Утро выдалось сырым и промозглым, таким же, как множество прочих на Темзе… Поземный туман, выползая из грязной реки, полз вдоль канала, подобно жуткому монстру, поглощавшему здания, улицы и людей, — у Джека от него зубы ломило и даже першило в горле.
А может, всему виной воспоминания о том злополучном утре, в которое новая «кукла» Кукловода была обнаружена на Тауэрском мосту: с розой в волосах, с ярко выбеленным лицом и в красивом платье, о котором ни одна бедная девушка из Уайтчепела при жизни не могла и мечтать. Это вам не серый бомбазин за три пенса за метр, нет, — на «кукле» был наряд из лионского шелка, и выглядела она в нем краше, чем когда-либо при жизни…
И утро тогда было таким же волглым и серым.
Джек до сих пор не мог забыть ее позы: тщательно уложенные на пышной юбке неподвижные руки, слегка согнутая в колене нога, отмеченная лишь носком выглядывающей из-под платья туфельки…
Прокаркала, пролетая, ворона, и парень, очнувшись от тягостных воспоминаний, с чавкающим звуком вытащил босые ноги из вязкой речной грязи… Те онемели в холодной воде, он едва ощущал свои пальцы, но, погруженный в свое нехитрое дело — поиск полезного мусора, нанесенного за ночь Темзой, — и воспоминания о ТОМ утре, не замечал телесного дискомфорта.
… Энни была несказанно красивой в том платье, с розой в тщательно завитых волосах — мысль об этом неизменно служила своеобразным, но утешением, в котором Джек с матерью так нуждались. Бедная Энни!
Вороний грай привлек внимание Джека: несколько черных чудищ с мощными клювами долбили вымокший ворох тряпья, грудой наваленного на берегу… Джек встрепенулся. На старых обносках, какими бы ветхими они ни были, можно было неплохо нажиться у Папаши Берлоу, старьевщика с Бигленд-стрит.
— Эй, пошли вон, мерзкие падальщики! — заорал Джек, припуская вперед и разгоняя птиц толстой палкой, которой и рылся в речном иле.
Те нехотя отступили, запрыгав по берегу, как гуттаперчевые мячи, но не сводя своих агатовых глаз от Джека с его внезапной находкой.
А тот уже понял свою ошибку…
Не просто груду старого тряпья выплюнула прожорливая река к его замерзшим ногам — она поделилась с ним трупом.
Мертвецов Джек не боялся — он повидал их предостаточно — вот только после гибели Энни те стали казаться ему какими-то не такими: неправильными… не мертвыми… Словно он мог заговорить с каждым из них, и получить ответ в виде… голоса в голове.
Точно как в этот самый момент!
«Переверни ее, Джек. Посмотри, кто такая!»
И он ткнул тело палкой.
То нехотя перевалилось на спину, выпростав из-под серой юбки белую руку с грубо остриженными ногтями.
Джек сглотнул. Раз… другой… и его выполоскало желчью. Как хорошо, что он еще не поел! Было бы жаль лишиться завтрака из-за безымянного трупа с…
Что это? Отблеск ювелирного украшения на груди?
Джек потянулся и подцепил его пальцем, застежка легко поддалась. Тонкие звенья, очищенные от ила, заблестели у него на ладони…
Золотая цепочка на теле утопшей служанки?
Парень в раздумье сжал украшение в кулаке. Если только оно настоящее — он мог бы выручить за него не меньше флорина, а при большей удаче и двух… Целое состояние, которое позволит им с матерью перебраться из жалкой каморки под крышей в квартирку получше. В квартирку с большими окнами, о которых мечтала сестра…
А голос снова нашептывал: «Вызови полисменов. Не оставляй бедняжку на растерзание воронам!»
И Джек, не терпевший, как и прочие жители Уайтчепела, недобрых к ним «бобби», а уж тем более не желавший расставаться с чудесной находкой, сулившей безбедное будущее, все-таки не посмел ослушаться голоса — он с рождения привык слушаться Энни во всем.
— Полагаешь, еще одна «кукла»? — спросил длинноносый констебль, дубинкой отводя волосы с лица утопленницы. Те, хоть и потемневшие от воды, были русыми, а Кукольник тяготел именно к русоволосым.
— Да нет, — покачал другой головой, — не похоже… У этой ни розы в волосах, ни дорогого платья… — И как бы размышляя: — Она могла, конечно, упасть с моста в воду… но платья все-таки нет. Да и не действует Кукловод наобум: инспектор говорит, у него все рассчитано до мелочей, он не допустил бы такого непотребства со своей «куклой». Он ими дорожит… Любит их, если хочешь. — И припечатал, смачно сплюнув в песок: — Извращенец проклятый!
— Эй, малец! — окликнул он Джека, отиравшегося неподалеку. — Видел здесь что-нибудь необычное?
Тот неловко приблизился, не желая неожиданным бегством привлекать к себе внимание «бобби».
Ответил:
— Никак нет, сэр. Ничегошеньки необычного, — а сам стиснул в кулаке золотую цепочку. Та казалась такой раскаленной, что жгла пальцы…
— И с лицом что приключилось, тоже, конечно, не знаешь?
— Никак нет, сэр, — не столь уверенным тоном отозвался Джек, впервые взглянув утопленнице в лицо. Отведенные от лица волосы явили ему кровавое месиво, и паренька опять потянуло блевать. К счастью, его желудок был все еще пуст…
Длинноносый констебль снова вперил взгляд в мертвую незнакомку:
— Видать, меж двумя баржами ее протащило, — предположил он, почесывая макушку, — вот и стерло лицо начисто. — И уверенней: — Сам посмотри: девчонка без роду и племени, понесла, кажись, от хозяина, вот и сиганула воду в отчаянии. Дуреха… — А потом в сторону Джека: — Шел бы ты отсюда, малец. Проваливай!
А другой подхватил:
— Да побыстрее!
И Джек припустил в сторону дома, не разбирая дороги. Бежал, пока колотье в боку и ядреный запах крови и требухи не принудил его сбавить шаг и задохнуться на миг от непривычного «аромата». Блеяли овцы, мычали коровы, перекрикивались торговцы, расхваливая товар на лотках… Деловито переговаривались покупатели.
Смитфилдский рынок кипел и пенился потоком людей, и Джек ощутил себя камнем, брошенным в бурный ручей…
— Отойди, шваль! — толкнули его с одной стороны.
— В сторону! — пробасили с другой.
Джек едва успел отскочил он груженой тележки, едва ли не переехавшей ему ноги.
И снова:
— Эй, Жаворонок, каков нынче улов? Две старые тряпки по пенни за штуку и две деревяшки на костыли? — окликнул его звонкий голос, от которого он невольно напрягся.
И отозвался мгновенно, по старой привычке:
— Тебе что за дело, Окорок? Сам-то похлеще меня в дерьме копашишься.
За прилавком, гоняя мух над кусками свежего мяса, стоял курносый мальчишка с копной рыжих волос.
— Ну уж нет, это ты у нас дерьмокопатель, — парировал он, усмехнувшись. — А я — ученик мясника, — и он продемонстрировал парню большой разделочный нож.
Джек ненавидел прозвище, которым народ окрестил всех детей его профессии — «жаворонки», — к счастью, ему скоро пятнадцать, и он займется чем-нибудь посерьезней сбора прибрежного мусора.
А Окорок продолжал:
— Слышь, Жаворонок, — голос тихий, почти вкрадчивый, — говорят, Кукловод выпустил твоей Энни всю кровь… каплю за каплей. Вот так! — и он сделал вид, что полоснул себя по бедру мясницким ножом, а потом повторил: — Каплю за каплей. — Осклабился и заржал во все горло.
Джека как кипятком обдало, окатило от макушки до пят. И он закричал, порываясь к насмешнику и желая вздуть его хорошенько:
— Не смей поминать ее имя, чертов урод! — Его кулак уже предвкушал приятную боль от соприкосновения с челюстью рыжего негодяя, когда, налетев на взявшуюся неизвестно откуда девицу, он получил корзинкой по голове. К счастью, пустой…
— Смотри, куда прешь! — огрызнулась она и тут же добавила: — Джек, это ты? Давно не виделись. — Свирепое выражение ее личика разом разгладилось, сменившись улыбкой.
Парень потер место ушиба и просипел:
— Я. Здравствуй, Ханна.
Где-то на заднем плане гоготал Окорок, потешаясь над Джеком, но сам он глядел только на Ханну, подругу сестры. Бывшую подругу сестры, которой у него больше не было…
Они постояли в неловком молчании, а потом девушка произнесла:
— Как вы, держитесь? Твоей матушке стало лучше? — И, опустив голову: — Мне её не хватает… — Оба знали, о ком она говорит, даже без слов. Слова были бы лишними. — Всё вспоминаю и вспоминаю. Такое несчастье, Джек!
Ханна с Энни дружили долгие годы, неразлучные с самого детства, они были почти как родные, но даже с лучшей подругой сестры вести разговоры об Энни Джек не хотел — просто не мог. Как будто что-то удерживало его, стопорило дыхание… Но голос в его голове упрямо нашептывал: «Не будь букой. Ханна здесь не при чем», и он пересилил себя:
— Все хорошо. Маме получше. — Вранье, конечно, но он не хотел грузить Ханну своими проблемами. Ей своих, он уверен, хватает… — Ты как? Все так же прислуживаешь на Гросвенор-сквер?
Та кивнула и вдруг зачастила с обидой в голосе:
— Все там же, сил моих больше нет. Миссис Джонсон, наша домоправительница, придирается ко мне по каждому пустяку: то я, видите ли, камины не умею растапливать, то недостаточно хорошо выскребаю лестницу перед домом… — Она продемонстрировала свои натруженные ладони: — Да у меня от щелока живого места на руках не осталось, а ей все неймется. — И с твердой уверенностью: — Уйду я оттуда, как пить дать уйду. Дай только время! — А потом, словно припомнив нечто забавное, улыбнулась: — Слышал новость, в доме сэра Риверстона огромный скандал: мисс Аманда Блэкни, единственная дочь, сбежала с лейтенантом Берроузом, нищим франтом, обхаживавшим её? Они держат эту историю в тайне и, если верить молве, подрядили кузена сбежавшей девицы, мистера Джорджа Мейбери, отыскать беглецов, и вернуть сестрицу в лоно семьи. Только ведь шила в мешке не утаишь… — посочувствовала она. — Бедняжка мисс Блэкни, опозорена на весь свет! Кто ее замуж возьмет после такого?
Джек ощутил свербение в левом ухе, а вслед за ним тот же голос в его голове отчетливо произнес: «Ты только подумай! Утопленница с золотой цепочкой на шее и неожиданно пропавшая дочь сэра Риверстона…»
— Когда, говоришь, пропала девица? — уточнил Джек скучающим тоном.
— Так нынешней ночью, ясное дело. Переоделась в платье служанки и была такова…
«Это она, Джек! Точно она»
— А лейтенант этот… Берроуз, кто такой будет?
Ханна пожала плечами.
— Дворянчик из обедневших, скользкий тип, большой охотник до богатых невест. Слыхала, завсегдатай паба на Чапман-стрит. А тебе-то это зачем? — спохватилась она.
Джек плечами пожал.
— Да так, любопытно. — И шагнул в сторону. — Бывай, Ханна, береги себя.
Она улыбнулась и помахала припустившему между рядами мальчишке поднятой рукой.
Джек протиснулся в полутемное помещение паба и осмотрелся: в этот дневной час людей здесь было немного, и присутствующие, сгрудившись за центральным столом, оживленно переговаривались. От табачного дыма у парня заслезились глаза, он с трудом проморгался и, напустив на себя вид заправского парня, пробрался к стойке, за которой внушительного вида детина разливал пиво по кружкам.
Он осведомился с улыбкой:
— Как работается, дружище? Гляжу, у вас нынче весело.
Рыжебородый окинул его оценивающим взглядом.
— Пить будешь? — пробасил он.
— Мне бы что перекусить для начала, — откликнулся парень под громкое урчание желудка.
И хозяин, а был это именно он, скрывшись на время на кухне, вскоре шмякнул перед мальчишкой тарелкой с мясным пирогом. Дух от него шел до того соблазнительный, что у Джека скрутило желудок — он вгрызся в толстую корку зубами, словно изголодавшееся животное, и умял половину в минуту. Но при этом не забывал поглядывать по сторонам…
А что, если этот Берроуз и есть Кукловод?
Что, если он выманил мисс Блэкни из дома, а потом… бросил в реку? Однако, богатые леди с первыми встречными из дома не убегают.
Догадки его были притянуты за уши, совершенно бредовые, если подумать: ну, утопла нечистая на руку камеристка, ну сбежала богатая мисс со своим ухажером. Что ему-то неймется? Связи между обеими нет никакой. Ему просто хочется что-то найти… кого-то найти (Кукловода), вот он и мается дурью.
«Все-таки странное совпадение», — шепнул голосок в голове.
— А не знаете ли вы некоего Берроуза? Говорят, он лейтенант… морской. Частенько сюда захаживает…
Рыжебородый, получив плату за Джеков пирог, смягчился и указал головой в сторону честной компании за центральным столом:
— Ты про того, что заливает горе второй по счету бутылкой? — Джек тоже посмотрел на мужчин. Кто из них лейтенант? Не тот ли, с щегольскими усиками?
От стола до них долетел пьяный окрик:
— Эй, хозяин, еще бутылку, будь оно все неладно! Сегодня я намерен быть пьяным и бесконечно несчастным.
Собеседник Джека выставил на стойку непочатую бутылку, и парень, недолго думая, сверкнул широкой улыбкой:
— Давай подсоблю, — подхватил ее и направился к выпивохам.
Услышал, приблизившись:
— Да выкинь ты эту вертихвостку из головы. Женщины они все таковы: сначала хвостом перед тобой вертят, а потом — бац! — он шибанул кулаком по столу, — и — в кусты. Одним словом, Люциферово племя… Отродья дьявола!
Джек подал бутылку, и тот, что помоложе, замотал головой:
— Аманда не такая, Альберт… она сущий ангел, а вот ее братец, кузенишка-недомерок… Вот где истинный сатана! Уверен, это он-то и подкараулил ее, да и сорвал все наши планы… ублюдок.
В тот самый момент входная дверь распахнулась, со всего маху ухнув о стену. Рыжебородый, собиравшийся было возмутиться, так и замер с открытым ртом, замерев под прицелом револьверного дула…
— Берроуз! — прозвучал голос вошедшего. — Мне нужен лейтенант Берроуз… Присутствует здесь таковой или нет?
Названый джентльмен пьяно икнул и попытался подняться на ноги — не смог.
— Бесчестная скотина, — презрительно кинул новоприбывший, кивком головы приказав своим людям подхватить упившегося Берроуза под руки. — Где мисс Блэкни? — осведомился мужчина с оружием. — Говори или пристрелю, как собаку… — Свои слова он сопроводил тычком в живот оппонента, и лейтенант возмутился:
— Да к-как вы см-меете, М-мейбери… Я н-нич-чего об эт-том н-не знаю!
Едва услышав произнесенное имя, Джек сразу припомнил кузена, которого подрядили на поиски девушки. Вот, значит, каков он: решительный джентльмен. Джек проникся к нему мгновенной симпатией… и сочувствием: тот не знал, что кузина его, возможно, мертва, и тело её покоится в полицейском участке на Уайтхолл-плейс.
«Помоги ему, — шепнул голос в его голове, — расскажи мистеру Мейбери об утопленнице».
Глупость, конечно, но, когда перепуганного Берроуза потащили из паба, Джек направился следом, сжимая в кармане золотую цепочку.
— Сэр, — окликнул он Мейбери, — позвольте сказать…
— Что тебе? — кинул тот на ходу, должно быть, приняв его за попрошайку. — Не получишь ни пенса… Не трать свое время.
— Сэр, я только подумал, что знаю, быть может, где ваша кузина…
Мужчина остановился так резко, что Джек едва не впечатался в его спину.
— Где? — Мейбери обернулся и вперил в парнишку пронзительный взгляд своих магнетических глаз. — Что ты вообще знаешь об этом?
У Джека волосы на затылке зашевелились, он пожалел, что послушался голоса в голове.
— Я знаю, — пролепетал он осипшим вдруг голосом, — что сегодня в реке нашли девушку… — Лицо собеседника побледнело. Миг — и Джеку едва удалось увернуться от массивного набалдашника в виде химеры, мелькнувшего в опасной близости от его головы.
— Как ты смеешь говорить мне такое, грязный мерзавец?! — возмутился мужчина, сверкая глазами. — Вот сейчас я тебя проучу, попрошайка. — Он занес руку для очередного удара.
Скукожившись, Джек взмолился:
— Пожалуйста, сэр, только не бейте меня. Я покажу вам… — он выхватил из кармана золотую цепочку и потряс ею в воздухе. — Вот, посмотрите: она была на утопленнице, я сам ее снял. — И так как мужчина молчал, глядя на золотую цепочку, добавил для верности: — Умереть мне на месте, если я вру!
Отмерев, Мейбери протянул к украшению руку и поднес цепочку к лицу.
— Подвеска Аманды, — прошептал глухо. — Боже… Боже мой! Где она? Я должен видеть эту… утопленницу…
Джек с готовностью подсказал:
— Она в полицейском участке на Уайтхолл-плейс, сэр. Туда свозят всех неопознанных в нашем районе!
Мужчина оглянулся на экипаж, в который уже погрузили Берроуза, и молча кивнул. Возница тут же хлестнул кобылу по крупу, и тот покатил в сторону Патни.
А Мейбери попросил:
— Свистни мне кэб, парень, да побыстрее. — И добавил, вроде как спохватившись: — На, вот тебе за труды. — В ладонь Джека скользнул серебряный соверен.
Парнишка глазам не поверил: целый соверен. Это много дороже какой-то цепочки! Вот так удача. Не зря, значит, он потратился на пирог.
«Подумаешь, деньги! — шепнул назойливый голосок. — Деньги — не самое главное».
Джек стиснул монету в руке, оторвавшись, в конце концов, от ее созерцания, и уже в последний момент вскочил на подножку отъезжавшего вместе с Мейбери экипажа.
Едва кэб замедлился, приближаясь к зданию полицейского управления, Джек спрыгнул на мостовую и кинулся за угол.
— Ах, ты поганец, уши тебе оторву! Попадись только в руки Томасу Питтерли, — заорал вслед возница, брызжа слюной. И кулаком пригрозил.
Его крик привлек внимание Мейбери, выглянувшего в окно и тоже приметившего бегство мальчишки.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивал он через минуту, поймав Джека с поличным. — Думал, еще поживиться? Или получить захотелось? — Он пристукнул прогулочной тростью о мостовую.
Парень потупил глаза и признался:
— Это я, сэр, нашел её утром на Темзе. Утопленницу… — Помолчал, шаркая подошвами прохудившихся туфель, и добавил с мольбой: — Только не говорите тем полисменам, что это я снял цепочку? Они мне всыпят за это.
Лицо мужчины, нахмуренное и серо, смягчилось, рукой в черной перчатке он поманил к себе Джека:
— Идем, парень, не бойся. Я не выдам тебя!
Не веря в такую удачу, Джек с Мейбери, обогнув здание со стороны набережной, направились к заднему его входу с проезда Грейт-Скотленд-Ярд, считавшимся в управлении основным, — Джек едва поспевал за поспешно шагающим джентльменом.
Их появление произвело в управлении настоящий переполох: констебль Дрискоул, едва узнав, зачем прибыл сиятельный посетитель, посетовал на отсутствие инспектора Ридли, отбывшего по делам Кукловода, и старался как мог услужить высокому гостю… Он-де не так чтобы уполномочен, но будет рад услужить по мере сил и возможностей. И, направляясь в прозекторскую, он то и дело поглядывал на парнишку, спутника Мейбери, подозрительным взглядом… Джек ежился, как от холода. Соседство с ненавистными «бобби» казалось хуже пристывшей к коже илистой жижи со дна дурно воняющей Темзы…
Демонстрируя свое отношение к этим взглядам, он зажал нос двумя пальцами: фи, воняет. Констебль зло прищурился… И, кажется, был бы не прочь пустить в ход дубинку, но присутствие Мейбери останавливало его.
— Вот и прозекторская, — наконец, сказал он. И замялся: — Вы только это, сэр… воняет там знатно. Как бы дурно не стало… Может, платочек там… или…
— Я справлюсь. — Мейбери дернул в нетерпении головой.
Дрискоул помедлил с секунду, они ступили под своды прозекторской, серой комнаты с плиточным полом и крохотными оконцами под потолком, скорее скрадывавшими, нежели пропускавшими в помещение свет. Должно быть, в Грейт-Скотленд-Ярд негласно считалось, что в сем пристанище скорби солнечный свет показался бы оскорблением…
Посреди комнаты, ничем не прикрытое, лежало тело утопленницы.
Местный доктор и анатом, чахлый и серый, как стены окружавшего его помещения, обернулся навстречу вошедшим. Его некогда белый фартук, ныне бурый от пятен высохшей крови, заставил Джека сглотнуть вставший в горле комок. Здоровяку «бобби», кажется, тоже было не по себе…
— Доктор Гаррет, джентльмен желает видеть утопленницу, — с запинкой произнес он. — Вы успели поработать над телом?
Доктор Гаррет ощетинил кустистые брови.
— Еще нет, у меня две руки, а не десять, мистер Дрискоул, — сварливо пробубнил он. — Я только закончил с убитым из Патни. Две ножевые и одна огнестрельная… Это вам не цветочки на лугу собирать!
В помещении пахло чуть хуже, чем на Смитфилдском рынке, но все-таки даже привыкший к зловониям нос жителя лондонских трущоб морщился от омерзения. Да уж, луговые цветочки — это точно не про прозекторскую и «клиентов» доктора Гаррета!
— Так мы посмотрим? — осведомился констебль, и доктор махнул рукой: мол, делайте, что хотите. А мистер Джордж Мейбери и не ждал его разрешения: решительным шагом направился к женщине на столе и замер подле нее каменным изваянием.
Джек заметил, что, высохнув, ее волосы оказались приятного золотистого цвета, какой, наверно, бывает спелая рожь, поспевающая в полях. Сам он ни разу такого не видел, но в церкви на праздник Саймона и Иуды выставляли небольшие снопы, и они были именно этого цвета.
Мейбери тронул просохшие пряди рукой, и лицо его исказилось… Джек безошибочно угадал сердечную склонность к кузине, и это опечалило его пуще прежнего.
— Сэр, так это ваша кузина? Вы узнаете ее? — неловко осведомился Дрискоул.
— Это она, — прозвучал мгновенный ответ. — Узнаю ее волосы… Руки… — Кадык Мейбери дернулся, словно он силился проглотить вставший в горле колючий комок. — Аманда, дорогая наша Аманда! Как такое случилось? — Он снова пропустил между пальцев прядь золотистых волос.
Констебль переминался на месте, ощущая себя не в своей тарелке.
— Уверены, сэр, что это именно ваша кузина? — решился уточнить он. — Все-таки лицо сильно обезображено… Да и одежда, видите сами, довольно скромная.
Мейбери, отсекая даже намек на ошибку, категорически покачал головой.
— Я слишком хорошо ее знал, чтобы вдруг ошибиться, — произнес он, отступая на шаг и не сводя с покойницы глаз. — Одежду она сменила намеренно, а в остального не скроешь. — Он постоял, сжимая набалдашник трости так сильно, что скрипнула кожа перчатки, а потом решительным шагом покинул своды прозекторской.
Уже на улице, отдав распоряжения о теле кузины, он как бы в задумчивости прошептал сам в себе:
— Как все-таки это произошло? Почему их с Берроузом встреча не состоялась? Бедная, бедная девочка. Как я скажу о случившемся сэру Хэмфри? Это убьет её бедных родителей…
Джек стоял тихо, как мышь, но в этот момент не сдержался:
— Это все Кукловод, сэр. Я почти в этом уверен… Он, наверное, отирался где-то поблизости, подкарауливая для себя новую жертву, и когда ваша кузина вышла из дома, перехватил ее…
Мейбери вскинул бровь, нахмурился. Джек подумал, он, быть может, не знает, о ком идет речь, но мужчина спросил:
— Полагаешь, это дело рук Кукловода? Полагаешь, он мог… — Мрачный взгляд его потяжелел, заострился. — Нет, в таком случае были бы платье и роза… Ты ошибаешься, мальчик.
«Бедный Мейбери», — прошептал голосок в голове Джека.
— Его могло что-то спугнуть… — все-таки сказал он. — А констебли сами сказали, что девушка скорее всего упала в воду с моста.
— Нет, — его собеседник решительно мотнул головой, — не хочу в это верить. — И направился к поджидавшему его кэбу. — Мальчик, — оглянулся он на ходу, — знаешь, где живет доктор Карлайл? — Джек кивнул. — Беги к нему со всех ног и вели явиться на Гросвенор-сквер к сэру Риверстоуну немедленно. Вот тебе за услугу! — Еще одна серебряная монета вспорхнула в воздух и легла Джеку в ладонь.
— Будет сделано, сэр, — сказал он и сорвался на бег.
Понесся по улицам, ощущая при этом щекотку где-то под ребрами: то ли давало знать о себе сбившееся при беге дыхание, то ли свербела под ложечкой неотступная мысль о чем-то упущенном, важном… том, на что Джек не обратил должного внимания.
«Ты должен выяснить все до конца!» — опять прозвучало внутри.
Именно потому Джек до вечера околачивался на Гросвенор-сквер, со стороны наблюдая за домом сэра Риверстоуна, не в силах уйти. Позвав доктора, он проехался на облучке его экипажа до самого дома… Видел со стороны, как уехала и воротилась карета хозяина, как служанка вывесила похоронный венок, как уехал доктор Карлайл… Как джентльмен в черном плаще вышел из дома в сумерках и направился в сторону Ридженс-парка.
Само по себе выходило, что Кукловод обеспеченный человек, ведь бальные платья из лионского шелка стоили баснословные деньги, а он нарядил в них не меньше трех «кукол» за последнее время. В газетах, конечно, писали, что платья могли быть украдены, перекуплены у старьевщика, только Джек не верил в такое. На сестре было платье самого лучшего качества, явно неношеное — очень красивое. Да и не верилось, чтобы какой-то бедняк носился по лавкам старьевщика, скупая бальные платья…
Джек весь день провел в этих раздумьях и теперь, измаявшийся бездельем, решил проследовать за джентльменом в черном плаще. Все какое-то разнообразие! Да и кто он такой, знать бы не помешало. Просто так…
Джек отклеился от стены соседнего дома и последовал за мужчиной. Крался за ним, едва сам себе позволяя дышать и обмирая, стоило незнакомцу остановиться и запалить сигарету. В свете уличных фонарей тот пускал в воздух сизые облачка дыма и неторопливо шествовал дальше…
Джек, увлекшийся слежкой за незнакомцем, не сразу расслышал шаги позади. Осторожные, едва слышные, в пропитанном влагой воздухе они раздавались особенно четко. «Показалось», — подумал он было, едва их услышав, но вскоре с ужасом убедился, что за ним, действительно, кто-то шел.
В тот момент осознания его сердце едва не взорвалось в груди: так отчаянно застучало по ребрам, что стало сложно дышать. Он задохнулся на миг влажным воздухом, залепившим гортань…
Кукловод!
Кукловод выслеживает его!
«Беги, Джек, беги!» Голос сестры взорвал его барабанные перепонки, и парень бросился наутёк. Несся, совсем потерявшись в туманном мороке ночи и собственных страхов…
Он понял вдруг, что теперь все зависит лишь от скорости его ног…
Джек плохо спал этой ночью: странные сны, витиевато сплетенные из вымысла и реальности, заставляли его метаться в постели, шептать обрывки невразумительных фраз, вскрикивать — нервное напряжение не оставляло его даже во сне. То утопленница с голубыми глазами сестры задорно смеялась, нашептывая: «Какой же ты милый, глупышка. Ничего-то со мной не случится!», то уже сама Энни, бледная, вымокшая до нитки, протягивала к нему бескровные руки и говорила: «Посмотри на них, Джек: разве так выглядят руки благородной девицы?», а потом уходила в туман, подобно страшному призраку…
Джек проснулся в поту.
Мысль, еще вчера теплящаяся на задворках сознания, выкристаллизовалась с определенной ясностью: руки, так называемой, Аманды Блэкни не были руками благородной девицы!
Как же они с мистером Мейбери не обратили на это внимание?
Джек вскочил, подумав, что просто обязан свидеться с Мейбери и поделиться догадкой. Да он и сам, верно, уже догадался о совершенной ошибке… Руки утопленницы выглядели точь-в-точь как руки Ханны, продемонстрированные ему на Смитфилдском рынке: грубые, с изъеденной щелоком кожей и въевшейся в трещинки угольной пылью. Такое не объяснить двумя баржами, обезобразившими лицо… Руки служанки — ее визитная карточка.
— Уходишь? — зашевелилась на старом матрасе мать Джека. — Рано еще, поспи малость.
— Мне нужно, мам. — Он пригладил вздыбленный чуб. — Ты главное не волнуйся! Я вернусь, прикупив нам еды.
Она улыбнулась:
— Как же мне не волноваться, малыш… Ты хоть и вымахал, словно шпала, а все еще сущий ребенок. Не хочу, чтобы с тобой что-то случилось… — Глаза ее заблестели. Джек понял, что она вспомнила Энни… — Береги себя.
— Как всегда, мам.
С такими словами Джек вышел за дверь и сбежал по хлипким ступеням, стенавшим под его незначительным весом расстроенной скрипкой. В коридоре воняло мочой и кислой капустой, а еще безысходностью и тоской, въедавшихся в кожу похлеще угольной пыли — обитатели Уайтчепела носили в себе и то, и другое, как печати на измученных лицах.
В одной из квартир надрывно плакал ребенок…
Джек давно привык к узким грязным улочкам родного района, перегороженным телегами и лотками торговцев, между которыми тенями сновали жители мрачных трущоб. Он и сам был одним из этих теней, и однажды сольется с серыми стенами, словно призрак… Но с какой-то детской наивностью, неизбывной даже в этой клоаке порока и нищеты, он мечтал сделаться кем-то большим, чем просто одним из сотни выброшенных на свалку жизни бедняг, населявших этот район.
— Эй, красавчик, не хочешь вкусить прелести жизни? — окликнула его от стены потасканная девица, задирая грязную юбку.
— В другой раз, — кинул Джек на ходу, ощутив стыд за несчастную, что сама давно утратила это чувство.
С Темзы несло отвратительными миазмами…
Но здесь, среди трущихся по углам проституток, пьяного хохота из таверн и плача детей Джек хотя бы не ощущал дыхания Кукловода, преследовавшее его с прошлого вечера… Он сам толком не понимал, откуда пришла эта уверенность, но знал точно: тот наблюдает за ним. Передернув плечами, быстрым шагом он миновал Корнхилл-стрит и здание Английского банка, вышел на веселую Пикадилли-серкус, а оттуда «зайцем» на запятках проезжавшего кэба добрался до Гросвенор-сквер.
Вот и дом с траурным венком на двери… А коляски Мейбери нет. Как жаль, что он не знал адреса этого джентльмена! Придется околачиваться вокруг, дожидаясь его приезда.
И Джек ждал, изнемогая от нетерпения, а, когда Мейбери все-таки появился, буквально бросился под копыта его лошадям, не в силах удержаться на месте.
— Сэр… мистер Мейбери, мы ошибались! — закричал он, уворачиваясь от разъяренного возницы. — Эта утопленница — не ваша кузина. Вы должны осмотреть её руки, и всё сами поймете!
Мейбери вышел из экипажа, смерив Джека пристальным взглядом.
— Снова ты, — сказал он с видимым недовольством. — Шел бы ты подобру-поздорову. На этой улице траур. Ни к чему тебе здесь ошиваться…
— Но, сэр, — охладила пыл Джека отповедь Мейбери, — руки утопленницы…
— … Мисс Блэкни, хотел ты сказать.
— Руки мисс Блэкни, — с готовностью подхватил он, — вряд ли могли быть с грубо обрезанными ногтями и кожей, загрубевшей от тяжелой работы. Моя сестра всегда говорила, что руки определяют происхождение… По ним легко отличить леди от горничной. А руки утоп… той, что вы посчитали кузиной, были руками служанки. Припомните сами…
Джек замолчал, понимая, что, либо его огреют прогулочной тростью, либо прислушаются. Он надеялся на второе…
— Она долго пролежала в воде… — наконец, сказал Мейбери. — А еще эта баржа.
Джек замотал головой. Он нутром чуял, здесь что-то не так…
«Скажи про Берроуза», — шепнул внутренний голос.
— Берроуз, сэр, откуда мы знаем, что он не дождался мисс Блэкни? — выпалил он. — Вдруг он именно тот, кто нам нужен? — Джек замолчал с многозначительным видом, позволяя своему собеседнику самому дойти до правильной мысли.
И тот усмехнулся:
— Берроуз — наш Кукловод, ты на этой сейчас намекаешь? Ну уж нет, никогда не поверю. Это ничтожество если на что и способно, так только на пьяный дебош и растраты. Слышишь, парень, выбрось это из головы! — серьезно посоветовал он. — У тебя разыгралось воображение. Точка. — Мейбери сделал шаг к двери.
— И все-таки руки утоп… этой девушки, сэр, они наводят на мысли, — не унимался Джек. — Я бы на вашем месте задался вопросом, кто подкинул цепочку вашей кузины обычной служанке.
Мужчина нахмурился обернувшись.
— Ты много на себя берешь, мальчик, — одернул он парня. — Угомонись… Полиция знает, что делает, а Риверстоуны и без того настрадались. Ни к чему длить их агонию!
— Но, сэр, Кукловод…
— Почему ты на нем так зациклен? — не выдержал Мейбери. — Ведешь себя странно. Я могу ведь подумать худое…
Джек стиснул зубы и вскинул голову.
— Он сестру мою убил, сэр, — признался он сиплым голосом. — В платье вырядил, волосы причесал… Такой красивой я Энни ни разу в жизни не видел, но это не значит, что я прощу его, сэр. Он — убийца! И я ненавижу его всем своим сердцем. И если мисс Блэкни сейчас у него… — голос Джека сорвался.
Энни, прежде, чем её нашли мертвой — он нашел её мертвой! — пропадала больше трех суток. Джек с матерью все глаза просмотрели, даже в полицию заявляли, но там, конечно, на них внимания не обратили. Мол, сбежала с каким-нибудь ухажером, скоро объявится.
Объявилась…
— Прости, парень, не знал, — прозвучало с сочувствием. — Обещаю осмотреть руки кузины. А сейчас возвращайся домой и, если приспичит узнать свежие новости, приходи вечером по этому адресу, — он протянул Джеку визитную карточку. — Там и поговорим. — Рука с перстнями на секунду легла ему на плечо — хлопнула дверь.
Морально опустошенный, Джек стоял какое-то время, не в силах пошевелиться, и, только двинувшись с места, понял вдруг, что так и не рассказал Мейбери о своем бегстве по улицам Лондона, когда ему показалось, что сам Кукловод идет за ним следом…
— Джек, снова ты? — окликнул его девичий голос. — Вот уж не думала так скоро свидеться.
На тротуаре стояла все та же подруга сестры, Ханна с веснушками на носу. Она дружелюбно ему улыбалась, оправляя за ухо прядку волос… — Что ты здесь делаешь?
Джек смутился:
— Да так, проходил мимо, — замялся он, не желая вдаваться в подробности. — Сама-то куда спешишь? — перевел разговор на другое.
Ханна сверкнула улыбкой.
— Держи за меня пальцы, Джек, — попросила она, — нынче я намерена сыскать себе новое место. Уверена, везде будет лучше, чем под началом ненавистной мне миссис Джонсон… Хочешь прогуляемся вместе?
— Почему бы и нет, — сказал Джек. — Помогу донести твои вещи.
С такими словами он подхватил ее сундучок, и они зашагали в сторону парка.
Выходить в сумерках Джеку хотелось меньше всего… Но мать поздно управилась с глажкой, и ему пришлось бежать в Камден, чтобы доставить корзину с бельем, — только после того он направился к Джорджа Мейбери в Кенсингтон.
Где-то на середине пути Джек опять ощутил покалывание в затылке: кто-то за ним наблюдал… Он был уверен. И побежал, выбирая наиболее оживленные улицы…
— Эй, ты! — услышал он окрик. — Надо поговорить.
Ага, нашел дурака — Джек только ускорился и бежал, петляя переулками и дворами, пока не выскочил к Кенсингтону, причесанному и импозантному, словно дядюшка с пышными бакенбардами. Здесь он замедлился, позволив себе, наконец, оглянуться, и, не заметив преследователя, но донельзя перепуганный, постучал в парадную дверь дома мистера Мейбери. Надо было, конечно, пойти с заднего входа, но страх, причесавший его по загривку, оказался сильнее усвоенных с детства устоев. Он по-детски боялся ступить в переулок… Казалось, именно там его ждет Кукловод, притаившись в самом темном углу с ножом и… розой. Глупость, конечно, но цветок алым пятном так и стоял перед глазами…
Наконец, щелкнул замок, и Джек кулем ввалился в освещенный холл, тяжело хрипя и хватая ртом воздух…
— Джек?! — вылупила глаза все та же вездесущая Ханна. — Третья встреча за неполных два дня… Ты следишь за мной, что ли? — улыбнулась она. — Эй, что с тобой? — Она похлопала его по спине. — Выглядишь так себе.
Джек стоял, уперев руки в коленки и пытаясь внятно ответить, но пока не получалось.
Где-то в доме раздались шаги, и на лестнице появился Джордж Мейбери с револьвером.
— Что происходит? — обратился он к Джеку. — Ты словно призрака повстречал… и бежал от него, судя по виду.
— Кукловод, сэр… — с трудом выдохнул Джек. — Кукловод преследовал меня до порога вашего дома.
— Кукловод? — Щелкнул затвор револьвера. — Ты в этом уверен?
— Абсолютно, сэр.
Мейбери отодвинул портьеру и выглянул из окна. Сумерки, рассеянные бледным светом уличных фонарей, казались умиротворяюще-скучными… Мирными.
Но Джек был уверен: во тьме скрывается монстр.
— Ханна, напоите моего гостя чаем, — велел Мейбери, накидывая плащ. И Джеку: — Поговорим, когда я вернусь.
— Будьте осторожны, сэр! — напутствовал его Джек, и тот отозвался молчаливым кивком.
Может быть, следовало отправиться с ним, помочь выследить монстра, но Джек неожиданно оробел: зубы клацали, как кастаньеты, и виной тому вряд ли промозглая сырость позднего вечера, впитавшаяся в одежду.
— Идем, я налью тебе чаю, — потянула его за рукав бойкая Ханна. — У тебя руки дрожат.
— Холодно, — соврал Джек, чтобы только не признаваться, как ему страшно. И спросил: — Сама что здесь делаешь? Это и есть твое новое место?
— Да, — ответила девушка, снимая чайник с плиты, — мистер Мейбери оказался порядочным человеком и принял меня даже с теми рекомендациями, что даже мне вредная миссис Джонстон. А они, скажем прямо, не лучшие… — Она сморщила нос: — Ненавижу ее!
Кипяток полился в стакан, завиваясь облачком пара. Джек смотрел на него, ощущая, как в животе расслабляется связанный узел… Он едва пригубил ароматный напиток, как что-то ударило в оконную раму.
Ханна вздрогнула.
— Что это было? — пропищала она.
Звук повторился через секунду…
Джек, вскочив из-за стола, схватил кочергу и подкрался к задней двери.
— Не надо, не открывай! — взмолилась Ханна тоненьким голоском. — Это наверняка Кукловод: он убил мистера Мейбери, а теперь явился за нами…
Джек сглотнул вязкий комок. Мысль, зачем бы убийце делать такое, мелькнула и растворилась на периферии сознания. В любом случае прятаться он не собирался: крепче перехватил кочергу, вдохнул поглубже и рывком распахнул дверь.
Боль в голове и мгновенная тьма поглотили его тот же момент…
… Очнулся он в незнакомой комнате на голом полу. В окно лился призрачный лунный свет, и Джек сумел рассмотреть темный зев давно нетопленного камина да кровать с балдахином. Дверь на поверку оказалась ожидаемо запертой.
Боль пульсировала в его голове в унисон с ударами пульса… Он коснулся шишки на лбу, ощутив корку свернувшейся крови. Хорошенько же его приложило! Он попытался припомнить лицо человека, сотворившего это с ним, но видел только размытый в темноте силуэт и… дубинку, летящую в голову.
Где Ханна? Что сталось с Мейбери?
А голос сестры в голове привычно шепнул: «Надо действовать, Джек. Кукловод придет за тобой!».
Джек прошелся по комнате, разгоняя туман в голове, осмотрелся: окна, забранные решетками, дубовая дверь не оставляли надежды на бегство.
Разве что… Джек посмотрел на камин.
Несмотря на солидные штрафы, Джек уже лет в тринадцать подрабатывал уличным трубочистом: будучи от природы проворным и гибким, он легко помещался в печную трубу, где, орудуя ершиком и скребками, выскребал из дымоходов нагар и скопившуюся в них сажу. Правда, мать, наслушавшись страшных рассказав, строго-настрого запретила ему лазать в камины… Сказала, не хочет остаться без внуков и в целом схоронить сына преждевременно. Джек тогда возмутился: мол, деньги для них важнее возможной болезни, но мать плакала, умоляя его не вгонять ее в гроб переживаниями за сына, и Джек забросил это занятие.
Про Клару Огден в Уайтчепеле говорили, что она не от мира сего, за глаза величая «королевой в дырявом платке»: виданное ли дело, чтобы нищим быть разборчивыми сверх меры, а она, родившаяся в деревне, мечтала о чистом воздухе и лучшем будущем для своих детей.
Жаль, Энни так этого будущего и не дождалась…
За этими мыслями Джек заглянул в дымоход, убедился, что шахта прямая, не Г-образная, что сильно бы затруднило подъем, и, памятуя о прошлом, вдохнул чистого воздуха и полез в печную трубу. Ее стенки мгновенно сомкнулись со всех сторон разом, сдавили его, как тисками, а сажа, забившись в нос, легкие и как будто в каждую клеточку кожи, вызвала приступ острого удушения. Джек подумал, что просто-напросто задохнется в этой трубе, умрет как какая-то крыса, застрявшая в мышеловке. Кровь стучала в висках. В глазах потемнело… возможно, от сажи, висевшей вокруг черным облаком.
«Ты сможешь! — произнес уверенный голос в его голове. — Ты сможешь всё, что захочешь. Верь мне!», и Джек усилием воли протолкнул себя по трубе. Раз… другой… третий… Он увидел край мутного неба, который, несмотря на отсутствие звезд и висевший в воздухе смог, все-таки был много ярче его узкого ада, забитого сажей. Еще один последний рывок — и он вывалился наружу, распластавшись на крыше и отплевываясь от сажи.
Как же чудесно выбраться на свободу!
Он лежал, ощущая тихий восторг и почти не чувствуя боли в больной голове и ободранных в кровь локтях и коленях.
А потом пришло осознание: если он привел Кукловода в дом мистера Мейбери, значит, ему за это и отвечать. Джек был уверен, что названный джентльмен лежит где-то неподалеку с проломленным черепом. О причинах случившегося он старался не думать… Просто привстал и подполз к краю крыши, глянув вниз. Внутренняя стена, её сверху до низу оплетала густая сетка плюща. Джек рассудил, что, либо шпалера выдержит его вес, либо он свалится с высоты трех этажей — в любом случае, он не мог оставаться здесь дольше. Он обязан был действовать, и нащупал ногами первую перекладину.
Перенес на нее вес своего тела, и обрадовался, ощутив, что доска под ним не прогнулась.
«Все получится, Джек», — снова подбодрил внутренний голос.
И Джек начал спускаться…
Хватался за лозы, стараясь не переломить перекладины, и двигался к освещенному окну на втором этаже, которое, словно свет мотылька, приманило его, едва он заметил его. Подобравшись к нему, Джек, наконец, заглянул внутрь и обомлел: на стуле посреди комнаты восседала красивая кукла с… испуганными глазами. «Кукла» не шевелилась, словно, действительно, была сделана из фарфора, но её густые ресницы нет-нет да подрагивали, полутенями ложась на бледные щеки. Волосы светло-каштанового оттенка, уложенные в прическу, кокетливо завивались у самых висков. Незнакомка, а была она, конечно, живой, поражала удивительной красотой! Джек подумал, что никогда не встречал таких девушек прежде. Да и где было их встретить в трущобах его родного района… Эта точно была из благородных.
И вдруг незнакомка заметила его. Заморгала ресницами чаще, дернулась, как бы порываясь что-то сказать, но заткнутый кляпом рот этого не позволил. «Помоги мне!» взмолились глаза незнакомки.
И Джек толкнул створку окна, поддастся ли… Поддалась. Он поставил ноги на подоконник и легко спрыгнул в комнату.
В ней витал одуряющий аромат чайных роз… Густой, как кисель, он казался не лучше запаха сажи, покрывавшей Джека с головы до ног, и кружил голову до дурноты.
Даже подташнивало…
— Мисс Блэкни, — спросил Джек, вынимая кляп изо рта девушки, — это вы?
Та судорожно, с надрывом вдохнула и, кивнув, прошептала:
— Только тише! Он может вернуться в любую секунду. Кто ты? — последовал быстрый вопрос. — Откуда узнал, где искать меня?
— Я не знал. — Джек отчего-то смутился. — Только хотел помочь мистеру Мейбери…
Девушка ахнула, глубину карих глаз затопил такой искренний ужас, что, выплеснувшись наружу, он как будто окатил собой Джека… И в нем что-то щелкнуло: раз! — он словно прозрел. События минувших двух дней пронеслись перед ним хороводом: внезапно освободившееся место служанки, которое заняла теперь Ханна… золотая цепочка мисс Блэкни на теле безымянной утопленницы… нежелание Мейбери признавать, что мисс Блэкни, возможно, жива…
Он пошатнулся, вцепившись в спинку стула мисс Блэкни.
И тут:
— Здравствуй, мальчик, — произнес Мейбери, входя в комнату и закрывая за собой дверь. — Ты оказался проворней, чем я ожидал. Дымоход? — Он окинул взглядом его вымазанную одежду. — Что ж, тебе удалось меня удивить. Браво, Джек! — Он похлопал в ладоши. — Знаешь, я думал, ты убежал — рад, что это не так. Не хотелось бы искать тебя в той клоаке, из которой ты вылез! — И совсем другим тоном: — Ты уже познакомился с нашей милой Амандой? — Он схватил девушку за подбородок, и та зашипела как кошка. — Согласись, дивно как хороша… просто куколка, ты не находишь? — Мейбери облизнулся.
— Убери свои грязные руки, больной ты ублюдок, — прошипела мисс Блэкни.
И Мейбери наигранно возмутился:
— Ай-яй-яй, такое ангельское лицо… и такой дьявольский язычок.
Аманда дернулась, порываясь освободиться, но Мейбери только сильнее вдавил пальцы в ее подбородок.
Джеку сделалось нестерпимо противно и жутко, заскребло в горле, как при простуде.
— Вы и есть Кукловод, — произнес он бесцветным, пустым голосом. — Вы и есть убийца сестры. Все это время, пока я думал, что помогал вам, вы знали, где спрятали вашу кузину и потешались над доверчивым простачком. Мне стыдно, что я раньше не догадался!
— Признаю, я несказанно повеселился, — признался Мейбери, пожимая плечами. — Ты был так трогателен в своем желании услужить. Так безыскусен… Нищий правдолюбец из Уайтчепела! Может ли быть что-то забавней? — Он вскинул бровь, наслаждаясь возмущением Джека и его крепко сжатыми кулаками. — И, знаешь, должен поблагодарить тебя, Джек: ты во многом облегчил задачу, стоявшую передо мной. Ты, сам не понимая того, напрямую привел меня в полицейский участок, где моя… утопленница-служанка сыграла свою лучшую посмертную роль. С руками, конечно, вышла заминка, — вынужден был признать он, — но, в конце концов, убитые горем, Риверстоуны вряд ли бы обратили на это внимание. Баржа, вода… Сам понимаешь.
— Полиция бы обратила, — возразил ему Джек. — Вам повезло, что доктор не успел сделать вскрытие. Только это вас и спасло!
— Ты так наивен…
Джек скрипнул зубами.
— Вы убили мою сестру! — с расстановкой произнес он.
И Мейбери театрально вздохнул:
— Не нарочно. Каждый раз, выбирая подделку Аманды, я надеялся, что её будет достаточно, что подкожный зуд, от которого сводит пальцы, уймется, лаская кожу другой. Но, увы, их было мало… — Его рука коснулась шеи кузины, костяшки ладони, лаская, пробежались вдоль скулы к аккуратному ушку. Мисс Блэкни задергалась так отчаянно, что едва не опрокинулась вместе со стулом. Мейбери придержал его, пристально глядя кузине в глаза: — Мне всегда нужна была только ты, — выдохнул он, — только ты, моя дорогая Аманда. И больше никто!
— Ты болен, — презрительно кинула девушка. — Абсолютный безумец.
— Может, и так, — согласился с ней собеседник, — но таким меня сделала ты. Ты, Аманда! Ты похитила мое сердце, зачаровала меня. Лишила покоя, сна и рассудка. Я так сильно желал быть с тобой… Обладать твоим телом. Наслаждаться единением наших душ…
— Этому никогда не бывать.
Мейбери снисходительно улыбнулся:
— Я бы не был настолько категоричен, моя дорогая. Когда тело мнимой мисс Блэкни упокоится в семейном склепе Риверстоунов, и семья оплачет тебя, я… только я один в целом свете стану твоей опорой и новой семьей. — Он заправил ей за ухо прядку волос. — В моем имении в Кенте ты станешь истинной госпожой нашего дома, Аманда… Мы будем вместе, как муж и жена. Как что-то настолько неотделимое друг от друга, что об этом слагают легенды…
— Я скорее умру, чем это случится.
— Ты уже мертва. Неужели не понимаешь? Никто тебя не станет искать. Никто не спасет! — Мейбери поглядел на притихшего Джека: — Глупышка не хочет понять, что никто никогда не полюбит ее сильнее меня, — вздохнул он. — Я устал убеждать, насколько она дорога для меня. Это всё, — он развел в стороны руки, подразумевая, должно быть, все совершенные преступления, — это всё было только ради неё, ради Аманды. Моей светлой музы! — Он задумался, как бы припоминая. — Знаешь, Джек, я влюбился без памяти в тот самый миг, когда впервые увидел ее на балу дебютанток в Сент-Джеймс. На ней было светлое платье из лионского шелка и большие, перепуганные глаза на бледном от нервов лице… Так трогательна и обольстительна одновременно! Я понял тогда, в чем смысл моей жизни… — Теперь он опять глядел на Аманду: — В тебе, моя девочка. В том, чтобы вечно касаться тебя!
Он погладил нежное девичье плечико в вырезе бального платья, и тьма в глубине его глаз заклубилась облаком дыма.
Что же делать?
Как спасти себя и мисс Блэкни?
Джек понимал, что подобная откровенность чревата бедой: Кукловод не отпустит его. Слишком много он знает!
А еще мучил этот вопрос:
— Это вы преследовали меня прошлым вечером? Кто-то гнался за мной по лондонским улицам… И сегодня, направляясь сюда… — Джек запнулся. Мейбери вряд ли сумел бы находиться в двух местах одновременно.
— У тебя слишком богатое воображение, парень, — подтвердил тот догадку и достал из кармана пистолет. — И неуёмное любопытство… Жаль, и то, и другое сыграло с тобой скверную шутку… А теперь закончим игру. — Оружейное дуло нацелилось Джеку в голову.
— Не делайте этого! — взмолилась мисс Блэкни. — Этот мальчик здесь не при чем.
— Боюсь, это не так… — Щелкнул затвор пистолета.
Джек невольно зажмурился… Оглушительный звук двух выстрелов разом буквально контузил его, он замер, прислушиваясь к себе, — боли не было. Сквозь пелену плотного дыма он различил движение в комнате… Появились какие-то люди. Он с трудом различал их голоса: в голове протяжно звенело.
Кто-то обратился к нему, хлопая по плечу…
Констебль Дрискоул?
— Мертв, сэр, — наконец, расслышал он голос констебля, склонившегося над Мейбери. — Ваша пуля вошла точно в сердце.
Начищенные до блеска ботинки слегка пнули неподвижную руку мертвого Кукловода, распростертого лицом к Джеку, — неподвижные бусины его глаз казались глазами куклы.
— Жаль, — вздохнул хозяин ботинок. — Я с радостью добил бы его вторым выстрелом. — Мужчина в черном пальто прошелся по комнате и обратился к мисс Блэкни: — Как вы, мисс? В добром здравии?
Джек увидел, что ее руки развязаны, и девушка растирает запястья, отвечая так тихо, что он не расслышал ни слова.
Констебль Дрискоул, а это был, действительно, он, ткнул Джека в плечо кулаком:
— Дурак малолетний, я ведь велел остановиться, а ты вчистил, что заяц… — пробасил он. — Скажи спасибо, что жив остался.
Глаза мужчины в пальто пристально посмотрели на Джека — он съежился, словно его пнули в живот. И глаза опустил…
— Инспектор Ридли, — произнес один из мужчин, — скоро здесь соберется толпа. Что газетчикам говорить?
Ридли глянул на мертвое тело и поправил шляпу на голове.
— Скажите, Кукловод мертв, и Лондон снова может спокойно спать, — отозвался инспектор, направляясь к двери в сопровождении спасенной мисс Блэкни.