Глава 17
Я сплю с врагом. Если я хочу выжить, именно так я должна думать о своем новом муже.
Но Дэнни не кажется мне врагом, когда мы лежим вместе в постели в нашем маленьком приморском отеле на турецком побережье. В то время как другие молодожены могли бы отправиться в Испанию или Италию, мы проведем неделю в красивой прибрежной деревушке Гюмюшлюк. Сюда приезжает не так много иностранных туристов, вот почему я выбрала его для нашего медового месяца. Здесь мы можем побродить среди заброшенных древних руин, искупаться в бирюзовой воде и поужинать морским лещом на гриле, запивая его хорошим турецким вином. Здесь мы можем побыть одни.
Или настолько одни, насколько нам позволено быть.
Я переворачиваюсь на бок и изучаю своего спящего мужа. Утренний свет просачивается сквозь жалюзи на окнах, окрашивая его обнаженную грудь в золотистые тона. Это скромный отель, который могли бы выбрать турецкие пары с ограниченным бюджетом. Простыни из грубого хлопка, а некоторые плитки на полу потрескались, но здесь чисто, владелец дружелюбный, а наши окна выходят на воду. Вместо этого мы могли бы остановиться в отеле "Пера Палас" или на одном из роскошных курортов Бодрума с их мраморными полами, персоналом в униформе и круглосуточными массажистками, но я хочу, чтобы Дэнни увидел именно эту Турцию. Именно так поступила бы невеста: привезла бы своего нового мужа в романтическую деревню на Эгейском море, чтобы пить вино, заниматься любовью и притворяться, что наши отношения реальны.
Этим утром, когда я восхищаюсь его загорелыми плечами и появившимися на них новыми веснушками, похожими на посыпку мускатного ореха, это кажется реальным, но всегда есть риск, что, если я неосторожно раскрою свои секреты, это может дойти до Хардвика. Даже в самые интимные моменты я настороже и должна иметь в виду, что даже у стен есть уши.
Глаза Дэнни приоткрываются, и он улыбается мне. — Ты давно не спишь?
— Целую вечность. Мне просто нравится смотреть на тебя.
— Я снова храпел?
— Да, но это прелестный храп. Как мурлыканье кошки. — Я провожу рукой по его груди, животу. Он почти такой же худощавый, как в тот день, когда мы встретились, но по прошествии семи лет нельзя отрицать, что время наложило на нас свой отпечаток. На наших головах появились новые серебристые волоски, а на лицах проступили более глубокие морщины. — "Пока смерть не разлучит нас", — поклялись мы, но действительно ли мы состаримся вместе? Будет ли у нас такой шанс?
— Ты голоден? — спрашиваю я.
— Всегда. — Он обхватывает меня рукой и переворачивает на спину. — Но завтрак может подождать.
Официант усаживает нас на краю террасы, за столик, ближайший к морю. Турки — безнадежные романтики, и наш официант знает, что мы только что поженились, поэтому он хлопочет о нас, как добрый дядюшка. Он приносит мед для нашего йогурта и добавляет дополнительные оливки и треугольнички феты на поднос с закусками к завтраку, потому что заметил, что у Дэнни отменный аппетит. Сегодня утром мы встали поздно, и терраса полупуста. Хотя за соседними столиками никто не сидит, я автоматически оглядываюсь в поисках тех, кто мог бы нас подслушивать, в поисках лиц, появившихся на моем радаре за последние пять дней. Я должна иметь в виду, что мы с Дэнни не одни, даже в наш медовый месяц. Либо люди Хардвика, либо мои люди могли отслеживать наши передвижения, возможно, даже прослушивать наши разговоры, и каждое утро, пока Дэнни принимает душ, я быстро осматриваю гостиничный номер в поисках подслушивающих устройств. Пока я не нашла ни одного, но это не значит, что их там нет.
Осматривая террасу, я вижу пожилую британскую пару, прибывшую два дня назад, турецкую семью с тремя детьми и пару голландских молодоженов. Настоящие молодожены. Я испытываю укол зависти, наблюдая, как они держатся за руки и наклоняются через стол, чтобы поцеловаться. У нет никаких скрытых мотивов для брака, только настоящий союз. То, на что я надеялась и с Дэнни, пока визит Дианы все не изменил.
Я перевожу взгляд на своего мужа и испытываю беспокойство, видя, что он пристально наблюдает за мной. Это игра солнечного света, или его глаза всегда были такими зелеными?
— О чем ты думаешь, дорогой? — спрашиваю я.
— О том, что нужно продлить здесь номер еще на неделю. Или месяц. Или почему бы не на весь этот чертов год? Я мог бы жить здесь очень счастливо.
— Тебе бы не стало скучно?
— В раю? — Он смотрит на море. — Иногда я думаю, что нам следует отказаться от нашей старой жизни, Мэгс. Схватить наши рюкзаки и оставить все позади. Только ты и я, граждане мира. Находим работу везде, где только можем, везде, где в нас нуждаются. Мы могли бы принести человечеству настоящую пользу, как это делает Джорджи, копая колодцы в маленьких деревнях.
— Вернуться к благотворительности?
— Почему бы и нет? На этот раз мы могли бы делать это вместе. — Он смотрит на меня с такой неприкрытой тоской, что я верю ему, верю, что он действительно хочет сбежать с работы, в которой чувствует себя загнанным в ловушку, и хочет, чтобы я сбежала с ним. Затем, так же быстро, разум, видимо, берёт верх, и импульс проходит. Он вздыхает и качает головой. — Ведь все мы об этом мечтаем, правда? Просто взять и сбежать.
— От чего ты убегаешь, Дэнни?
— Ни от чего. Болтаю всякую ерунду.
— Нет, правда. Скажи мне, что тебя беспокоит.
Он смотрит вдаль, на рыбацкие лодки, покачивающиеся у причалов. — Это не то, что я себе представлял, работая в такой компании, как Гален. Вместо того, чтобы спасать жизни, я просто раздаю таблетки привилегированным. Таблетки, чтобы проснуться, таблетки, чтобы заснуть, таблетки, чтобы сделать их счастливыми.
— С твоими пациентами и впрямь так трудно иметь дело?
— С некоторые из них, да. С большинством из них. Я думаю, это связано с их раздутыми банковскими счетами.
— Вроде Филлипа Хардвика?
При упоминании имени Хардвика его взгляд снова возвращается ко мне. — Он тебе не понравился, не так ли?
— Мне не понравилось, как он разговаривал со своей дочерью. Если он принимает таблетки счастья, они не действуют.
— В его случае ему действительно нужны таблетки, которые я ему даю.
— От чего?
— У него эпилепсия. Это следствие старой травмы головы, которую он получил в молодости. В любое время дня и ночи он может упасть в обморок от сильнейшего припадка. Я работал с неврологом, чтобы подбирать дозы различных лекарств, но у него периодически все еще случаются приступы. Вот почему он берет меня с собой, когда путешествует, чтобы быть уверенным, что есть кто-то, кто поможет ему, если его припадок не прекратится.
— Так вот почему он везет тебя на Кипр в следующем месяце.
— Я бы предпочел не ехать.
— Не полететь на частном самолете и не остановиться в хорошем отеле?
— Это все та же работа, Мэгги. Я лучше бы побыл дома с тобой. Пожалуйста, не будем о нем говорить. — Он кладет свою салфетку. — Давай прокатимся, найдем хороший пляж.
Мы пакуем трубки для подводного плавания, обед и направляемся вверх по побережью. Грунтовая дорога ведет нас вниз по полосе полуострова к крошечной бухте, где больше никого не видно. Я понимаю, что это место, где можно легко исчезнуть, пока мы идем сквозь кустарник и колючки к воде. Место, где мужчина может избавиться от своей невесты так, чтобы никто этого не увидел. Каким извращенным кажется теперь мир, что мне вообще приходит в голову такая мысль. Что мужчина, которого я люблю, также является человеком, которого я должна остерегаться.
Мы кладем пляжные сумки и полотенца на землю и раздеваемся до купальных костюмов. Песок здесь крупный, больше похожий на гравий, и я осторожно крадусь к кромке воды. Там я останавливаюсь, чтобы надеть маску и ласты. Дэнни ныряет первым, и я смотрю, как он плывет в кристально чистой воде.
Я ныряю и следую за ним, плывя к тому месту, где вижу, как плещутся его ласты. Как только я доплываю до него, он выскакивает, барахтаясь в воде. — Мэгги, взгляни вниз!
— Что там внизу?
— Ну же, давай. Сама увидишь. — Он засовывает трубку обратно в рот и ныряет.
Я тоже ныряю.
Глубина воды здесь всего около восьми футов, достаточно мелко, чтобы опуститься на морское дно всего несколькими толчками ног. Он указывает на шельф из обесцвеченного коралла, давно отмершего и явно древнего, судя по тому, что в нее закопалось: амфора. Я представляю, как он упала с лодки тысячи лет назад. Возможно, ее выбросили или уронили по неосторожности, и она опустилась на морское дно. Шли столетия, по мере того как одни города на суше поднимались, а другие рушились под водой, коралл продолжал терпеливо расти, поглощая этот потрепанный временем кусок мусора.
Дэнни касается моего плеча, и я встречаюсь с ним взглядом сквозь маску. Он улыбается, взволнованный находкой. Мы оба всплываем на поверхность, где покачиваемся, барахтаясь в воде, и он вынимает трубку изо рта.
— Это было потрясающе! — говорю я.
— Мэгги…
— Интересно, что еще мы там найдем?
— Я люблю тебя.
Я смеюсь. — Разве не поэтому ты женился на мне?
— Я просто хочу, чтобы мы помнили это. Запомнили этот момент навсегда. Давай пообещаем это друг другу.
Мы здесь одни, где нас больше никто не слышит. Единственный звук — это шелест воды, плещущейся вокруг нас, и если когда-нибудь должно прийти время сказать правду — оно пришло именно сейчас. Каждая секунда промедления только усугубляет чувство моей вины за все те секреты, что я утаиваю от него. Я хочу быть честной, но не могу, потому что не в моем характере доверять кому бы то ни было. Мое детство научило меня, что если я доверюсь кому-то, это чревато последствиями.
Он бросает взгляд на берег. Еще одна пара только что прибыла в бухту, и сейчас они расстилают одеяло на пляже. Мы больше не одиноки. Момент говорить правду прошел.
— Давай пообедаем, — говорю я. И уплываю обратно на пляж.
_________________________________________________________