Выйдя из комнаты экономки, Томазо Антуан Джонсон выдохнул так, словно вынырнул из-под толщи воды. Он бы, наверное, постоял, позволив себе систематизировать мысли, прийти немного в себя — отдышаться, по сути, но за дверью его встретила рыжая, и выказать слабость он себе не позволил.
— Я ведь сказала: она что-то знает — и вот… — Девушка замолчала, а Джонсон просто кивнул.
И пошел по коридору.
Очень хотелось просто выйти на воздух… Что это с ним? Сделался слишком ранимым?
Вот уж чего он хотел бы меньше всего.
Он услышал шаги за спиной, но даже не обернулся. Лишь когда мисс Харпер спросила: «Вы ведь меня подождете?», наконец, обернулся.
— Для чего? — осведомился недоуменно.
— Как для чего? — удивилась его собеседница. — Вы обещали отвезти меня к Розалин. К тому же, у нас еще есть дела…
— У нас?
— У нас, мистер Джонстон. А вы как хотели? — И поспешила добавить, пока он не стал возражать: — В свете новых событий нам просто необходимо переговорить с миледи де Моранвилль. Она — ключ ко всему.
— Вы так думаете?
— Конечно.
— Но она не в себе, если вы помните, и заперта в клинике для душевнобольных.
Девушка вскинула бровки.
— А вдруг это только притворство… — предположила она. — Вдруг миледи известно, что случилось тем вечером, и она нарочно таится…
— Покрывает супруга? Вы, действительно, верите, что отец способен убить собственного ребенка? А даже если и так, этой женщине тем более нету смысла покрывать убийцу своего сына. Нет, здесь что-то не сходится…
— Или вы слишком правильный, чтобы верить в самое худшее.
Джонсон хмыкнул, так удивившись тому, что его неожиданно сочли «правильным», что лишился на мгновение дара речи. Вот уж в чем его было бы сложно заподозрить, так это в правильности… Смешная девчушка!
И пока он молчал, гадая, не сделался ли он, в самом деле, чересчур мягкотелым, мисс Харпер велела, причем не терпящим возражения тоном:
— Ждите на улице. Я выйду через минуту!
Джонсон вышел и… принялся ждать. Ну не дурак ли? Зачем ему эта обуза?
А обуза выскочила из дома минут через пять с ридикюлем, зонтиком и перчатками.
— Остальное заберу позже, — сказала она, — все равно увольняюсь. Мне больше здесь нечего делать!
В кэбе до Бетлемской королевской больницы они хранили молчание, только раз мисс Харпер подняла взгляд от своих сцепленных рук и сказала:
— Благодарю, мистер Джонсон: вы сумели разговорить эту женщину и очистить имя сестры.
— Об этом еще говорить рано, мисс Харпер, — возразил он. — Пусть для начала миссис Поттер откроет правду полиции, а там будет видно.
Девушка, враз испугавшись, на него посмотрела:
— Но она ведь сделает это, расскажет правду полиции? — спросила она. И всполошившись: — Не сбежит прямо сейчас?
И Джонсону стало совестно, что он испугал своими словами бедную девушку. Он неловко похлопал ее по руке и уверенно произнес:
— Не волнуйтесь, мисс Харпер, даже если она и сбежит, я ее непременно найду. Из-под земли достану, если придется…
— Вы это можете?
Он снисходительно улыбнулся.
— Это моя профессия, мисс. — И весь остаток пути они ехали молча.
В больнице же Джонсону пришлось выдержать настоящую битву за встречу с главным врачом, мистером Оуэном Маккензи, тот, чрезмерно высокий, но нервный под стать своим пациентам, долго увиливал, не желая сказать, почему свидание с Грейс де Моранвилль в этот день (да и в ближайшее время) невозможно. Она-де отвратительно плохо переносит свидания с посетителями: потом неделями мается «возбужденным сознанием», головными болями и вообще, кто он такой, чтобы просить о свидании с леди.
Джонсон, пустивший в ход весь арсенал из увиливаний и правды, в конце концов пробил брешь докторской обороны, когда сказал, что миледи Стаффорд, мать пациентки, будет весьма недовольна, узнав о поведении доктора Маккензи. Ах, так вы знаете леди Стаффорд? Само собой. В таком случае, должен с прискорбием сообщить, что… Джонсон напрягся. С прискорбием? Что несет эта «водонапорная башня» под два метра ростом? … Что леди де Моранвилль этим утром пропала из своей комнаты. Как это вышло? Никто толком не знает: она будто в воздухе растворилась.
Джонсон вышел из клиники в еще более растрепанных чувствах, чем после общения с миссис Поттер. И растерялся: что теперь делать? Но поджидавшая его девушка, выслушав новость об исчезновении миледи де Моранвилль, сразу же заявила:
— Тогда едем к нотариусу на Флит-стрит. Узнаем, что именно обсуждала с ним миледи де Моранвилль!
Мысль была дельной, но вряд ли крючкотвора-нотариуса удалось бы уломать так же, как доктора Маккензи. А от одной мысли, выдержать еще одну битву, Джонсону как-то враз поплохело…
— Сначала поедем в полицию и заручимся поддержкой инспектора Ридли, — переиграл он план девушки. — Так выйдет быстрее и менее бестолково.
Мисс Харпер надулась, ей по всему не понравилось последнее слово, а еще она вовсе не жаждала снова встречаться с бывшим женихом Розалин. Он понял это, когда, выйдя из кабинета инспектора, представил ему Беатрис, дожидавшуюся в приемной у стойки дежурного констебля.
— Мисс Беатрис, — опешил инспектор. — Не думал встретить вас здесь.
— Поверьте, я тоже не особенно счастлива снова вас видеть. — Рыжие волосы всколыхнулись, когда девушка вскинула подбородок.
— Я вовсе не это имел в виду…
— А я это. Вы поверили лживым наветам, а не сестре, и за это я вас презираю!
Ридли сглотнул, сделавшись еще более мрачным, чем был.
— Ваше право, — отозвался нейтральным голосом и направился к выходу из участка.
Мисс Харпер и Джонсон последовали за ним. Причем последний буквально поволок девушку за собой, ее будто приморозило к полу собственным источаемым по отношению к инспектору холодом.
В конторе нотариуса мисс Харпер, как бы сильно ее это не возмущала, снова осталась дожидаться в приемной, а инспектора Ридли и Джонсона услужливый клерк проводил в кабинет мистера Барбриджа. Подслеповатый, в очочках-пенсне, джентльмен этот смахивал на крота, зарывшегося по самые уши в стопки бумаг, разложенных на столе. Его макушка едва-едва возвышалась над ними, когда посетители присели на предложенные им стулья.
— Итак, чем могу быть полезен, инспектор? — осведомился человек-крот, поправляя очки. — Я человек крайне законопослушный и мирный. Вряд ли вы пришли по мою душу…
— Нас интересует ваши беседы с миледи де Моранвилль, сэр, — не стал расшаркиваться инспектор. — О чем именно вы говорили с ней три года назад?
Нотариус выдержал паузу и хмыкнул в кулак.
— Кхм… инспектор, вы задаете весьма щекотливый вопрос и, должно быть, понимаете сами, что я не могу вам ответить на него прямо.
— Ответьте, как можете.
— Кхм… я, понимаете ли, инспектор, не могу разглашать тайны доверившихся мне клиентов. Это было бы крайне непрофессионально. Губительно для моего дела и чести в особенности.
— Даже если один из ваших клиентов замешан в громком убийстве?
— Особенно в этом случае.
Джонсон подумал, что этому крючкотвору не помешало бы надавать оплеух, аж руки чесались самому это сделать. Даже странно, что Ридли оставался настолько спокойным: либо был от природы миролюбив, не в пример Джонсону, либо привык изо дня в день общаться с такими вот вредными типами. И Джонсон склонялся к версии номер два…
— Мистер Барбридж, если я сделаю предположение, и оно окажется верным, вы подтвердите это кивком? — осведомился инспектор.
— Кхм, полагаю, что так можно сделать.
— Мистер Барбридж, — Ридли вперил в нотариуса пристальный взгляд, — миледи де Моранвилль приходила справляться, что ей делать, коли она захочет развестись с мужем?
По тому, как суетливо маленький джентльмен сдернул с носа и водрузил снова на место свои кругленькие очочки, сделалось ясно, что инспектор попал точно в цель.
Но Ридли продолжал сверлить его взглядом, и тот кивнул.
— Раз вы и так знаете это… Д-да, миледи справлялась, что ей сделать, чтобы расторгнуть их с графом брак.
— И что вы ей посоветовали?
— А что я, по-вашему, мог посоветовать? — взвился нотариус. — Велел ей и думать забыть о подобном. Это мало того, что скандально, так еще донельзя аморально. Подумайте сами: расторгнуть то, что скреплено самим Господом на небесах. Это немыслимо!
— Но прецеденты уже существуют.
— Скандальные, аморальные прецеденты.
— Именно так вы и сказали миледи? — спросил Ридли, и говоривший враз стушевался.
Ну еще бы, разве осмелился бы какой-то третьесортный нотариус обличать светскую леди в грехе!
— Я сказал, что, коли леди хочет развода, — мистер Барбридж промокнул лоб, — то ей предстоит обратиться в церковный суд с ходатайством о раздельном проживании. Коли оно будет одобрено, то леди смогла бы покинуть дом мужа, но это ни в коем случае не развод, — поспешил добавить рассказчик. — И вступить в новый брак ей никто не позволил бы.
— А миледи желала вступить в новый брак? — уточнил Ридли.
— Полагаю, что да, — через силу выдавил Барбридж. — Этот аспект был ей особенно интересен. Но я сказал сразу, что единственным поводом для развода как такового является супружеская измена. И, получив разрешение на разъезд, муж должен был подать иск в суд общего права… В суде муж имел право потребовать от любовника леди финансовую компенсацию за нанесенное оскорбление… Но и это только в том случае, если у него имеются двое свидетелей, что докажут неверность жены. И только если измена доказана, парламент мог бы издать частный акт о расторжении брака.
— А если в измене уличен муж? — не удержался от вопроса Томазо Джонсон. — Жена тоже имеет право на иск?
Мистер Барбридж даже подпрыгнул на месте.
— Что за нелепые предположения, сэр?! Это полный абсурд. Измена супруга — недостаточная причина для иска.
Джонсон изогнул губы в улыбке.
— Что же в таком случае достаточная причина?
Барбридж понял, что над ним потешаются, и сделался хмурым и злым.
— Многомужество и инцест, — процедил он сквозь зубы.
— Во как, забавно, однако.
Что именно так позабавило Джонсона, так и осталось неясным, так как Ридли поспешил осведомиться:
— И более вы ни о чем с миледи де Моранвилль не говорили? Лишь консультировали ее о правовой подоплеке развода?
— Она трижды приходила сюда, — признался нотариус, — и трижды спрашивала о том же. В последний раз она особенно интересовалась, кто из родителей получает права на ребенка в случае намечающегося развода…
Ридли поднялся и поблагодарил мистера Барбриджа за уделенное время, в дверях, правда остановился:
— Вы слышали, ясное дело, о деле де Моранвиллей и сразу поняли, о ком идет речь, едва я спросил, и все-таки три года назад, когда умер ребенок, не сочли нужным явиться в полицию и рассказать о визитах графини. Почему, сэр?
Барбридж смутился, тряхнув головой.
— Я связан нотариальной тайной, инспектор.
— Но умер ребенок. Полагаю, это достаточная причина, чтобы однажды поступиться своими профессиональными принципами. — И еще более жестко: — Вы, быть может, покрывали преступника. Совесть совсем не тревожила вас?
Барбридж то ли икнул, то ли хрюкнул — Ридли вышел и прикрыл за собой дверь. А Джонсон подумал, что именно из-за таких «мистеров Барбриджей» сотни дел до сих пор остаются нераскрытыми. Гадкие паучишки!