Глава 24
Мальта, шестнадцать лет тому назад
Хотя Белла Хардвик унаследовала те же рыжие волосы и безупречный розовый цвет лица, что и ее мать, к сожалению, она не унаследовала лебединую шею Камиллы и ее царственную осанку. Невозможно не сравнивать этих двоих, когда я сижу напротив них за завтраком у Камиллы, элегантной матери со своей дочерью — гадким утенком. В этот знойный день садовая терраса арендованной Камиллой виллы представляет собой прохладное убежище в тени виноградных лоз. Неподалеку журчит каменный фонтан, распыляя приветственный, плывущий в нашу сторону, туман, а на апельсиновом дереве чирикают воробьи. На острове, где катастрофически не хватает зелени, где в ландшафте преобладают камень и бетон, этот бывший монастырь представляет собой зеленое святилище вдали от уличного движения Валлетты.
— Я не знаю, почему я не могу просто отвезти тебя обратно в Лондон на своем самолете, — говорит Камилла. — Как будто твой отец не доверяет мне вернуть тебя домой.
— Папа сказал, что он все равно должен сюда прилететь. — Белла лениво передвигает клубнику вилкой по тарелке. Я так понимаю, она не любит клубнику, потому что ни одна ягодка не попала ей в рот. Вместо этого она выстроила их в оборонительную линию, как будто находится в осаде.
— У него была другая причина прилететь сюда? — говорит Камилла.
— Он сказал, что ему нужно кое с кем встретиться. Вот почему мы вылетаем только завтра. Эта поездка отнюдь не ради меня. Он здесь по работе. — Белла вздыхает и кладет вилку. — Вероятно, мне придется прослушать еще одну лекцию по бизнесу по дороге домой. Он постоянно талдычит мне о деньгах.
Выражение лица Камиллы смягчается, когда она смотрит на свою дочь. О да, она слишком хорошо понимает, каковы приоритеты ее бывшего мужа. — Это потому, что ты понимаешь, о чем он говорит, дорогая. Ты разбираешься в цифрах лучше, чем это когда-либо делала я.
— Ну, я не хочу говорить о деньгах. Я бы предпочла поговорить о том, что мы собираемся делать сегодня. — Белла смотрит на меня. — Я так рада, что ты приехала! Я хотела, чтобы моя мама познакомилась с тобой.
— Белла без умолку говорила о тебе, Мэгги, — говорит Камилла. Выражение ее лица достаточно дружелюбное, но я чувствую, что она держит свое одобрение при себе. В конце концов, я являюсь частью окружения ее бывшего мужа и, следовательно, не факт, что заслуживаю доверия.
— Мэгги работает в сфере моды, — говорит Белла.
— Раньше работала, — поправляю я ее. — На моей старой работе.
— А теперь ты работаешь на Филиппа? — спрашивает Камилла.
— О нет. Я просто здесь со своим мужем, доктором Галлахером. Мистер Хардвик пригласил меня составить компанию Белле во время полета домой.
— Потому что его не интересует ничего из того, что я говорю, — бормочет Белла.
— Ну, это всего лишь твой отец, — говорит Камилла. — Он ведет себя так со всеми. Если бы я знала, что он за человек, когда я… — Она замолкает, проглатывая слова, которые вертелись у нее на языке. Вместо этого она смотрит в сад, где мраморные статуи окружают бассейн цвета морской волны. Вилла, которую она сняла, гораздо очаровательнее, чем стерильный отель в Валлетте, где я остановилась с группой Хардвика, и она, безусловно, достаточно велика, чтобы вместить всех, но после их мучительного развода бывшие супруги продолжают держаться друг от друга на почтительном расстоянии.
— Он привез с собой эту женщину? — спрашивает меня Камилла.
— Ты имеешь в виду Сильвию? — Я качаю головой. — Нет, она осталась в Лондоне.
— А Кит и Виктор?
— Да, они здесь.
Камилла морщится. — Труляля и Траляля. Он никогда никуда не ходит без них. Кстати, как у них дела? У Филиппа и той женщины?
— О, мам, — стонет Белла. — Давай не будем говорить о ней. Пожалуйста.
— Ты права. — вздыхает Камилла. — Конечно, ты права. Мне просто интересно, как долго это продлится.
— Дольше, чем с предыдущий, — говорит Белла. — По крайней мере, Сильвия не ведет себя со мной как стерва.
— Белла.
— А что, это правда. Последняя была…
— Нам просто нужно двигаться дальше. Мне тоже нужно напомнить себе об этом. Самое разумное — двигаться дальше.
Белла откидывается на спинку стула, скрестив руки на груди. Какое-то мгновение мы втроем сидим молча, слушая чириканье воробьев и смотря, как спускается горничная с подносом, чтобы собрать посуду после завтрака. Я жду, пока горничная снова уйдет, прежде чем спросить Беллу:
— А что за дело у твоего отца на этом острове?
— Я не спрашивала. Знаю только, что у него сегодня вечером встреча.
— С кем?
Она пожимает плечами. — С кем-то.
Кто-то. Я бросаю взгляд на Камиллу, но она наливает себе еще кофе и, кажется, не обращает на меня внимания.
— Но это значит, что у нас сегодня весь день впереди, — говорит Белла, оживляясь. — Так давайте пройдемся по магазинам!
— Я не могу, дорогая, — говорит Камилла. — Я согласилась встретиться с твоим отцом сегодня днем. Почему бы вам двоим не взять такси и не поехать в город?
Белла вскакивает. — Я возьму свою сумочку!
Мы с Камиллой молчим, пока Белла поднимается по садовым ступенькам виллы. Только после того, как ее дочь оказывается вне пределов слышимости, Камилла спрашивает: — Он тебе платит? Чтобы быть ее другом?
— Ни пенни. — Я смотрю ей в глаза. — Я ее друг.
— Почему?
— Так случилось, что мне нравится Белла.
— И это единственная причина, по которой Филипп привез тебя сюда? Потому что тебе нравится Белла?
— Мой муж все равно собирался приехать сюда, а я никогда не была на Мальте. Я была рада присоединиться.
Это, по крайней мере, имеет для нее смысл. Больше смысла, чем в том, что я на самом деле друг ее дочери. Какой бы богатой ни была ее семья, Белла родилась в несчастливой семье, с отцом, который едва терпит ее, и матерью, которая жалеет ее. Неудивительно, что она так несчастна.
— Похоже, у нее не так уж много друзей, — говорю я.
— Она никого не найдет в этой ужасной школе.
— Тогда почему она там?
— Филлип говорит, что это ‘закаляет характер’. Он страдал в школе-интернате, так что ей тоже приходится страдать.
— Это звучит не очень по-отечески.
— Он не дочь растит; он пытается превратить ее в своего клона, в кого-то, кому можно передать бразды правления. Он готовил ее к этому с тех пор, как она научилась складывать два плюс два. Для него все связано с бизнесом. Я узнала об этом слишком поздно.
Я наблюдаю, как она насыпает в кофе еще сахара, с музыкальным звоном постукивает ложечкой по фарфоровой чашке. Воробей на апельсиновом дереве чирикает в ответ.
— Могу я спросить, как долго вы были женаты? — говорю я.
— Восемь лет. Что примерно на семь с половиной лет больше, чем было нужно. Когда мы развелись, я хотела получить опеку над Беллой, но Филипп никогда не отказывается от права собственности на что-либо, даже если это то, чего он на самом деле не хочет. Мне просто повезло, что я уговорила его согласиться на ее визиты ко мне. — Она наклоняется ближе и тихо говорит: — Если ты действительно ее друг, пожалуйста, присмотри за ней.
— Конечно.
— И будь осторожна.
Я хмурюсь. — Осторожна с чем?
— С людьми, с которыми он общается. Они пугают меня. Они всегда пугали меня.
— Ты имеешь в виду Кита и Виктора?
— Эти-то! — Она пренебрежительно машет рукой. — Нет, эти ничего из себя не представляют. Я о других.
— Я не знаю, о ком ты говоришь.
— О людях, с которыми он ведет бизнес. Просто держи Беллу подальше от них. Если что-то пойдет не так, если какая-то сделка сорвется прямо на глазах у Филиппа, я не хочу, чтобы она была где-то поблизости.
— Ты не могла бы рассказать мне об этом побольше?
— Будет лучше, если я не стану этого делать. Для нас обеих. — Мгновение она смотрит на меня. — Это правда? Он действительно не платит тебе за это?
— Он предлагал, но я не взяла его денег.
— Тогда ты была первым человеком, который ответил ему отказом.
— Не все в мире можно купить.
— Филипп бы с этим не согласился. — Она поднимает взгляд, когда Белла выходит из дома.
— Я готова, Мэгги! — зовет Белла. — Давай, пойдем по магазинам!
Я встаю из-за стола. — Спасибо за кофе.
— И тебе спасибо за то, что ты друг моей дочери. — Она делает паузу и тихо добавляет: — Если ты и в самом деле ей друг.
— Я так рада, что папа взял тебя с собой, — говорит Белла, когда мы гуляем по узким улочкам Валлетты. — Никто из моих школьных друзей не хотел тусоваться со мной здесь, а мама, что ж… — Она пожимает плечами. — Она просто мама.
— Она приезжает сюда каждое лето?
— Нет, в прошлом году это была Корсика. Она просто приезжает чтобы держаться подальше от холода.
— В Аргентине не холодно.
— Там сейчас зима!
— Но там все равно не холодно.
— Да, но ты ведь не моя мама. Чем жарче, тем она счастливее. Я ненавижу жару, но она похожа на какую-то странную ящерицу.
Белла останавливается у тележки уличного торговца и не торопясь рассматривает безделушки. Она забыла свою шляпу, и теперь лицо ее пугающе загорело, а на пухлых щеках сверкает пот. Она похожа на блестящий розовый пляжный мяч.
— Что думаешь? — спрашивает она, показывая пару оловянных сережек с филигранью.
— Я думаю, они были дешевле в той, другой тележке дальше по улице.
— У них были точно такие же?
— Идентичные.
— Ух ты, ты все замечаешь, да?
Да, так иесть. Сегодня утром я заметила Гэвина, сидящего в вестибюле моего отеля, предположительно читающего газету. Я заметила Диану в ресторане отеля, она сидела за несколькими столиками от того места, где завтракали Хардвик и Кит. Команда Дианы поселилась в том же отеле в Валлетте, что и тусовка Хардвика, роскошные апартаменты для проведения операции по наблюдению, и все это любезно предоставлено дядей Сэмом.
— А, неважно, — говорит Белла и кладет серьги обратно в тележку. — Они мне все равно не нравятся. — Она поднимает глаза на ослепительное солнце. — Боже, как жарко.
— Ты вся обгоришь. Тебе нужно надеть шляпу.
— Мама то же самое мне говорит.
— Не хочешь зайти в отель и освежиться? Или мне отвезти тебя обратно на виллу твоей мамы, на обед?
Белла корчит гримасу. — Это не мамина вилла. Терпеть не могу, что готовит ее повар, ничего, кроме скучных салатов и рыбы на гриле. Знаешь, что я на самом деле хочу прямо сейчас?
— Что?
— Гамбургер с жареной картошкой. Мы могли бы заказать его в твоем отеле, верно?
— Я думала, ты вегетарианка.
— Я пыталась. Но ты знаешь, это так сложно.
Я смеюсь. — Тогда пошли. Пусть будет гамбургер.
Мы пробираемся по мощеным улицам, оба обливаемся потом и обмахиваемся веерами от зноя. Поход по магазинам оказался на редкость неудачным, и у Беллы с собой только один пластиковый пакет с шелковым шарфом. Я думаю о ее шкафе в Мэннинг-Хаусе, набитом неброскими платьями стоимостью в целое состояние. Это, безусловно, прогресс. Она учится быть разборчивой.
Сейчас тот самый ленивый час дня, когда уже далеко за полдень, но еще слишком рано для ужина, и когда мы добираемся до моего отеля, то обнаруживаем, что столовая внутри пуста. Вместо этого хозяйка ведет нас наружу, к столику на террасе у моря. Белла немедленно хватает меню и настолько сосредоточена на заказе своего драгоценного гамбургера, чертовски редкого, с картофелем фри, что не замечает, кто еще находится на обеденной террасе. Я замечаю Кита, сидящего в дальнем углу, почти скрытого из виду, а это значит, что его работодатель тоже должен быть поблизости. Я оглядываю террасу и вижу его, сидящего за столиком с Камиллой, сразу за рядом пальм в горшках. Ни один из них не улыбается, и они смотрят друг на друга через стол, как шахматные противники, участвующие в ожесточенном поединке. В то время как растения в горшках частично скрывают их от посторонних глаз, листва не заглушает их голоса.
— …чертовски опасное дело! Я не хочу, чтобы ее втягивали в это, — говорит Камилла.
Белла поднимает глаза на голос своей матери и стонет. — О Боже. Они здесь.
— Просто притворись, что их нет.
— Тебе легко говорить. Наверное, нам лучше уйти.
Но я не хочу уходить. Я хочу послушать, о чем они говорят. — Ты уже сделала заказ, — говорю я ей. — Просто не обращай на них внимания и обедай.
Теперь говорит Хардвик, его голос становится тише. Все, что я могу разобрать, это: — Мы так не договаривались.
— Она несчастлива.
— Ей нужно закалять характер.
— В школе-интернате? Ей там не нравится.
— Тонуть или плыть. Она должна узнать, как устроен мир. Я сам так учился.
— Жизнь — это не учебный лагерь! Я хочу забрать ее к себе домой, — говорит Камилла.
— Мы так не договаривались.
— Да я никогда не соглашалась на это! Ты сам этого потребовал.
— Это не моя проблема, если твои адвокаты некомпетентны.
Я смотрю на парочку, пристально глядящую друг на друга, и думаю: неудивительно, что Сильвия осталась дома в Лондоне. Я не могу представить ситуацию более щекотливую, чем любовница и бывшая жена, кружащиеся друг вокруг друга на одном острове.
Белла опускает голову на руки, как будто страдает от чудовищной головной боли. — Господи, умоляю, пусть мне уже принесут мой гамбургер.
— Просто притворись, что ты их не знаешь. Я сама обычно так делала, когда была в твоем возрасте.
— Со своими родителями?
— С моим отцом. Всякий раз, когда он напивался, и я видела, как он шатается по городу, я просто продолжала идти мимо.
— Ты никогда не рассказывала мне о нем.
— Тут особо не о чем рассказывать.
— Ты не любишь говорить о себе, правда?
— Я не такая уж интересная.
— Вот видишь? Ты снова это делаешь. Не хочешь говорить о себе.
Значит, она заметила. Иногда я забываю, какими проницательными могут быть девочки-подростки. Пришло время сменить тему. Я смотрю на ее родителей. — Они и вправду не ладят, да?
— Вот почему я никогда не выйду замуж.
— Никогда не говори никогда.
— Если только я не встречу кого-нибудь вроде доктора Галлахера.
Я улыбаюсь. — Боюсь, он уже занят.
— Я хочу мужчину, который смотрел бы на меня так, как он смотрит на тебя.
Этот комментарий заставляет меня задуматься. Иногда требуется проницательный подросток, чтобы докопаться до истины. Я спряталась за таким количеством лжи, что лучше предоставить Белле признать единственную истину в моей жизни: что мы с Дэнни любим друг друга. Интересно, что еще она видит во мне? Она уже поняла, что я избегаю ее вопросов, что я не делюсь своими секретами. Она наверняка была бы уязвлена, если бы узнала самый большой секрет, который я от нее скрывала: что наша дружба — всего лишь фикция.
Наконец приносят еду, и Белла, не теряя времени, набрасывается на картофель фри. Она берет гамбургер обеими руками и как раз подносит его ко рту, когда слышит, как ее мать говорит Хардвику:
— …и она набрала четыре килограмма. Как ты допустил, чтобы это случилось?
Белла замирает с гамбургером у губ.
— Она выглядит вполне здоровой, — говорит Хардвик. — Какая разница, сколько она весит?
— Кто-нибудь в вашем доме обращает на нее внимание? Та женщина?
— Сильвии это не касается, — говорит Хардвик.
— Нет, разумеется, нет. Почему это должно ее волновать? Она получила то, чего добивалась. — Камилла отодвигает свой стул и поднимается на ноги. — Она и твоя дочь тоже. По крайней мере, попытайся проявить к ней хоть немного внимания. Если ты не можешь, тогда ее место со мной. — Камилла отходит от Хардвика и вдруг видит нас, сидящих через несколько столиков.
— Привет, мам, — испуганно произносит Белла.
Камилла хмурится, глядя на еду Беллы. — Гамбургер? О, Белла…
— Я проголодалась.
— В следующий раз попробуй салат. Она бросает враждебный взгляд на Хардвика. — Утром ты уедешь со своим отцом. Тебе следует сейчас же вернуться и собрать вещи.
— Я только начала есть.
— Они могут завернуть с собой. Пойдем.
Белла смотрит на свой недоеденный гамбургер и со вздохом откладывает его в сторону. — Кажется, я наелась. — Побежденная, она встает и говорит мне: Спасибо, что прошлась со мной по магазинам.
— Увидимся завтра в аэропорту, Белла.
Когда Камилла и ее дочь выходят из ресторана, Хардвик остается сидеть за своим столиком, плечи его напряжены. Его, должно быть, бесит, что даже со всеми его деньгами, со всей его властью он не может контролировать женщин в своей жизни. Он сидит лицом к морю, чуть более чем черный силуэт, выделяющийся на фоне мерцающего горизонта. Я не вижу его лица, поэтому не могу точно определить момент, когда это начинается, когда где-то в его мозгу вспыхивает искра, вызывая электрическую бурю в коре головного мозга.
Первая подсказка, которая приходит мне в голову, что что-то не так, — это стеклянный стакан, который падает со стола и разбивается вдребезги. Неосторожность — вот моя первая реакция. Затем я вижу, как он боком сваливается со стула, увлекая за собой скатерть, разбрасывая фарфор и столовое серебро. Грохот привлекает внимание всех, кто находится на террасе. Теперь они все ошеломленно наблюдают, как Хардвик лежит на полу, корчась в судорогах.
Кит вскакивает со стула. Опускаясь на колени рядом с Хардвиком, он уже кричит в свой телефон: — Доктор. Галлахер, у него припадок! Терраса ресторана!
Два официанта стоят остолбеневшие, в то время как Хардвик продолжает молотить руками. Я замечаю разбитое стекло, лежащее рядом с его головой, и встаю, чтобы отбросить осколки, но он уже порезался, и свежая кровь размазывается по полу. Я слышу скрип отодвигаемых стульев, сдавленные голоса, когда толпа собирается посмотреть на это унизительное зрелище.
— Убирайтесь прочь, вы все! Оставь ему немного места, черт возьми! — кричит Кит.
Я отодвигаю стулья, подбираю упавшую скатерть и подкладываю ее Хардвику под голову, чтобы смягчить удары. Жестокость его припадка приводит меня в ужас. Как долго могут длиться эти судороги? Сколько пройдет времени, прежде чем сломаются кости или остановится сердце?
Затем я слышу голос Дэнни, приказывающего всем отойти в сторону, когда он проталкивается сквозь толпу. Он опускается на колени рядом со мной со своей аптечкой.
— У него идет кровь, — говорю я.
— Ничего, это подождет — Он открывает пластиковый картридж, обнажая насадку для впрыскивания. — Держи его голову неподвижно!
Обеими руками я хватаю Хардвика за голову. Кровь склеивает его волосы и пачкает кончики моих пальцев. Я смотрю прямо ему в глаза. Они полуоткрыты, радужки закатились, видны только белки. Его ноги стучат по полу, тук-тук-тук. Я думаю, как легко было бы покончить с его жизнью прямо здесь и сейчас. Перерезать ему горло или прижать к лицу удушающую подушку. Это был бы один из способов добиться справедливости, сделать мир лучше. Вместо этого я здесь, помогаю своему мужу сохранить жизнь этому монстру.
Дэнни быстро вставляет насадку картриджа в ноздрю Хардвика и нажимает на поршень.
— Что ты ему даешь?
— Мидазолам. Официально он пока не одобрено, но ему это раньше уже помогало. — Моему невозмутимому мужу, просто своим ровным голосом, удалось успокоить меня. — Что здесь произошло? Что вызвало приступ?
— Ничего. Он просто сидел вон за тем столиком и смотрел на море.
Дэнни бросает взгляд на стол. — Солнечный свет. Отражения на воде.
— Это может спровоцировать приступ?
— Мерцание может. — Он смотрит вниз на Хардвика, чьи припадки уже начинают ослабевать. — Ладно. Не думаю, что ему понадобится вторая доза. Давайте дадим ему минутку, пускай очухается. А теперь дай-ка я осмотрю его голову.
Я слышу приближающийся вой сирены.
Кит спрашивает: — Кто вызвал скорую помощь?
— Это сделал я, сэр, — говорит один из официантов.
— Она ему не нужна!
— Я не знал…
— Ничего страшного, все в порядке, — говорит Дэнни и ободряюще улыбается официанту. — У него и раньше бывали такие припадки, но, конечно, вы этого не могли знать. Мэгги, не могла бы ты подать мне немного марли?
Я роюсь в аптечке Дэнни в поисках стерильной марли, и мне на глаза попадается этикетка. Сама коробка ничем не примечательна, просто белый картон с напечатанным черным содержимым, но название лекарства, которое в ней содержится, кричит мне из глубин медицинской сумки Дэнни.
Я уже несколько раз заглядывала в его аптечку, так что знаю, какие лекарства он обычно запасает, какие инструменты повсюду возит с собой. Это первый раз, когда я вижу аргинат гема в его сумке.
— Мэгги? — говорит Дэнни.
Я протягиваю ему пакет с марлей. Смотрю, как он вскрывает его и прижимает кусочек марли к голове Хардвика. Белый хлопок становится красным от крови.
Сирано находится на Мальте.
Прибывает бригада скорой помощи с носилками. Когда они добираются до Хардвика, его глаза уже приоткрываются, и он в замешательстве оглядывается по сторонам.
— Давайте перенесем его в номер, — говорит Дэнни.
— Не в больницу? — спрашивает парамедик.
— "Ему не нужно ехать в больницу. Просто отнесите его наверх, в его комнату.
Все внимание сосредоточено на Хардвике, так что за мной никто не наблюдает. Им все равно, что я следую за ними к лифту и проскальзываю внутрь вместе с ними, или что я стою прямо за ними, когда они выходят на четвертом этаже.
Они не замечают, когда я следую за ними в личные апартаменты Хардвика.
Раньше я здесь не бывала. Комната, где мы с Дэнни спим, находится этажом ниже, и у меня не было никаких причин подниматься на этот этаж. Никто из команды Дианы не смог получить к нему доступ, потому что горничным вход воспрещен, а внутри номера всегда находится либо Кит, либо Виктор. Это наш единственный шанс осмотреться.
Это люкс с тремя спальнями, и двери двух комнат — предположительно, Кита и Виктора — закрыты. В общей зоне установлены диван и кресла, обитые лимонно-кремовым шелком. На столе стоит роскошная ваза с фруктами, в баре полно виски и шампанского, а на стене висит телевизор с большим экраном. Французские двери ведут на балкон с видом на океан.
В углу стоит письменный стол с портативным компьютером.
Я заглядываю через открытую дверь в спальню Хардвика. Все заняты тем, что перекладывают его на кровать; на меня они не обращают внимания.
Я подхожу к ноутбуку и нажимаю на клавиатуру, чтобы разбудить его. Появился экран входа в систему. Конечно, он защищен паролем, но за ноутбуком спрятан многопортовый USB-адаптер. К нему прикреплен флэш-накопитель.
Я слышу скрип колесиков носилок. Парамедики собирают вещи, чтобы уехать, и у меня нет времени думать о моем следующем шаге, нет времени обдумывать последствия. Все, что я вижу, — это возможность.
Я вытаскиваю флешку, засовываю ее в карман и выхожу из номера.
Я пользуюсь лестницей. Когда я выхожу на третий этаж, я вижу тележку для уборки, стоящую в дальнем конце коридора, но уборщица занята в одном из номеров. Она не видит меня, когда я иду к номеру 302, где Диана организовала штаб-квартиру. Я стучу в дверь.
Диана открывает его и удивленно смотрит на меня. Я проскользнула мимо нее в комнату.
— Что ты здесь делаешь? Тебе не следует…
Я передаю ей флэшку. — Скопируй это. Немедленно.
— Что это такое?
— Это с компьютера Хардвика.
Она сразу же подходит к своему ноутбуку и вставляет флэшку в USB-порт. Хотя ноутбук Хардвик был защищен паролем, флэш-накопитель, возможно, без защиты. С бьющимся сердцем я наблюдаю, как содержимое начинает передаваться. Файл за файлом они переходят на ноутбук Дианы.
— Что это за файлы? — спрашивает Диана, нахмуренно глядя на экран.
— Не знаю. Я только что вытащила это из его компьютера. Мне нужно вернуть его, прежде чем они поймут, что он пропал.
— Есть ли шанс, что они тебя видели…
— Сирано здесь. На Мальте.
Ее голова поворачивается, и она смотрит на меня. — Что? Откуда ты знаешь?
— В медицинской сумке Дэнни лежит коробка с флаконами гем-аргината. Должно быть, он привез его из Лондона. Я никогда раньше этого не видела.
Файлы продолжают копироваться, и все они обозначены непонятными названиями. Я смотрю на свои часы, пока идут секунды. Быстрей. Быстрей. Почему, черт возьми, это занимает так много времени? Мне нужно вернуться наверх, в номер Хардвика, и вернуть флэшку в его компьютер. Даже если мне удастся сделать это незаметно, все равно возникнет другая проблема: как я могу стереть сообщение на его ноутбуке о том, что устройство не было извлечено должным образом? Учитывая весь хаос, последовавший за его припадком, возможно, они проигнорируют это. И разве серьезные припадки не оставляют пробелов в памяти? Это то, на что я рассчитываю — что Хардвик решит, что это его ошибка.
Копирование завершено. Наконец-то.
Диана вынимает флешку и протягивает ее мне. — Дэнни сказал, для кого эти флаконы?
— "Нет. И у него нет никаких причин носить с собой наркотик. Насколько я знаю, Хардвик — его единственный пациент на острове.
— Тогда мы установим за ним слежку. Если Сирано на Мальте…
— Дэнни приведет нас прямо к нему.
_____________________________________