Выйдя из дома на Брэдфорд-сквер под мелкий моросящий дождь, Аманда ощутила себя такой одинокой, что стиснуло сердце и стало нечем дышать. Вот-вот задохнется…
— Миледи. — Слуга раскрыл над ней зонт и проводил до кареты.
Она забилась в её бархатное нутро, в самый угол, и запахнула накидку. Ее знобило как в лихорадке… Казалось, вот и настал тот самый момент, которого она так боялась: разлука. Окончательная и бесповоротная…
Она выглянула в окно, различив, как скрывается дом с ее Джеком внутри за пеленою дождя.
И одернула себя строго: «Прекрати, вы встретитесь этим же вечером. Что за глупые мысли!»
Но мысли все же одолевали, лезли в голову, словно стая голодных волков, учуявших свежую кровь, и терзали, не давая покоя.
Хорошо хоть, ехать недалеко: двадцать минут по Оксфорд-стрит до Бонд-стрит, а потом по Парк-лейн буквально до самого дома. Дом… Слуги, должно быть, совсем распоясалась и забыли, как она выглядит. Станут шептаться у нее за спиной, обсуждать, как она изменилась… И чем вообще занималась в Италии. Этим только дай волю посплетничать!
Впрочем, какое ей дело до пересудов у себя за спиной — всё это пустое.
Но сердце все равно обмирало и ухало в бездну при мысли о встрече с родителями…
— Мы на месте, миледи. — Графский возница опустил лесенку и помог ей выбраться из кареты. Она замерла на тротуаре, глядя на дом: ничто, казалось, не изменилось, за месяцы ее продолжительного отсутствия, и все-таки было совсем по-другому.
И перемену скорее несли ее мысли и тело, а не каменный водосток или кладка фундамента. Просто сам этот дом ассоциировался с тоской и печалью, здесь она проводила часы с нелюбимым ей человеком, ощущала себя птицей, запертой в клетке, и грезила о полете. И теперь, когда испытала, что значит взмахивать крыльями и парить, боялась вернуться к былому…
— Миледи Уорд. — Дверь распахнулась, выпуская взволнованного дворецкого. И горничных, жмущихся у него за спиной… — Какая радость снова вас видеть! В добром здравии. Мы постоянно молились за вас. Проходите же в дом… Этот дождь проклятущий зарядил третий день кряду… Дерек, — дылде-лакею, — чемоданы хозяйки. Живее! Марта, распорядись подать чаю в гостиную. Госпожа, верно, продрогла с дороги!
— Все в порядке, Уэмзли. Не суетитесь! Просто покажите мисс Кэннон, моей новой камеристке, мою комнату наверху. Она позаботится о вещах…
— Да, мэм, конечно.
Уэмзли кивнул экономке, та — горничной, и мисс Кэннон сопроводили наверх.
— Что нового в доме, Уэмзли? Мне есть о чем знать? — обратилась Аманда к вытянувшемуся во фрунт дворецкому.
— Миссис Стафф уволила посудомойку, уличенную в воровстве, мэм. В остальном все, как и было, без изменений. Желаете сделать распоряжения?
— Пожалуй, нет, — отозвалась Аманда. — В этот вечер я ужинаю в гостях, и для меня готовить не нужно. А завтрашнее меню мы согласуем с миссис Стафф после завтрака…
После этого она собиралась уйти, поднявшись наверх, но звякнул дверной колокольчик, и в проеме открытой двери обозначился девичий силуэт.
— Боже мой, ну и погодка! — произнесла Анна Баррет, откидывая с головы капюшон. — Того и гляди Лондон превратится в болото, и мы заквакаем как лягушки. Аманда! — Последнее прозвучало уже на ходу, когда женщина, устремившись к Аманде, крепко ее обняла. — Вот уж не чаяла свидеться да так скоро. Я так рада, моя дорогая!
— И я тебе очень рада, — с искренним чувством откликнулась девушка. И удивилась: — Как ты узнала, что я уже в городе? Я-то порог только-только переступила.
Анна Баррет улыбнулась лукаво.
— А я приплатила мальчонке, сыну нашей кухарки, наказав сообщить, едва красивая леди переступит порог этого дома. Он три дня отирался вокруг без какой-либо пользы, а недавно вот прибежал с радостной новостью… Я тут же накинула плащ и явилась сюда.
— Мэм, ваш плащ, — подступил к Анне Уэмзли, и та ловко скинула плащ ему на руки.
Слуга удалился, оставив девушек наедине, и только теперь, взглянув на подругу, Аманда заметила выпуклость ее живота.
— Ты, что же…
— Да, — Анна кивнула, не дав ей договорить. И невольно зарделась. — Уже пятый месяц.
— Так много. А мне ни словечка не написала, — упрекнула Аманда. И по лицу собеседницы догадалась, почему та молчала: — Не стоило думать, что я не порадуюсь с тобой вместе, пусть даже мой ребеночек… умер.
Анна Баррет взяла ее за руку и с покаянным лицом отозвалась:
— Мне не хотелось бередить твою рану. Прости меня, я сглупила!
Как-то разом, в долю секунды, припомнилось все: и отъезд из этого дома, и Андерматт, где они встретили Джека, и та страшная хижина, где она…
— Не бери в голову, Анна. Главное, что теперь я могу поздравить тебя! — Аманда, смахнув прочь неуместные мысли, снова обнялась с подругой. — Как ты? — спросила при этом. — Чарльз, должно быть, счастлив невероятно.
— О да, со мной носятся, как с хрустальною вазой, и это было бы даже забавно, не будь несколько раздражающе. — Анна закатила глаза. — Мало того, что я теперь заперта в доме, сама понимаешь, в моем положении показаться на светском приеме немыслимо, так еще миссис Баррет, моя дорогая свекровь, непрестанно присматривает за мной. Ей, верно, кажется: отведи она от меня пристальный взгляд, как я сразу сброшу ребенка. Подчас я с трудом сдерживаюсь от колкостей…
— Как же она тебя сейчас отпустила?
Анна с улыбкой призналась:
— А я сбежала через заднюю дверь. Мне Олли помог, мой сообщник и соглядатай.
— Надеюсь, тебя еще не хватились?
— Я сказала, что собираюсь прилечь. Вряд ли мой цербер захочет меня разбудить! Но хватит уже обо мне, — увлекла Аманду ближе к камину подруга, — расскажи лучше, как ты. Где сейчас Джек? Что вы решили?
Само имя любимого человека враз улучшило девушке настроение.
— Он в доме Фальконе в качестве его внука.
— Как интересно, — сверкнула Анна глазами. — Будучи внуком итальянского графа он будет допущен туда же, где ты.
Аманда, конечно же, понимала, что подруга имеет в виду: совместные суаре и балы, на которых они смогут видеться будто на равных. Танцевать, касаясь друг друга, и знать им одним доступную тайну… Ее сердце мучительно замирало при мысли об этом, а потом билось чаще.
Но ответила она просто:
— На это и был весь расчет. Граф Фальконе считает, что подлог с мнимым внуком поспособствует нашему делу, расследованию убийства маленького Анри.
Анна тут же спала с лица, сделавшись грустной.
— Ужасное преступление. Я заставила Чарльза отыскать мне газеты, освещавшие дело де Моранвиллей. Он, конечно, противился, утверждая, что подобное чтиво не для женщин, особенно в положении, но я настояла. И изучила в них всё, что было написано… Надеюсь, у нас, в самом деле, получится оправдать бедняжку мисс Харпер.
— Вы виделись после приезда с инспектором Ридли? — осведомилась Аманда.
— Лишь однажды, да и то коротко. Он, как мне кажется, сильно переживает произошедшую встречу с бывшей невестой! Она что-нибудь вам рассказывала?
— Ни слова. Все держит в себе! Они с Ридли в этом очень похожи.
Девушки помолчали, размышляя о сказанном, и Анна Баррет первой нарушила тишину:
— Ты ведь будешь сегодня на ужине у Фальконе? Я непременно вырвусь туда, даже если все Одри Баррет на свете вознамерятся помешать мне.
— Да, конечно, я буду.
— А твои родители, их уже известили, что ты снова в Лондоне?
Аманда отрицательно дернула головой.
— Надеюсь, что нет, — сказала она. — Я еще не готова увидеться с матерью.
— Но тянуть все же не стоит: они во всю обхаживают барона Феррерса, пророча его в будущие зятья. А если узнают, что ты…
Аманда поспешила поправить:
— Не «если» — «когда» я скажу им, что собираюсь замуж за Джека, им придется забыть о Феррерсе и остальных.
— Разразится скандал…
— Мне ли не знать… — вздохнула Аманда. — Но больше я не намерена поступаться собственным счастьем в угоду светским приличиям! Хватит с меня. Надоело. Я ребенка хочу… — вдруг призналась она, — от любимого. Мальчика или девочка, все равно, лишь бы на Джека похож был.
Слезы подступили к глазам, и Аманда сморгнула их, не желая по-детски расплакаться, жалея себя. Анна тут же стиснула ее руку…
— Ты знаешь, мы с Чарльзом на твоей стороне, на твоей и Джека, Аманда, и верим, что у вас все получится. Просто… я очень боюсь за тебя…
— Не стоит, самое страшное — ощущение безысходности и одиночества — я уже пережила. Все остальное, если со мной будет Джек, не пугает меня…
— Ты смелее меня, — улыбнулась ей Анна Баррет. — Я даже свекрови не могу дать отпор, не то чтобы восстать против целого общества. Я буду молиться за вас!
— Спасибо, родная.
Они еще с полчаса поговорили о разном, а потом Анна поднялась, торопясь возвратиться домой до того, как ее все-таки хватятся и отчитают за бегство.
— Встретимся вечером, — шепнула она на прощание, и Аманда, оставшись одна, наконец, поднялась в свою комнату.
Горничная занималась вещами, но с готовностью помогла ей избавиться от дорожного платья и облачиться в халат. Так, забравшись с ногами на кресло и глядя на капли дождя, бегущие по стеклу, Аманда и провела время до вечера. В собственном доме ей было тоскливо и неуютно, и она с радостью покинула его стены, направляясь на Брэдфорд-сквер, на ужин к Фальконе.