Сеньор Гаспаро Фальконе вернулся на виллу уже ближе к вечеру: дорога из Милана до Стрезы оказалась размыта недавним дождем, и вознице пришлось ехать в объезд, что его господин едва ли заметил, занятый мыслями о завершившемся давеча шумном процессе над его родною племянницей, Агостиной де Лукой.
Несмотря на сделанное ею признание, нанятый адвокат, один из лучших в Милане, построил защиту на основании ее временной невменяемости: якобы ослепленная ревностью и любовью к молодому сеньору Камберини, женщина плохо соображала, когда отперла дверь и заманила в недра винного погреба сначала глупого пса, а после — его хозяйку. Исходя из его блистательной речи можно было даже подумать, что Агостина сама намеревалась спуститься в «смертельные тенета винного погреба», желая покончить с собой, и судья, проникшись жалостью к ее разбитому сердцу и снизойдя к заслугам ее аристократических предков, вынес довольно снисходительный приговор.
— Десять лет заключения в стенах Сан-Витторе, миланской тюрьмы, — сообщил своим слушателям, собравшимся на террасе, Фальконе.
Они уже поджидали его, и он сразу же прошел к ним, понимая, с каким нетерпением они ждали все это время оглашение приговора. Как-никак слушание по делу де Луки всколыхнуло не только Милан, даже римская «Messaggerо» периодически выкладывала статьи, подробно описывающие происходящее в зале суда. И имя Фальконе, в чьем доме случилось несчастье, будучи у всех на слуху, обросло недоброю славой…
После продолжительного молчания, вызванного словами Фальконе, первым откликнулся Джек:
— То есть теперь всё закончено? — спросил он. — Нужда в дальнейшем притворстве отпала?
Его мнимый дед, сведя вместе кончики пальцев и не сразу откликнувшись, наконец произнес:
— Это как посмотреть, мальчик мой. Процесс едва завершился, и слухи о нем еще нескоро затихнут, к тому же… еще предстоит уладить вопрос с наследованием состояния де Луки. Это как-никак прецедент: нечасто при живом-то наследнике прямой линии наследство переходит в сторонние руки. А здесь именно так и случится, коли получится все уладить…
— То есть все еще НЕ закончилось?
— Как видишь, нисколько, — ответил Фальконе и посмотрел Джеку в глаза. — Неужели, мой мальчик, ты так сильно тяготишься жизнью на вилле, подле меня, что готов как можно скорее оставить и то, и другое? — осведомился вдруг он с грустной улыбкой. — Мне казалось, ты должен быть счастлив, находясь в окружении преданных друзей и возлюбленной.
— Так и есть, — живо откликнулся Джек, — я счастлив, действительно счастлив. Ни на секунду в этом сомневайтесь! Время, проведенное здесь, на вилле Фальконе, навсегда останется в моем сердце, как самое драгоценное! — Пальцы Аманды переплелись с его пальцами, и он крепко сжал ее руку.
— Тогда к чему эта спешка? — осведомился старик.
Аманда знала, что вопрос этот более чем риторический: ответ Фальконе и так был известен, но все-таки заступилась за Джека.
— Джек просто слишком порядочный, чтобы обманывать. Это вынужденное притворство претит ему…
Фальконе кивнул.
И улыбнулся…
— Слишком порядочный, чтобы жить за чужой счет в красивом доме подле очаровательной девушки, влюбленной в него? — с беззлобной насмешкой произнес он. — Да многие бы мечтали об этом. Ах, Джино, Джино, с такими принципами многого не добиться! Особенно в полицейской работе.
— Вряд ли мне быть полицейским, — смутившись, парировал молодой человек. — Эта работа не для меня. В этом вы правы…
— Тогда чем же ты намерен заняться, едва освободишься от тяжкой обязанности разыгрывать моего внука?
Джек смутился сильнее, но пальцы Аманды стиснули его руку, и он решился признаться.
— Сеньор Джонсон предлагал обучить меня некоторым особенностям своей работы. Я подумывал согласиться…
— Хочешь стать частным сыщиком?
— Почему бы и нет? Сыск всегда интересовал меня в первую очередь.
— А что скажете вы, сеньорита Уорд, — обратился к Аманде старик, — готовы связать свою жизнь с детективом? Не передумали еще?
— Никогда не передумаю, — уверила его девушка категорически.
А Фальконе допытывался:
— То есть вы уже сообщили родителям, что намерены остаться в Италии и переменить свою жизнь? И даже написали поверенному, дабы он от вашего имени уладил вопросы с вашим финансовым обеспечением здесь, в новой стране?
Аманда вспыхнула: ничего этого она, конечно, не сделала и восприняла сказанное Фальконе упреком.
— К чему эти вопросы? — осведомилась она. — Вам прекрасно известно, что ни первое, ни второе мною не сделано.
— То-то же. — Фальконе поднялся на ноги и хмыкнул в кулак, окинув своих собеседников взглядом. К слову, мисс Харпер за все это время не сказала ни слова, но старик не оставил ее без внимания. — Вот и мисс Харпер у нас как бы в подвешенном состоянии… Да и я сам…
— Что вы хотите этим сказать? — живо откликнулась компаньонка. — Мое положение более чем устраивает меня. Или вы вознамерились уволить меня?
— Как вы, однако, скоры на суждения, — попенял ей Фальконе, покачав головой. — И вовсе я не намерен вас увольнять, юная мисс. Просто подумал, что у вас, наверное, есть семья, те, кто о вас беспокоятся и волнуются… И жених есть, насколько я знаю.
— Был, — поправила его компаньонка. — Помолвка разорвана, как вы понимаете.
— Но мне показалось…
— Вам показалось, сеньор… — Мисс Харпер взволнованно стиснула руки и посмотрела в безмятежную синь горного озера. Оно, это озеро, будто и вовсе не знало ни бурь, ни волнений, не то что мисс Харпер, вспомнившая не к месту недавнюю встречу с бывшим возлюбленным. Для нее она стала слишком большим душевным волнением, чем-то вроде тропического тайфуна: как-то враз вспыхнуло то, что, казалось, угасшим, и теперь жгло даже больше, чем прежде. Но отогнав от себя эти мысли и устыдившись резкости своих слов, мисс Харпер добавила: — У меня есть сестра. Я пишу ей время от времени, но не часто, чтобы не скомпрометировать ее письмами от преступницы.
Теперь пришло время сеньора Фальконе возразить своей собеседнице:
— Вы не преступница, Розалин, и мы все знаем об этом. И я считаю несправедливым, что вы, неся на себе это клеймо, перечеркнули всю свою прежнюю жизнь.
Женщина вскинула взгляд, потемневший, больной, и, не улавливая подтекста, спросила глухо:
— Зачем вы говорите мне это?
— Затем, что вам стоит вернуться и разобраться во всем. — И поспешно добавил в ответ на ужас, мелькнувший в глазах компаньонки: — Или хотя бы повидаться с родными. В конце концов, я уверен, вы и сами хотели бы этого.
— Но я не могу! — воскликнула женщина. — Я не могу даже думать об этом. Как вы сами не понимаете: срок давности преступления еще не истек, Энтони… — она осеклась, — мистер Ридли сам так сказал. Если я окажусь снова в Англии, то меня ждет тюрьма, а возможно, и виселица. Вряд ли там станут разбираться в произошедшем: признают само мое бегство признанием в преступлении. Сеньор, вы хотите избавиться от меня? Я настолько вам опротивела?
— Святая Мадонна, мисс Харпер, я и представить не мог, насколько сильно вы итальянка в душе! — отчего-то развеселился старик. — Какая экспрессия, страсть… Но я, право слово, не такое чудовище, чтобы желать вашей смерти на виселице, поверьте. Наоборот, я желаю вам только добра!
— Тогда закроем эту болезненную для меня тему, прошу. Я никогда не вернусь в Англию! Никогда.
— И все-таки я бы не зарекался. — Фальконе окинул присутствующих еще одним многозначительным взглядом.
Джек, уже догадавшись, что разговор этот начат им неспроста, осведомился:
— Вы что-то хотите сказать, не так ли, сеньор? Что-то важное…
— Да. — И старый граф оправил батистовые манжеты своей белой рубашки, по старой моде прикрывавшие кисти рук. — Я намерен отправиться в Англию, господа. И все вы поедете вместе со мной!
После секундной, но оглушительной тишины, когда даже птицы в саду, казалось, перестали скакать с ветки на ветку, оглашая воздух своим неумолчным концертом, обе девушки воскликнули в унисон:
— Я не поеду. — Аманда Уорд.
— Ни за что! — Розалин Харпер.
И только Джек сглотнул ком, вставший в горле…
Но ничуть не взволнованный подобной реакцией, Фальконе, по-королевски взмахнув старческой рукой, сказал:
— Это даже не обсуждается, сеньориты. Во-первых, я не отправлюсь в такой долгий путь без своей компаньонки… — Выразительный взгляд. — Доктор Сорентино ни за что меня не отпустит без вас, — в сторону Розалин Харпер. — А, во-вторых, вам, моя милая миссис Уорд, не помешает вернуться и разрешить все вопросы с наследством и вашими же родителями на месте, а не в бездушной, довольно утомительной переписке.
— Но…
Фальконе пресек возражение девушки очередным взмахом руки.
— А тебе, Джек, — посмотрел он на парня, — как знать, возможно получится разузнать что-то по делу де Моранвиллей. Инспектор Ридли, насколько я знаю, не оставляет попыток во всем разобраться!
Тут уж мисс Харпер не выдержала и, метнувшись вдоль каменного балкона, и сама чисто по-итальянски замахала руками.
— Нет, нет и еще раз нет, — сказала она, уже даже и не пытаясь казаться спокойной. — Это безумие чистой воды. Если Аманде и стоит отправиться в Англию, дабы решить, как вы и сказали, вопросы с наследством и повидаться с родителями, то мне делать там нечего. Как и Джеку. Если бы тайну смерти маленького Анри и можно было бы разрешить, то Энтони… Ридли давно бы ее разрешил. Так для чего тратить усилия и средства в тщетной надежде на возможный успех?! Это бессмысленно. Я ни за что не вернусь…
Фальконе, невозмутимо за ней наблюдавший, возразил все же:
— Розалин Харпер может не возвращаться, а вот моя компаньонка, Розалин Ридли, отправится со мной в Англию.
— Вы не имеете права меня принуждать. — Их взгляды скрестились. — Я увольняюсь прямо сейчас. Сеньор Фальконе, рассчитайте меня!
Последовала еще одна долгая пауза, и Фальконе вдруг схватился за сердце, откинувшись на подушку. И застенал, прикрыв полуобморочные глаза…
Аманда бросилась к старику и стиснула его руку.
— Что с вами? Вам плохо? — И к застывшей, бледной, как простыня, Розалин: — Боже мой, Розалин, помоги же, я не знаю, что делать…
Та, опомнившись, наконец, извлекла из шатлена склянку с лекарствами и накапала несколько капель в стакан.
— Сеньор Фальконе, это лекарство. — Она поднесла стакан к губам старика и, придерживая его за безвольно повисшую голову, заставила сделать глоток.
— Вот видите, до чего вы меня довели, бессовестная девчонка, — попенял тот через секунду, приоткрыв один глаз. — Никак смерти моей захотели! А я умру, непременно умру, когда некому будет за мною присматривать.
— Ваш внук присмотрит за вами.
— Тот самый, что спит и видит, как покидает меня?
— И вовсе я… — вспыхнул от возмущения Джек, но старик продолжал, обращаясь к мисс Харпер:
— Джек — славный мальчик, но совсем не смыслит в лекарствах… и стариках. — И открыв второй глаз: — Неужели, бесчувственная вы женщина, вы покинете старика, желающего под конец жизни навестить могилу собственной дочери? Моей бедной Аллегры, похороненной на чужбине, в холодной, английской земле.
Глаза его снова закрылись, а дыхание участилось. Мисс Харпер тоже прикрыла глаза, понимая уже, что старик разыграл тот единственный туз, перебить ставку которого ей не удастся.
— Допивайте лекарство, сеньор, — сказала она, выдыхая колючий комок, закупоривший горло.