— Не плачь, умоляю тебя, — попросил Джек, прекрасно осознавая, что мог вынести все, что угодно, кроме слез этой девушки.
Она всхлипнула, еще крепче прижавшись к нему.
— Не могу перестать. Мои мольбы, знаешь ли, для тебя тоже мало что значат!
Глупенькая Аманда.
Он так страстно и сильно любил её, что едва себя контролировал, перебарывая неистовое желание сделать так, как нашептывали эмоции: зацеловать ее всю. Он так долго об этом мечтал, что теперь, твердо решив отступиться, ощутил реальную боль во всем теле. И распущенные по плечам волосы и глубокое декольте вечернего платья мало способствовали самоконтролю и желанию боль эту унять…
— Это неправда, — глухо прошептал он.
И, наверное, сам так и не понял, как начал ее целовать, как задохнулся желанием, ощутив ее пальцы на коже, впившимися в мышцы спины, как сам скользнул чуть саднящими от поцелуев губами к нежной ключице, коснулся ее языком…
И вдруг распахнулась дверь комнаты. Кто-то предстал на пороге… Они с Амандой отпрянули друг от друга, но вряд ли кого-то могли обмануть их расширившиеся зрачки, чуть подрагивающие от желания пальцы и клокочущие сердца.
— Эт-то бесстыдство… скандал… Аманда, как ты могла?! — неестественно низким голосом пискнула ее мать. Щеки миледи горели нездоровым румянцем, глаза метались между ними обоими. — Пасть так низко… да еще с ним…
Джек ощутил, как его взяли за руку, пальцы Аманды переплелись с его пальцами.
— Я вам сказала, что люблю другого мужчину…
— Его?
— Да, мама. Я люблю Джека.
Женщина охнула, Джек запоздало попытался оправить края выбившейся из бриджей рубашки. Дышать нормально не получалось, и он удивлялся тому, как у Аманды выходит так ладно, невозмутимо беседовать с матерью.
Сам он желал провалиться под землю! А желательно, умереть. Стыдно было до дрожи…
Особенно перед Фальконе, который, ясное дело, тоже был здесь и смотрел на него…
— Ты любишь… этого? — Женщина, между тем, указала на него пальцем. — Этого…
Она знала, кто он такой, Джек не ошибся, просто никак не могла подобрать верное слово: кокни, плебея, мальчишку-констебля, обманщика с самого дна этого города…
— … Итальянца? — подсказал вдруг Фальконе, заглянув миледи в глаза. — Вы имеете что-то против итальянских мужчин? Или что-то конкретно против моего внука, миледи?
Леди Риверстоун, отвлекшись от Джека, посмотрела на графа и вдруг захлопнула рот.
— Вашего внука? — заговорил ее муж. — Вы уверены, сэр, что этот… молодой человек — именно что… итальянец?
— Абсолютно уверен. Моя дочь родила мальчика от англичанина, признаю, но от этого он не меньше итальянец, чем в любом другом случае. — Граф вскинул голову. — Так вы имеете что-то конкретное против моего Джино?
Риверстоуны переглянулись.
— Он соблазнил нашу дочь, по-вашему этого мало? — взяв себя в руки, воскликнул мужчина. — И вы скорее всего потворствовали ему… Вот почему наша дочь жила в вашем доме и…
Фальконе сделался совершенно серьезен.
— Могу вас уверить, под моей крышей ничего неприличного или компрометирующего честь юной леди не происходило. Мой внук, — старик сделал на этих словах особый акцент, — очень серьезный молодой человек и он… никогда не посмел бы опорочить имя любимой им девушки.
Леди Риверстоун-Блэкни схватилась за сердце, а ее муж изогнул губы в усмешке.
— Мы все сейчас видим, насколько крепки его принципы, да, — процедил он сквозь зубы. И тут же продолжил: — У моей дочери есть жених. О их браке уже было сговорено…
— Полагаете, этот мужчина возьмет вашу дочь опозоренной? — очень спокойно осведомился Фальконе. — Как бы ни было велико мое доверие к внуку, ситуация, согласитесь, весьма… щепетильная… — он окинул молодых взглядом. — Я не уверен, что они не…
— Ничего не было, — очень твердо заявил Джек.
— Ничего?
Джек вспыхнул под взглядом старого графа, хотя вряд ли мог покраснеть еще больше. Он и так горел, как в огне…
— Ничего, кроме…
— Мы целовались, — пришла Джеку на помощь Аманда. — И я сама так хотела.
Ее мать снова вскрикнула, повалившись на руки поддерживающей миледи мисс Харпер.
— На самом деле, мы оба… хотели одного и того же, — добавил Джек, сжав ее пальцы.
Гаспаро Фальконе весьма показательно закатил глаза, вскинув брови.
— Как видите, эти двое любят друг друга, так есть ли резоны противиться этому светлому чувству? — едва ли не риторически вопросил он. — Насколько я знаю, мой Джино и так собирался просить руки сеньориты Уорд, так отчего бы нам не решить это дело прямо сейчас? — Риверстоуны молча прожигали несчастную пару глазами. — Или вы полагаете, что Фальконе, будучи иностранцами, недостойны руки вашей дочери? Так я с радостью предоставлю вам сведения о наших аристократических предках, вплоть до Арнульфа Каринтийского, а пять тысяч годового дохода, я полагаю, будут достаточным аргументом в пользу нашей финансовой состоятельности.
— Я не пойду за Феррерса, мама, — весомо присовокупила Аманда, прерывая повисшее после слов графа молчание. — Хоть запирайте, хоть нет, я сбегу с Джеком в Италию, так и знайте.
Джеку почудилось, что отец его девушки скрипнул зубами.
— Наша дочь не уедет в Италию, — через силу, но произнес он, явно давая понять, что они против подобного брака, но Фальконе, делая вид, что не понял завуалированного отказа, воскликнул весьма жизнерадостно:
— Где они будут жить, решать молодым, право слово, сеньор. Я их неволить не стану! Мой Джино и сам наполовину английских кровей, так что я допускаю: английская родина может манить его так же сильно, как итальянская.
Лицо Риверстоуна перекосилось и снова послышался скрежет зубов.
— Наша дочь… — начал он снова, — не выйдет замуж за… — Джека смерили еще более уничижительно-убийственным взглядом, — … итальянца. — Читайте: какого-то выскочку. — Не обессудьте, граф!
— Ваше право, — опять посерьезнел Фальконе, — но вы должны понимать: после сегодняшнего… кхм, конфуза, особенно если о нем разболтают светские кумушки, вашей дочери будет непросто не только найти себе мужа, но даже… выходить в свет.
Собеседники встретились взглядами, Риверстоун спросил:
— И кто же их просветит, этих кумушек, позвольте узнать?
Граф улыбнулся, вроде как поражаясь наивности собеседника, но на самом деле давая понять, что он сам и расскажет в случае необходимости.
— Вам ли не знать, дорогой лорд, как разносятся сплетни? — вопросом же на вопрос откликнулся он. — Здесь шепнула какая-то птичка, там — другая и третья… Право слово, не понимаю упорства, с которым вы так противитесь браку наших детей. Джино с радостью обелит имя Аманды, согласившись взять ее замуж, не так ли, мой мальчик?
Джек, с трудом понимая, на каком свете находится, молча кивнул. А ведь только около часа назад он твердо решил отступиться от мыслей о браке с Амандой…
— Вот видите, как чудесно все складывается! — восхитился Фальконе. — Завтра же мы с моим внуком явимся к вам с соответствующими бумагами, дабы урегулировать финансовые вопросы и обсудить длительность намечающейся помолвки. Могу вас уверить, в накладе никто не останется! Это поистине славный вечер как для самих молодых, так и для нас, стариков. Идите я вас расцелую! — С такими словами Фальконе сам подался к неподвижно замершей паре, с тревогой за этими переговорами наблюдавшей и все еще не осознавшей, чем именно они кончились.
Он смачно, по-итальнски восторженно расцеловал их в горящие щеки и попутно застегнул Джеку пару пуговиц на рубашке.
— Итак, до завтрашнего утра? — обратился он к Риверстоуну, неподвижному и молчаливому, как соляной столб. У того дернулись веко и уголки губ, но он все же кивнул, не в силах молвить ни слова…
Вместо него леди Риверстоун приказала:
— Аманда, мы едем домой. Немедленно!
Пальцы Аманды скользнули из ладони Джека и сама она, собираясь уйти, сделала шаг, но вдруг развернулась и обняла его. Крепко-крепко.
— До завтра, — шепнула чуть слышно. — Люблю тебя.
— Бесстыдница! — проскрежетала миледи, дернув дочь за руку, и, наверное, со всей силы, но Аманда счастливо улыбалась, ничуть не обратив на это внимание.
«До завтра. Люблю тебя».
Дверь, за которой скрылись Риверстоуны с дочерью и провожающей их мисс Харпер, закрылась, и Джек с мнимым дедом остались наедине.
— Ну и зачем вы сделали это? — Джек рухнул на оттоманку и взъерошил пальцами волосы. — Зачем за меня заступились? Еще и солгали Риверстоунам.
— Я не лгал, — невозмутимо откликнулся граф, глядя на него сверху вниз. — А заступиться был просто обязан: как-никак ситуация вышла пикантной. Я глазам не поверил… — сверкнул он улыбкой.
Джек опять запустил пальцы в волосы, щеки его ярко вспыхнули.
— Я ей не пара, — произнес глухо и обреченно. — Собирался сказать ей об этом, а тут… Как теперь говорить с Риверстоунами, признаваться в обмане? И зачем вы только вмешались? Пусть бы…
— Что? Оскорбляли тебя? Ну уж нет, — разозлился Фальконе, — никому не позволю оскорблять моего внука, прости.
Джек поднял голову и с удивлением на него посмотрел.
— Я не ваш внук, мы, кажется, разрешили этот вопрос.
— Это ты себе что-то придумал, я же… уверен в обратном.
Джек нахмурился, продолжая сверлить лицо собеседника взглядом. Поднялся. И вдруг кинул недоуменно:
— Вы шутите, так?
— Я серьезен, как никогда.
Джек мотнул головой, прогоняя туман странных мыслей: от потрясения он, должно быть, соображает не очень.
— Они знают, кто я такой, — произнес он, имея в виду Риверстоунов, — нищий мальчишка, обманщик. Зря вы отсрочили неизбежное…
Гаспаро Фальконе на этих словах, полных горечи и тоски, подошел совсем близко, положил руку на плечо парня и заглянул ему прямо в глаза.
— Ты — Фальконе, — произнес он. — Сын моей дочери, внук, о котором я долгие годы мечтал, и которой наследует состояние нашего рода. Я так решил, — добавил поспешно, не дав Джеку возможность что-нибудь возразить, хотя тот, открыв рот, вряд ли смог бы хоть слово сказать, так сильно его поразило признание деда. — И от решенного не отступлюсь! И тебе не позволю. — Старик сжал плечо внука.
— Но я… не могу… — В голове парня будто взорвалась петарда китайского фейерверка: он оглох на секунду и даже как будто бы онемел. — Я…
— А мне безразлично, можешь ты или нет, — жестко кинул Фальконе. — Я так решил, вот и все. Не хочу, чтобы деньги Фальконе растрынькал какой-то избалованный малец, которого я, между прочим, два раза в жизни и увидел. И оба раза он вызывал у меня раздражение! Вот ему, а не деньги. — Старик скрутил пальцами кукиш. — Ты, в конце концов, мой законный наследник… по прямой линии. Так что смирись! Завтра мы едем обручать тебя с лучшей девушкой в мире, а эти все… — он скривился, взмахнув рукой в воздухе, — пусть подавятся собственным возмущением. Мы утрем их вздернутые носы! Мы уделаем их, — заключил старик совсем тихо, подавшись к Джеку всем телом.
Шутихи в голове парня продолжали взрываться… Оглушенный, он тупо взирал на того, кто дарил ему целый мир… просто так. Но такого ведь не бывает… Абсурд.
— Вы потешаетесь надо мной? — спросил он. — Насмехаетесь?
Лицо старика сделалось отчего-то сердитым.
— Ты не слушаешь меня, мальчик! — вскинулся он и ни с того ни с сего залепил Джеку пощечину. Такую звонкую, что у Джека дернулась голова и в ушах зашумело. Он ошалело прижал к вспыхнувшей болью щеке свою руку и округлил большие глаза, пытаясь понять, что это было.
Старик лишился рассудка?
Определенно.
— Ты не слушаешь меня, Джино, — повторил, между тем, старый граф. — Забился в собственную обиду, как в раковину, и главного не замечаешь: я даю тебе шанс сделать этот мир лучше. Изменить, если не всё, то многое, понимаешь? Наследство Фальконе — не деньги, Джек, это возможности, много возможностей переменить природу вещей, которые угнетают тебя. Так измени их! Докажи этим снобам с Мэйфера, что человек способен меняться, что, даже поднявшись из самых низов, можно сделаться тем, с кем даже им придется считаться. Что, хочешь от этого отказаться и позволить им костенеть в своих заблуждениях? Хочешь, скажи?
— Не хочу.
— Ха! — Фальконе крутанулся на пятках и хлопнул в ладони. Улыбка, широкая, как Триестский залив, озарила его исчерченное морщинами лицо. — Значит, больше никаких разговоров на тему «Я не ваш внук, и пусть этот мир катится к черту»?
Джек, зараженный его восторженным энтузиазмом, улыбнулся невольно, хотя, надо признаться, все еще не понимал, что сейчас происходит.
— Я просто совсем не уверен, что подхожу на подобную роль… — сказал он.
— Об этом позволь судить мне, — парировал граф. — И вообще, кто кого должен сейчас уговаривать? Скажи, тебе нравится быть несчастным и бедным, страдать из-за девушки, быть с которой вам не позволят, или… ты встанешь с ней вровень, станешь счастливым и…
— И?
— … Заставишь меня гордиться тобой? Выбирай, вариантов лишь два.
— Я выбираю второй.
— Наконец-то я слышу разумные речи. — И потрясая руками: — О, Мадонна, это было сложнее, чем я полагал! Нужно выпить. Прямо сейчас.
— Мисс Харпер вам не позволит.
— Пусть только попробует: как-никак мой внук почти что помолвлен. Я обязан отпраздновать это событие! — И шепнул Джеку на ухо со счастливой улыбкой: — Только с детьми не тяните. Я хочу умереть абсолютно счастливым! — И с такими словами вышел из комнаты, лучась улыбкой как лучится на солнце новенький соверен, вытащенный из кармана.