призванный поток охотно набросился на Эми и затянул вниз, а она больше не сопротивлялась, с любопытством и потаенной злостью падая на глубину своей души.
Кромешная темнота всецело завладела разумом, и Эми стала ее частью, практически слилась с ней. Внутри собственного сознания оказалось ужасающе холодно и пусто. Черная воронка засасывала ее глубже и глубже, но, сколько бы Эми не тонула, ничего не менялось. Одна волна была лишь началом для следующей. Бесконечное море, открытая зияющая бездна без единого намека на свет. Нарастающее отчаяние поглотило ее, вытесняя все остальные эмоции, и в конце не осталось ничего. Эми превратилась в накатывающие волны, стала зыбучими песками, которые ее же и затягивали мгновение назад.
Эми вдруг ощутила, что тьма неоднородна. Она слилась с другой чернильной бездной, гораздо более черной и непроглядной, чем сама Эми. Тьма охватила ее своими длинными руками, размяла толстыми пальцами и вонзилась когтями в самое сердце. Эми могла чувствовать в местах соприкосновений с чужим организмом тонкие иноземные струйки успокаивающего благодатного тепла. Не зная, что будет дальше, Эми сама потянулась к этой массе, с удивлением отмечая, что она вдруг ответила ей тем же.
— Ты все же нашла меня, — мягко и размеренно сказал голос из самой бездны, заглушая любые звуки и даже мысли. — Ну здравствуй, Эми.