Джек даже не представлял до этого дня, какой восторг способен испытать путешественник, вернувшись на родину после продолжительного отсутствия. Всё, начиная с серого, покрытого плотными тучами неба и заканчивая бегущими за экипажем уличными дворнягами, неожиданно вызвало острый приступ то ли щемящей тоски, то ли болезненной ностальгии, он вряд ли сумел бы найти данному чувству определение, но оно захватило и крепко держало его весь путь от Дувра и до дверей дома на Бедфорд-сквер, у которых они остановились около двух часов по полудню.
Посланный в Лондон неделей раньше слуга, по всей видимости, со своей задачей справился хорошо: дом не только был арендован и приведен в должный вид, но и укомплектован штатом вышколенной прислуги, которая при появлении кареты хозяина высыпала за дверь, выстроившись в идеальном порядке, как на плацу.
— Рады приветствовать вас, сеньоры, — по-итальянски приветствовал новоприбывших расторопный дворецкий. — Надеюсь, дорога оказалась не через чур утомительной… Я велел принести в ваши комнаты теплой воды, чтобы смыть дорожную пыль; чемоданы с вещами сейчас занесут в дом. — Он кивнул одному из лакеев, и тот тут же бросился к экипажу и подхватил первый из чемоданов. — Обед через час, если у вас нет особых распоряжений, сеньор.
Фальконе лениво взмахнул рукой, утомленный дорогой, он хотел лишь присесть и расслабиться в тихом месте, которое не трясет на каждом ухабе.
— Ты хорошо потрудился, Альфредо. Просто покажи наши комнаты и не суетись понапрасну!
Джеку нечасто выпадало входить в такие дома главным входом, он, по сути, сумел бы перечесть такие возможности по пальцам правой руки, и сейчас, все порываясь помочь разгружавшим чемоданы лакеям, он одновременно с любопытством рассматривал новый дом на одной из самых престижных лондонских улиц. Построенный еще в прошлом веке, дом под номером шесть спланирован был оригинально: вестибюль окружали прихожая и красивая лестница справа, вынесенная по странной прихоти архитектора в переднюю часть. Из задних окон первого этажа, комнаты здесь оказались большими и светлыми, открывался чудесный вид на сады Британского музея, которые с первого взгляда очаровали Аманду и Розалин.
— Мы должны непременно его посетить! — сказала Аманда, взяв Джека за руку. — Ты бывал в Британском музее?
Он отрицательно покачал головой.
— Не привелось как-то.
— Тебе там понравится, вот увидишь, — как-то слишком восторженно заявила Аманда, и Джек понял, что молчавшая всю дорогу от Дувра Аманда, просто-напросто прячет нервозность за напускной беззаботностью.
Он и сам был натянутой до предела струной, звенящей от напряжения…
— Какая, однако, баталия! — произнес старый граф, разглядывая картину, висевшую над камином.
Полк шотландских драгун-кавалеристов в красных мундирах, обнажив сабли, несся на невидимого врага, а мнилось, прям на тебя, так живо были изображены люди на ней.
— Если желаете, картину можно сменить, сеньор, — услужливо подступил дворецкий. — Распоряжусь в ту же минуту.
— Оставь, Альфредо, пусть с ней, — ответил старик. — Мы, в конце концов, только гости, а картина по-своему хороша, — он глянул на своих спутников, — соответствует духу нашего предприятия. Пусть вдохновляет нас, коли вдруг оробеем!
Предприятие их, помощь мисс Харпер, вовсе не виделась Джеку бравой атакой на баррикады врага, но аллегорию он оценил и даже проникся ей, как и в целом своим новым домом. Пусть временным, но тем самым еще более впечатляющим…
— Хороший дом, — подтвердила Аманда, оторвав взгляд от рассматривания картины, — и я бы с радостью задержалась здесь с вами, но… мне пора ехать на Борн-стрит. И пусть, видит Бог, я никогда не считала тот дом СВОИМ домом, а сейчас даже меньше, чем когда-либо прежде, но условности должны быть соблюдены. А слуги как-никак меня ждут… — Сказав это, она улыбнулась, но только губами: глаза оставались печальными.
Джек, невзирая на присутствие слуг, сжал ее пальцы, Аманда сразу же подалась к нему, как бы желая укрыться в кольце его рук, но замерла, вспомнив, что прежние вольности здесь более неуместны. И сделалась, кажется, еще более грустной…
— Но вы ведь приедете отужинать с нами, сеньорита Уорд? — осведомился Гаспаро Фальконе. — У нас будет небольшой дружеский ужин в приятной компании. Мы рассчитываем на вас!
— Ничто на свете не заставит меня его пропустить, — пообещала Аманда. — Я буду к семи.
— Вот и славно, моя дорогая. Я провожу вас к карете! — Подхватил граф Аманду под руку, весьма недвусмысленно побуждая их с Джеком отойти друг от друга. И дворецкому: — Альфредо, будьте добры, покажите мисс Харпер и моему внуку отведенные для них комнаты. Я вернусь через минуту!
Аманда под руку с Фальконе направилась к выходу, Джек же, все еще ощущая тепло ее тоненьких пальцев, нехотя выскользнувших из рук, с тоской глядел вслед. Отчего-то вдруг показалось, что разлука эта болезненней всех, что случались с ним прежде, даже тогда, уезжая из Хартберна с мыслью о том, что Аманда вот-вот станет женой другого мужчины, он не испытывал такой острой, неизбывной, как хмурая осень, тоски. Сердце билось неровно, но гулко… Словно в груди, где оно находилось, стало вдруг пусто, как в бочке.
— Сеньор Фальконе, я покажу вашу комнату, — услышал он голос слуги и понял не сразу, что обращается тот к нему.
Сеньор Фальконе?
Какая насмешка.
Он кивнул и поплелся наверх будто с гирей на каждой ноге. А в своей комнате, прошествовав сразу к окну, отодвинул плотную штору… Экипаж, увозивший Аманду, уже скрылся за поворотом. Он постоял, глядя на лужи на мостовой, на капли, стекавшие по стеклу, и, услышав за спиной шорох, стремительно обернулся.
— Сэр, — у дверей в гардеробную обнаружился смущенный молодой человек, — меня зовут Филипп Томпсон, я ваш камердинер.
— Камердинер?
— Да, сэр. Мне помочь вам раздеться? Полагаю, вы пожелаете освежиться перед обедом.
Больше всего Джек желал бы выскочить на мостовую и бежать под дождем те две мили, что отделяли Белгравию от их дома, но понимал, так нельзя. Что позволено пареньку из трущоб, не пристало джентльмену с Брэдфорд-сквер…
— Камердинер мне ни к чему… — решительно произнес он, вызвав на лице собеседника уже не смущение, а испуг. И уже собирался его отпустить, когда дверь распахнулась без стука, и старый граф, с улыбкой появившийся на пороге, чрезмерно восторженно произнес:
— Мальчик мой, ты уже познакомился со своим новым слугой? — Джек открыл рот, дабы сказать Гаспаро Фальконе то же, что и слуге: камердинер ему совершенно без надобности, но тот не дал ему вставить ни звука: — Вижу, что познакомился. Филипп будет тебе вместо оставшегося в Италии Марко. — Джек снова хотел возразить, что никакого Марко у него в Италии не было, но вдруг понял, что игра началась, а он в ней — главный игрок.
— Да, конечно, я как-то запамятовал…
— … что остался без камердинера?
— Да.
— Оставьте нас на минутку, — кинул граф молодому слуге, и тот торопливо ретировался. Фальконе тут же подступил к Джеку ближе и зашептал торопливо: — Джино, дружок, возьми себя в руки: сеньорита Уорд не навечно уехала, вы увидитесь уже этим вечером. Что, право слово, за трагический вид? Ты знал, что вам не пристало жить в одном доме, тем более проявлять явное расположение друг ко другу на людях, так будь же добр приглушить свою сердечную склонность и играть роль, как и было сговорено изначально.
Джек вздохнул.
— Из меня, верно, скверный актер.
— Только лишь с непривычки. Со временем ты научишься! В обществе, знаешь ли, всяк играет отведенную ему роль.
Фальконе был прав: итальянское солнце расхолажило Джека. Он как будто жил в сказке последние месяцы, а теперь пришло время вернуться в реальную жизнь, и вся натура противилась этому…
— Но камердинер зачем? — попытался он все-таки возразить.
— А затем, мальчик мой, что мы не хотим, чтобы завтра же по всему Лондону разлетелось, что внук итальянского графа самолично надевает портки. Нас, знаешь ли, засмеют и осудят! Как тогда нам сближаться с правильными людьми? Заводить с ними дружбу? Да никак, — сам же он и ответил. — И тогда будет лучше сразу же возвратиться назад. Ты этого хочешь? — Джек отрицательно покачал головой. — В таком случае потерпи бедного мальчика, я нарочно велел нанять камердинера помоложе, чтобы тебя не смущать. И, Джек, — он положил руку ему на плечо, — все наладится, вот увидишь. Это от новизны ощущений у тебя мутится перед глазами, но дай ощущениям поутихнуть, улечься — и страх отступит. И сознание прояснится! А теперь отдыхай… Вечером ты опять увидишь Аманду, и не только ее.
С такими словами Гаспаро Фальконе потянул ручку и открыл дверь, выходя, он кивнул ожидавшему в коридоре слуге, и тот скользнул в комнату.
— Сэр, я наберу для вас ванну, — услышал старик голос слуги и обреченный вздох внука, как будто согласившегося на пытки.
— Благодарю, Филипп, вы очень любезны.