Своей профессией он достойно зарабатывал на жизнь, но хотелось преклонения, как в артистической среде. Выросшему в скромном окружении и в простой семье, ему всегда приходилось много работать, время от времени лгать и обманывать, чтобы добиться успеха. Он был хорошим бизнесменом и знал это. Также как знал это отец Фрэнсис, прежде чем решил поставить зятя во главе семейной фирмы. И все равно Эдвин не чувствовал себя оцененным и в безопасности. В глубине души таилось беспокойство, что однажды кто-нибудь обнаружит, что родители не были теми уважаемыми людьми, за которых он их выдавал. Его тщательно построенный карточный домик мог в одночасье рухнуть.
Эдвин не учился в школе-интернате и не получил того важного старта в жизни, которым наслаждались его ровесники. Поэтому притворялся и врал. Он научился рисовать, потому что другие ребята брали уроки рисования, а он хотел быть похожим на них. И к удивлению юноши, обнаружилось, что ему нравились занятия, но, к сожалению, не хватало техники. Иногда он делал наброски морских птиц, а когда ухаживал за Фрэнсис, рисовал ее. Как-то раз даже нарисовал жену обнаженной, что показалось ему очень эротичным, а ей — ужасно стыдным.
При мыслях о жене бодрое расположение духа покинуло его. Он приостановился у входа в клуб, похвалив себя еще раз за членство. Великолепная архитектура здания успокаивала. Мужчина вошел внутрь, держа сверток, и остановился у стола, чтобы записаться в книге посетителей.
— Эдвин, приятель!
Рыхлый мужчина с копной белых волос шел навстречу.
— Лоуренс. — Эдвин крепко пожал протянутую руку. — Давно не виделись!
Лоуренс Коул — старый клиент фирмы Эдвина, был веселым человеком и известным меценатом. Они обменялись любезностями, и Эдвин с удовольствием принял приглашение поужинать.
— Что у тебя там? — спросил старый приятель, кивая на сверток, пока они шли по коридору в свои комнаты.
Эдвин старательно изобразил скромную улыбку:
— О, всего лишь пара картин. Балуюсь иногда…
Голос его замер, он ждал, клюнет ли на крючок Лоуренс и не ошибся.
— Можно взглянуть?
Эдвин было запротестовал, правда не слишком сильно и не слишком долго. Пригласил Лоуренса в свою комнату, налил выпить. Затем развернул сверток и приложил картины к стене.
— Свет здесь не очень хороший, — заметил Эдвин.
Лоуренс внимательно рассматривал работы, игнорируя реплику.
— Мой дорогой мальчик! Чудесно! Действительно очень достойно.
Меценат отпил виски и сел в кожаное кресло сбоку от камина.
— Интересно…
Эдвин бросил взгляд в его сторону:
— Ты удивлен?
— У меня есть друг Джон Раскин. Художественный критик. Ты его знаешь?
— Конечно. Хотя официально не знакомы.
— Я бы хотел показать картины, если можно. Думаю, ему понравится. Они в стиле, который, как я думаю, тот предпочитает.
— О нет. Я лишь новичок, еще учусь.
— Дорогой мальчик, ты оказываешь себе дурную услугу. У тебя талант. Думаю, это может стать началом чего-то нового.
Эдвин улыбнулся. И после некоторых протестов, не слишком настойчивых, согласился отдать Лоренсу картины.
За этим последовали два дня неопределенности. Эдвин встречался с клиентами и провернул много сделок, но его не покидали мысли о Лоуренсе. Интересно, встретился ли приятель с Раскиным?
Он не собирался выдавать картины за свои. Это произошло спонтанно, под влиянием незнакомца в поезде. Он только планировал соблазнить девушку, хотя смутно представлял возможность прикарманить выручку при продаже ее картин. Но теперь, заявив о правах на работы Вайолет, он продумывал дальнейшие действия. Если сможет каким-то образом побудить Вайолет продолжать рисовать и выдавать ее работы за свои, то станет объектом поклонения в мире искусства. Мужчины будут стремиться походить на него, а красивые женщины отчаянно искать встреч. Он превратится в уважаемого человека в городе, но Вайолет не должна знать. Да она почти не покидает Сассекс, так что шанс, что девушка вдруг наткнется на «его» картину ничтожен.
Он не имел представления, сколько денег зарабатывают художники. Лишь смутные представления о прерафаэлитах, как о людях со средствами, но маскирующихся под нуждающихся ради искусства. Эдвину нравилась идея дополнительного дохода. Возможно, даже достаточного для постоянного съема комнат в Лондоне. Так было бы легче развлекаться. Он погрузился в мечты, направляясь на ужин.
— Эдвин, — окликнул его кто-то.
— Лоуренс, прости, я задумался.
— Неважно, — произнес Лоуренс, спускаясь по лестнице.
Они вошли в ресторан.
— Сядем вместе или у тебя гости?
— Нет, гостей нет, — сказал Эдвин, догадываясь, что раз приятель хочет вместе поужинать, значит, есть хорошие новости.
Они сели, официант налил вина.
Меценат сделал глоток.
— Превосходно. Итак, мой друг, как дела в фирме?
— Хорошо, хорошо. — Эдвин горел желанием быстрее перейти к делу.
Лоуренс же всегда любил пустую болтовню.
— Очень жаль, потому что кажется, что вскоре ты оставишь бизнес.
Мужчина сиял, откинувшись в кресле. Эдвин подавил желание схватить приятеля за галстук и разбить тарелку об его самодовольное лицо.
— Что такое? — как можно вежливее поинтересовался он, представляя, как бараньи отбивные вместе с соусом стекают с мецената.
— Потому что, дорогой мой, твои картины проданы.
Эдвин замер с бокалом вина в руке, не успев поднести его ко рту.
— Проданы?
— Ну, с твоего согласия, разумеется.
Эдвин изумленно уставился на него, не будучи уверенным, как именно реагировать в подобных обстоятельствах.
— Можешь закрыть рот, мальчик, — улыбнулся Лоуренс. — Хочешь узнать, насколько хороша твоя работа?