Сергей не посмел ослушаться. Прежде чем оставить Веронику наедине с Изольдой Карловной, он послал ей полный сочувствия взгляд. «Крепись!», — означал тот. И она крепилась. Ничего другого ей не оставалось.
Дверь за садовником закрылась, и старушка подкатила инвалидное кресло на привычное место – прямо напротив Вероники. Изольда Карловна вытянула шею, заглядывая в бумаги, усмехнулась беззубым ртом и спросила:
— Интересно?
— Вам бы романы писать, — похвалила Вероника.
— Это чтобы ничего не забыть. С возрастом память притупляется.
— Вы написали это недавно? — поразилась Вероника. Она-то думала, что записи сделаны в те года, когда случились описанные в них события. Стало ясно, почему в дневнике отсутствуют числа. Старушка просто не помнила точные даты.
— После инсульта начала. Пусть хоть что-то от меня останется потомкам.
— Я должна извиниться, — пробормотала Вероника. — Я вломилась к вам в комнату, читала ваш дневник. Мне ужасно стыдно.
— Боишься за сына? — вместо ожидаемого порицания спросила Изольда Карловна.
Вероника кивнула.
— И правильно делаешь. Это мужчины пока гром не грянет, не перекрестятся, а мы – женщины – обо всем заранее думаем. Вдруг грозу миновать получится, тогда и креститься не придется.
— И все-таки я поступила некрасиво, — вздохнула Вероника.
— Согласна. Могла бы прийти ко мне и попросить, что тебе надо. Разве бы я отказала?
— Вы мне солгали! — обвинение сорвалось с языка против воли.
Изольда Карловна поджала губы. Глаза старушки полыхнули огнем, в котором Вероника углядели отголоски того пламени, что видела на фотографиях. Значит, есть еще порох в пороховницах!
Ни годы, ни тяготы, ни потери не уничтожили эту искру. Вероника невольно позавидовала старой женщине. В ней самой подобной искры отродясь не было. Она, как это принято говорить, была заурядной. Милой, симпатичной, но заурядной. Без изюминки. Причина крылась в интернате, где выросла Вероника. Там она усвоила одну простую истину: чем меньше на тебя обращают внимания, тем лучше.
— Я рассказала тебе все, что имело значение, — процедила Изольда Карловна.
— Про то, что Леопольд не сын вашего мужа вы умолчали. Будете утверждать, что это неважно?
Старушка отвернулась от Вероники. Она смотрела на лес, виднеющийся из окна спальни. Вероника заметила: та часто к нему обращалась, будто советовалась. Ей стало не по себе. Отчетливо вспомнился недавний кошмар: повешенный пристально глядит на нее. Она неосознанно окинула взглядом кромку леса. Убедилась: там никого нет.
— Буду, — наконец, проворчала старушка. — Это касается только меня и Арнольда.
— Но ведь сразу ясно, почему он проклял вас, ваших детей и внуков. Все потому, что сын не его!
— Он бы никогда так не поступил! — взвилась Изольда Карловна.
— Вы сами рассказали мне о проклятии. Вы верите в него. А когда я нашла ему объяснение, утверждаете, что я не права.
Старушка опустила голову и закрыла лицо руками. Жест был одновременно трогательным и виноватым. Вероника поняла, что давить бесполезно. Да и смысла нет. Своим поведением Изольда Карловна подтвердила слухи.
— Хотя бы скажите: он жив? Настоящий отец вашего сына.
— Нет, его уже давно нет.
Вероника тихонько встала с кресла, положив листы дневника обратно на подоконник. Она собиралась покинуть комнату, но Изольда Карловна схватила ее за руку. Вероника остановилась и оглянулась на старушку.
— Забудем обо всем. Я тебя простила. Позволь тебе помочь.
Не успела Вероника отреагировать, как старая женщина подкатила кресло к стопке книг в углу за кроватью. Несколько минут она перебирала их, в итоге остановив выбор на «Острове сокровищ» Стивенсона, вытащила книгу из общей кучи и встряхнула. На пол выпали два скрепленных между собой листа. Отбросив книгу, Изольда Карловна подняла листы и протянула их Веронике.
— Что это? — спросила она.
— Взгляни сама.
Вероника взяла документы. Тонкая бумага слегка подрагивала в напряженных пальцах. Она сняла скрепку, разделив страницы. В центре обоих листов было написано несколько предложений от руки. Было видно, что писали их разные люди – подчерки отличались, но, удивительное дело, тексты были идентичны, как братья близнецы. «Я все обдумал и решил. Прощайте», − прочла Вероника и на первом, и на втором листе.
Смутное узнавание шевельнулось на задворках сознания. Недавно она читала нечто подобное. Вспомнить бы где.
На помощь пришла старушка, пояснив:
— Это предсмертные записки. Та, которую ты держишь в левой руке, принадлежит моему мужу, а та, что в правой − сыну. После расследований я попросила отдать их. Мне пошли навстречу, и я сохранила записки.
— То же самое написал Борис, — прошептала Вероника. Не считая приписки на обратной стороне, прощальное письмо Бориса копировало те, что она держала в руках. У Вероники мурашки по коже побежали. Никогда прежде она так остро не ощущала близость потустороннего. Она точно заглянула за занавесь привычной жизни и там ей открылась поразительная картина: все причины и следствия бытия вовсе не такие, какими люди привыкли их видеть.
— Теперь ты веришь в проклятие? Ни мой сын, ни тем более внук не знали содержание записки Арнольда. Это он пришел за ними. Он руководил их рукой, когда они писали последние в своей жизни строки.
Глава 10
Митя с трудом дождался вечера. Он едва не прыгал от радости, когда за окном сгустились сумерки. Обычно они с мамой болтали перед сном. Он рассказывал ей, как прошел день, она внимательно слушала и давала советы. Но в этот раз Митя начал зевать почти сразу, как она вошла. Старательно изображая усталость, он прикрыл глаза. Маме ничего не оставалось, как выключить свет и уйти.
Митя еще долго лежал в постели, прислушиваясь к шорохам. Убеждался, что все уснули. Лишь после того, как дом окончательно затих, он откинул одеяло и встал. Залез под кровать и вытащил найденную на чердаке доску.
Как был в пижаме, он уселся на пол и пристроил доску перед собой. За день она странным образом изменилась. От нее уже не веяло восхитительным ароматом хвои, да и на ощупь она была холодной. Митя смотрел на нее и недоумевал, что притягательного он нашел в этом куске древесины?
Он покрутил доску, перечитал алфавит, но былое очарование не вернулось. Митя расстроился. Выходит, он провел день в напрасном ожидании. Лучше бы он забрал с чердака модель машинки или ту же юлу.
Он хотел спрятать доску обратно, а завтра вернуть ее на место, когда увидел валяющийся в пыли под кроватью треугольник. Он совсем забыл, что к доске прилагался этот бесполезный на первый взгляд предмет. Митя лег на живот и вытянул руку. Он выбрался из-под кровати весь в комьях пыли, зато с зажатым в кулаке треугольником.
Как только он опустил треугольник на доску, та магическим образом преобразилась. Точно фея взмахнула волшебной палочкой. Митя снова ощутил волны тепла и терпкого аромата хвои. Доска и треугольник были так тесно связаны друг с другом, что один без другого не могли существовать. Все чародейство заключалось в том, чтобы их соединить.
Но вот как и куда применить эту силу? Митя задумался. Размышляя, он возил треугольником по доске. Просто так. Не отдавая отчета в своих действиях. В какой-то момент он убрал руку, и произошло невероятное: треугольник без всякой помощи со стороны продолжил двигаться. От буквы к букве. Как если бы набирал слово. К-А-Б-И-Н-Е-Т – прочитал Митя, прежде чем в ужасе отпрянул от доски.
Он пятился, пока спина не уперлась в стену. Треугольник продолжал двигаться, но с этого ракурса Мите не было видно букв. Да он и не хотел их видеть! Доска напугала его. Идея поиграть с ней уже не казалась хорошей. Зачем он вообще полез на чердак? Лучше бы смотрел с няней сериал.
Треугольник замер. Он больше не елозил о дерево, скребя его точно кошка. Комната погрузилась в тишину. Звенящую, настороженную тишину. Митя чувствовал: треугольник остановился не просто так. Он выжидает.
Тепло идущее от доски возросло. Казалось, в центре комнаты находится не кусок дерева, а пышущая жаром печка. Стало душно. Митя дышал часто и прерывисто. Кислорода с каждой минутой становилось все меньше. Митя попытался закричать, но звуки не желали покидать горло. Доска словно требовала, чтобы он приблизился и прочитал сообщение.
Он был вынужден подчиниться. На коленях подполз обратно к доске. Не очень близко, так чтобы взглянуть одним глазком и сразу отпрянуть на безопасное расстояние. Вытянул шею и прочитал короткое слово «да». Но он не задавал вопроса!