Томазо Антуан Джонсон обожал головоломки, особенно столь запутанные, как дело де Моранвиллей. С энтузиазмом охотничьего терьера он вцеплялся в загривок подобной задаче и терзал ее до тех пор, пока не докапывался до сути…
А эта была самой давней в запасниках его памяти.
Еще когда старый граф заметил однажды: «Слыхал гувернантка, подозреваемая по делу до Моранвиллей, сбежала в Италию… Как полагаешь, она действительно здесь?» Он ответил привычным: «Желаете, чтобы я ее отыскал?» Граф то ли кивнул, то ли дернул нервически головой, но Джонсон понял, что найти девушку должен.
И отыскал в доме у Брандолино, откуда Фальконе девицу то ли спас, то ли бессовестным образом умыкнул, Томазо Джонсон и сам толком не понял. Зато понял другое: старику есть какое-то дело до де Моранвиллей, а значит, ему, Джонсону, однажды придется однажды этот «орешек» разгрызть — и частный сыщик предвкушал удовольствие.
… Которым сейчас по-настоящему наслаждался. Всё: и гнетущая серость осенних лондонских улиц, и приключение в подворотне с допросом тщедушного вора, и рысканье в поисках некой Поттер, и даже раздражающий своим пресным видом инспектор — ему нравилось. Джонсон в принципе не умел жить иначе: даже в самой темной, безлунной ночи он находил проблеск света и радовался ему как ребенок. Все лучше, чем киснуть, страдая по пустякам…
А англичане, не в пример итальянцам, страдали со смаком и знанием дела, и это больше всего удивляло пронырливого космополита. Идеология Джонсона была очень простой: «Бери от жизни самое лучшее — и не оглядывайся». Вот хотя бы взять этого мальчика, Джека: старик подарил ему рай на земле — любимую девушку, лучшую комнату в доме, еду и окрестности, от которых занимается дух — а он будто не рад всему этому и страдает. Скажите на милость, что ему еще надо? Найти свое место в жизни? Вот уж проблема. Джонсон бы пользовался моментом, откинув подобные мысли, как сношенные ботинки, а этот нудит о возвращении к прежней жизни.
Дурак!
Нет, паренек Джонсону нравился, даже очень: смышленый, хваткий, принципиальный опять же, пусть и повернутый самую малость. Но с кем не бывает, и лучшие этим страдают… А так он даже на полном серьезе подумывал обучить его своему мастерству, если тот, в самом деле, решится чем-то подобным заняться. Загвоздка была только в этой девице, сеньорите Уорд, — такие уж если вцепятся в сердце, уже не отпустят. Все равно что репей. А сыщику лучше бы быть свободным как ветер… По крайней мере, Томазо Джонсон предпочитал свободные отношения. Сами слова «любовь», «брак» и «семейные обязательства» у него вызывали мигрень и отрыжку…
Авось у них всё не сложится, думал он. Джек пусть и вышел лицом, этого не отнять, но девица его все-таки из верхов, а одного смазливого личика будет мало, чтобы сгладить неравенство…
Впрочем, старик к пареньку прикипел, и то, что сначала представлялось холодным расчетом (именно так Джонсон игру во внука и деда воспринимал), теперь переросло во что-то другое. Более теплое… Глядишь, старик и подкинет мальчишке какую-то сумму, поможет встать на ноги… Что ж, ему, Джонсону, это только на пользу: вложатся вместе с Джеком в конторку где-нибудь в Риме и заживут припеваючи, ублажая богатых клиентов.
Жаль только, не вышло подслушать, о чем эти двое вчера говорили, когда злые, как черти, родители распрекрасной сеньориты Уорд покинули дом, провожаемые мисс Харпер. Да уж, умеет эта девица устроить переполох! Пошла, что говорится, ва-банк и, кажется, не прогадала. Интересно, как же Фальконе и Джек теперь выкрутятся? Все же помолвка — дело серьезное. Эх!
С такими мыслями мистер Джонсон вышел утром из комнаты, собираясь наскоро перекусить и отправиться в Брикстон, в дом некого мистера Уолдингтона, у которого, как он давеча выяснил, работала нынче Корнелия Поттер, бывшая камеристка миледи де Моранвилль.
Он как раз спускался по лестнице, когда в дверь позвонили, и дворецкий, этот зазнайка Альфредо, смотревший на него сверху вниз — жалкий сноб! — пошел открывать.
Любопытный как белка, Джонсон остановился прислушавшись…
— Это дом иностранного джентльмена? — услышал он звонкий мальчишеский голос с характерным для кокни акцентом: эти вечно глотали полслова. — Итальянца?
— Все верно, здесь проживают сеньор Фальконе и его внук. Вы что-то хотели, молодой человек? — чопорно отозвался дворецкий.
И мальчишка, наверное, обалдевший от этого «молодой человек», расплылся в широкой щербатой улыбке.
— Вот, просили вам передать, — сунул он в руки дворецкому грязный пакет. И понесся стремглав по тротуару…
Альфредо поморщился и прикрыл дверь, с брезгливостью глядя на перевязанный бечевкой пакет.
— Что это? — выхватил Джонсон пакет у дворецкого и потряс над своим ухом, как бы желая понять, что там внутри.
— Понятия не имею. — Альфредо потянулся забрать переданную хозяину вещь, но Джонсон ловко отскочил в сторону.
— Успокойся, приятель, — произнес он, поддевая веревку перочинным ножом, — сначала надо увериться, что внутри не гремучая кобра… — дворецкий, недолюбливая его, презрительно вздернул брови, — или бомба. Я, между прочим, отвечаю за безопасность сеньора!
Из свертка прямо в руки любопытного сыщика вывались две женских вещи: сумка и пожелтевший от долгого неиспользования платок. Джонсон хмыкнул, растерявшись на долю секунды, но в следующий миг догадался о личности адресанта посылки: никак Милашка, мелкий бес, прознал, кому обязан «беседой» в том переулке. И отправил привет.
— Как любопытно, — произнес Джонсон, разглядывая оба предмета.
В пыльной сумке-шатлен, что женщины носят на поясе, обнаружились пожелтевший билет на доклад профессора Гальтона в Королевском колледже в Стрэнде, пара медных монет, набор принадлежностей для шитья и маленький ключик, должно быть, от секретера.
На платке же, вышитые зелеными нитками, значились инициалы «К.П.»
— Как странно, — покрутил Джонсон в руках пожелтевший платок.
Если сумка принадлежит мисс Розалин Харпер, то чьи же это инициалы? Либо вор решил посмеяться над ними, подсунув не относящуюся к делу вещицу, либо…
Да-с! Мистер Джонсон почесал голову. Он не любил выглядеть дураком, но сейчас по-настоящему озадачился: во-первых, сам факт того, что Милашка прислал эти вещи, казался невероятным (Джонсон не очень-то верил в благородство людей), а, во-вторых, этот платок с непонятными инициалами сбивал его с толку.
Следовало бы, наверное, показать обе вещицы Фальконе и Джеку, обсудить их появление и само их наличие, но Джонсон спешил отправиться в Брикстон, а этим двоим, родственничкам поневоле, и без того будет, чем заниматься: разбираться с намечающейся помолвкой.
Он хмыкнул…
— Я могу забрать эти вещи? — протянул руку Альфредо. — Их передали сеньору Фальконе.
Джонсон ему подмигнул: ему нравилось эпатировать чопорного слугу.
— Я сам передам эти вещи сеньору, можешь не беспокоиться.
— Но…
— И никаких «но». Просто иди заниматься своими делами… Что ты обычно там делаешь: серебро полируешь, или только свое разросшееся до небес самомнение? Так вот, продолжай в том же духе.
Сказав это, Томазо Джонсон сунул в карман и женский шатлен, и платок и вышел за дверь, позабыв даже позавтракать. Желудок сразу же заурчал, напоминая о его промахе, но возвращаться и доставлять этим удовольствие дворецкому под шесть футов ростом Джонсон не стал: высокие люди всегда до странного раздражающе на него действовали. И дело не в его собственном маленьком росте — пять футов, шесть дюймов — а в их высоко вздернутом носе. Для общения с ними приходилось задирать голову, а от этого затекали спина и шея, а дискомфорт раздражал.
Дом в Брикстоне оказался уютным коттеджем с большими эркерными окнами и садом, расцвеченным цветущими хризантемами. Мистер Джонсон тронул дверной молоток, оповещая живущих внутри о визите, и подготовил одну из дежурных улыбок. Не слишком приторных, но и не пресных — располагающих, как ему виделось.
— Чем могу быть полезна, сэр? — осведомилась открывшая дверь служанка.
— Любезная, я ищу свою родственницу, Корнелию Поттер, и насколько мне стало известно, она здесь работает. Так ли это?
— Э… да. Миссис Поттер прислуживает хозяйке.
— Как замечательно: значит, я отыскал ее, — восторженно выдал Джонсон и сразу же попросил: — Не могли бы вы позвать ее, милая? Наш разговор не займет много времени.
Служанка кивнула, однако, заметила:
— Только не обессудьте, сэр, но в дом я вас не пущу: мало ли.
— Как пожелаете, милая.
Дверь захлопнулась, Джонсон остался стоять на пороге, как брошенный кем-то щенок. Мерзкое ощущеньице. К счастью, дверь снова открылась и относительно быстро — Джонсон увидел уже не первой свежести женщину лет за сорок с настороженным выражением на лице. Кутаясь в теплую шаль, будто ей защищаясь, она осведомилась:
— Кто вы такой? У меня нет родственников ни в Англии, ни где-либо в мире.
— Томазо Джонсон к вашим услугам, сеньора, — поклонился он ей. — Частный сыщик, работающий по делу де Моранвиллей.
Миссис Поттер, едва это услышав, посерела лицом и запахнулась в шаль еще больше.
— Опять? — выдохнула она. — Сколько можно поминать это страшное происшествие? Я желаю забыть обо всем и спокойно жить дальше. Кто прислал вас?
Томазо Джонсон выдал заранее приготовленный ответ:
— Я работаю по настоятельному желанию миледи Стаффорд, сеньора.
Женщина выдохнула и покосилась на дверь, заговорив тише.
— Я рассказала полиции все, что знала, сэр, добавить мне нечего. Пожалуйста, не терзайте меня этим снова! Скажите миледи… скажите, искать нужно ту гувернантку, мисс Харпер, а не тревожить покой непричастных к делу людей.
— Можете быть уверены, я передам ей ваши слова, — уверил Джонсон, — но для начала задам вам кое-какие вопросы. Позволите?
— Я не могу отлучаться надолго, хозяйка может позвать меня в любую минуту.
— Тогда не станем тянуть, — кивнул Джонсон, — на допросе в полиции вы показали, что видели, как мисс Харпер, гувернантка маленького Анри, выходила посреди ночи из комнаты хозяина дома. Вы все еще подтверждаете эти слова?
— Боже мой, ну не здесь же. — Застенав, женщина распахнула дверь шире и пустила Джонсона в дом. — Поговорим в комнате экономки. Она не станет противиться.
Миссис Поттер повела его на половину для слуг и ввела в маленькую, чистую комнатку с вышитыми салфетками на кровати, столе и серванте с посудой.
— Присаживайтесь, прошу. — Кивнула она на стул и сама тоже присела. — Итак, что вы хотели узнать?
— Я спрашивал о мисс Харпер, вы уверены, что это она выходила из комнаты графа незадолго до случившейся в доме трагедии?
— Абсолютно уверена. Не узнать ее было бы сложно: цвет волос у нее необычный, а в тот момент они были распущены.
— Как повела себя мисс, когда поняла, что попалась вам на глаза?
— Она испугалась, ясное дело. А до этого… улыбалась…
— Вы уверены?
— Вы как будто во мне сомневаетесь, — возмутилась собеседница Джонсона. — Да, я уверена. И нет бы я относилась к мисс Харпер недобро, так нет: я не верила до последнего, что они с графом… любовники. Защищала ее перед слугами. И госпожой. А потом это встреча…
— Что сделала гувернантка, когда увидела вас?
— Попросила молчать, ясное дело. Мол, это выгодно нам обеим!
— Что это значило, миссис Поттер?
Женщина стиснула зубы.
— Не сразу, но я догадалась, что она предлагает мне деньги, — сказала она. — Мисс Харпер, должно быть, получала от графа подарки и предлагала ими со мной поделиться…
Джонсон мысленно хмыкнул, но только мысленно. Как интересно!
— И вы промолчали?
— Не из-за денег, ясное дело, — с оскорбленным видом ответила женщина, — просто-напросто не хотела делать больно хозяйке. Граф, в конце концов, не святой, мы все это знали. Но мисс Харпер… Она казалась всегда такой правильной. И собиралась выходить замуж…
— А не могло ли быть так, что вы неправильно поняли ее визит к графу? — поинтересовался Джонсон у собеседницы. — Скажем, она принесла ему чаю или…
— Сэр, она — гувернантка, не горничная, — не дала ему договорить миссис Поттер. — Чай графу мог принести кто угодно, но не она! Да еще посреди ночи с одном халате и с этими волосами… По-вашему, я совершенная идиотка? — возмутилась она. — Нет, сопоставив все факты, я поняла, что напрасно выгораживала мисс Харпер, защищая ее от наветов слуг. И перестала общаться с бесстыдницей!
Задав еще несколько разных вопросов по делу, но скорее для вида, так как вопрос с романом мисс Харпер с де Моранвиллем занимал Джонсона в первую очередь, он поднялся, чтобы уйти. Как раз постучали, сообщая, что миссис Поттер зовет госпожа…
— Вы отыщите выход сами или мне кого-нибудь попросить проводить вас? — спросила женщина.
— Я запомнил дорогу, благодарю.
Довольная поскорей с ним расстаться, миссис Поттер кивнула и поспешила к лестнице на хозяйскую половину, а Джонсон направился по коридору к выходу. Задумавшись, он почти вскрикнул от неожиданности, когда цепкие руки схватили его за рукав и потянули за собой в темный угол… Там, в полумраке маленького чулана, на него с интересом глядели большие голубые глаза, как будто рассерженные.
С чего бы вдруг?
— Мисс, что-то случилось? — спросил он с улыбкой. — Вы меня так внезапно похитили…
— Тише. — Ему на губы легла маленькая ладошка.
По коридору за дверью кто-то прошел…
— Мисс, вы меня интригуете все больше и больше, — шепотом произнес Джонсон, не умея сдержать изгибавшей губы улыбки. Ладошка к тому моменты не прикрывала уже его губы, а, сжавшись в кулак, висела вдоль стройного женского тела, одетого в строгое платье. — Что мы здесь делаем, в этом чулане? — обвел он помещение взглядом. — Скрываемся от кого-то? Или я вам понравился и…
— Да перестаньте уже нести чушь, умоляю, — невежливо, даже грубо одернула его девушка с голубыми глазами. — Все это не шутки, чтобы вы знали. — И очень серьезно спросила: — Вы, в самом деле, расследуете дело де Моранвиллей?
Он так опешил, что ответил без экивоков:
— Расследую. А вам с того что?
Девушка одарила его долгим, изучающим взглядом и совершенно ошеломила, признавшись:
— Я подслушивала под дверью ваш разговор с миссис Поттер. — У Джонсона как-то странно екнуло сердце. — Эта лживая гадина оговаривает сестру… Вы, надеюсь, ей не поверили?
Брови девицы сдвинулись на переносицу, и мужчина впервые на своей памяти утратил дар речи.
— Э… я как бы… Простите, сестру? Вы сказали, сестру?
— Беатрис Харпер, — представилась девушка, протянув ему руку и по-мужски поздоровавшись.
Антуан Томазо Джонсон непроизвольно сглотнул.