— Ваш друг не хотел показывать свою работу, но я уговорил. Когда он узнал, что работу можно продать, то был очень удивлен.
— Конечно, — пробормотала я.
— Промышленник по фамилии Хьюз в Манчестере купил одну из них. Он планирует повесить ее в офисе своей фабрики.
Имя было знакомо: отец изредка сталкивался с тем человеком. В голове не укладывалось, что папа сможет лицезреть картину и не узнать, что художник — его собственная дочь.
— А эту? — спросила я. — Эдвин подарил клубу?
Лоуренс вновь хохотнул.
— Боже правый, нет! Я купил, по сниженной цене, конечно.
— Конечно.
— И одолжил клубу. Они сделают небольшую табличку, где укажут, что данная картина из моей коллекции. А Эдвин обещал показать мне свои следующие работы.
Я посмотрела на «Короля Кнуда» и перевела взгляд на Лоуренса.
— Вы верите, что сможете продать больше? — Мой голос запнулся. — Еще больше картин?
— Без сомнения, — улыбнулся джентльмен. — Такой талант, как у Эдвина будет достойно оплачен. Уверен, я смогу продать все его картины. Они сделают его очень богатым.
Я вскочила с места.
— Мне нужно идти. Боюсь опоздать на поезд.
Под озадаченным взглядом мистера Коула я поспешно схватила сумку, сбежала по лестнице и очутилась на улице. И только оказавшись в экипаже на пути к Лондонскому мосту, поняла, что не спросила, во сколько мистер Лоуренс оценил картины.
Глава 46
В поезде по дороге домой было жарко и неудобно. Я пыталась уснуть, но вихрь мыслей не давал покоя. В дремоте перед глазами мелькал Милле, говоривший мне, что мы должны быть на связи, Лоуренс, восхищающийся моими работами, Эдвин, вравший мне о выставке работ в клубе, шок от увиденной подписи на моей картине.
К тому времени, как добралась до Сассекса, я была взвинчена и вымотана. Сойдя с поезда, остановилась подумать. Не терпелось посмотреть в глаза Эдвина и узнать, почему он присвоил мое творчество. Но сейчас он на работе в Брайтоне. Я знала, где его офис, вернее, знала название улицы. Будет безумием, если я направлюсь прямиком туда?
Не успев до конца обдумать эту мысль, ноги уже несли меня в сторону моря. Я с легкостью нашла офис: белое здание с парадным входом, где красовалась табличка «мистер Форрест». Удивляясь выросшей за последние пару дней смелости своих поступков, я толкнула дверь и вошла внутрь.
— У меня встреча с Эдвином Форрестом, — сообщила я клерку за столом.
Он раскрыл книгу посетителей в кожаном переплете. Я остановила его, положив свою руку на его.
— Просто передайте ему, что пришла Вайолет Харгривз.
Мужчина взглянул на меня, кивнул, будто вспомнив, кто я, хотя мы с ним до этого не встречались, встал и исчез в соседней комнате. Я была поражена тому, что он сделал в точности то, о чем я попросила.
Мужчина вновь появился в дверях и жестом пригласил в комнату, из которой только что вышел. Я глубоко вздохнула и вошла. Эдвин тотчас захлопнул дверь и схватил меня за запястье.
— Что тебе здесь нужно? — зашипел он. — Как ты смеешь являться сюда и ставить под удар мою работу и репутацию?
Я в бешенстве вырвала руку, не утруждая себя необходимостью говорить тише:
— Твою работу? А как же моя работа? Сколько денег ты получил за мои картины, Эдвин? Сколько?
Он побледнел.
— Ах!
— Ах, — передразнила я.
Эдвин вздохнул и сел за стол.
— Сядь, — велел он.
Я повиновалась. Он потер лоб и снова вздохнул.
— Как ты узнала?
— Я познакомилась с твоим другом Лоуренсом. Он показал мне мою картину, подписанную твоим именем. И сказал, что ты продал обе работы.
— Он назвал цену?
Я покачала головой:
— Лишь сказал, что ты разбогатеешь.
Я с презрением выплевывала слова.
Эдвин улыбнулся.
— Не я, моя дорогая, а ты. Ты разбогатеешь.
Я почувствовала замешательство, как тогда в клубе, когда глядела на свою картину. И уставилась на Эдвина.
Он открыл ящик стола и вытащил пачку купюр, перевязанную синим шнуром.
— Собирался подождать, пока не составлю контракты, — сказал он, размахивая пачкой возле моего лица. — Я только на полпути.
Я не могла вымолвить ни слова.
— В Лондоне уже в номере я вытащил картины и разложил их на кровати. Но тут Лоуренс, увидев мое имя в гостевой книге, постучался в дверь.
— Продолжай, — ледяным тоном попросила я.
— Он решил, что картины мои. Тут же заявил, что они замечательны, и он сможет их продать. Я не мог остановить его: он был слишком взволнован. Время ушло. Я не стал разуверять его.
— И?