Глава 4
Мэгги
Когда я подъезжаю к красивому белому дому Ллойда и Ингрид в колониальном стиле, я вижу, что черная "субару" Бена Даймонда припаркована через дорогу, а синяя "вольво" Деклана стоит на углу, что говорит мне о том, что вся банда в сборе. Наблюдение за транспортными средствами на улице, фиксирование того, кто приехал, а кто нет, по-прежнему является для меня второй натурой. От старых привычек трудно избавиться.
Ллойд открывает дверь. — А мы все гадали, когда же ты появишься, — говорит он, когда я вхожу в дом, неся свой вклад в вечернее застолье.
— Как вкусно пахнет, — говорю я, протягивая ему свое блюдо. — что ты готовил?
— Это моя первая попытка сделать поркетту. Но сначала мартини! Деклан уже положил твой ”Бельведер" в морозилку.
Я вешаю пальто и иду в гостиную, где в камине потрескивает огонь — настоящий дровяной, а не газовый. Из кухни доносится аромат карри и чеснока, а на кофейном столике Ллойд разложил экстравагантный поднос с закусками: салями и мортаделлой, оливками и сырами. В этом доме Ллойд полностью взял готовку на себя, и, судя по его талии, он же и принимает большую часть пищи. Остальные стоят вокруг камина с бокалами мартини в руках. Возможно, мы и окрестили эти встречи вечерами нашего “книжного клуба”, но на самом деле мы пришли за мартини.
И за сплетнями. Сплетни были валютой нашей прежней жизни, до того, как мы нашли дорогу в этот тихий уголок штата Мэн. Бен Даймонд был первым, кто установил здесь флаг девять лет назад. Он рано вышел на пенсию, чтобы позаботиться о своей больной жене, и его поиски идеального города привели его сюда, в деревню Пьюрити. Там было все, что ему требовалось: книжный магазин, приличная городская библиотека, кофейня, где подавали эспрессо, и поблизости не было ядерных объектов.
Через год после того, как Бен перебрался сюда, его жена умерла, но он остался в Пьюрити. Несколько лет спустя он уговорил Ингрид и Ллойда, а затем и Деклана, чтобы они, уйдя на пенсию, тоже приехали сюда. Я не сомневаюсь, что есть и другие люди, подобные нам, спокойно доживающие свой пенсионный возраст по всему Мэну, штату, который долгое время использовался Агентством как удобное место для конспиративных квартир. Хотя эти коллеги не представились мне, Бен наверняка знает, кто они такие. Бен знает все.
Деклан подаёт мне бокал мартини. Он настолько холодный, что его больно держать, а мне как раз такие и нравятся.
— Мы слышали, у тебя сегодня был нежданный гость, — говорит Ингрид.
Я смотрю на Деклана, который был единственным человеком, которому я рассказала об этом визите. Он виновато пожимает плечами. — Ты определенно не терял времени даром, распространяя эту новость. — говорю я.
— Я счёл нужным рассказать им об этом. Когда в нашем маленьком городке появляется посторонний, это вызывает волну возмущения.
— Расскажи нам о ней?! — просит Ингрид.
Я делаю глоток этого о-о-очень холодного, о-о-очень нежного мартини. — Она сказала, что ее зовут Бьянка.
Теперь они все придвигаются поближе, чтобы присоединиться к разговору. Все это время они ждали, прислушивались. Они всегда прислушиваются к любым крупицам информации, которые могут оказаться полезными.
— Бьянка. Это имя мне ни о чем не говорит. — сказала Ингрид. Остальные тоже качают головами.
— Новое лицо. — говорю я им. — Чуть за тридцать. Рост пять футов семь дюймов, вес около ста тридцати фунтов. Черные волосы, карие глаза.
— Какой-нибудь региональный акцент?
— Для моего уха это трудноуловимо. Возможно, британский английский. Приобретённое произношение. Может быть, она прожила там несколько лет.
Они все кивают, впитывая эту информацию. Этим четверым не нужно делать заметок; теперь это навсегда зафиксировано в их сером веществе.
— Что ей здесь было нужно? — спрашивает Ингрид, поправляя свой шарф. В городе, где чистая рубашка и синие джинсы считаются нарядной одеждой, Ингрид никогда не отказывалась от своего чувства стиля. Ее серебристые волосы элегантно уложены и скреплены оловянной заколкой-бабочкой, а шелковый шарф идеально завязан на шее. Она может выглядеть как матрона с Парк-авеню, но за ее мягким приятным выражением лица скрывается гений взлома шифров.
— Она пришла по поводу одного старого дела, в котором я участвовала, — говорю я, жалея теперь, что доверилась Деклану. — ничего особенно интересного.
— И все же для нее было достаточно важно проделать весь этот путь, чтобы увидеть тебя. Как давно было это, гм, дело?
— Много лет назад. — Я поворачиваюсь и бросаю на Деклана мрачный взгляд. Он смотрит прямо на меня, его взгляд непоколебим. — Старая история. — добавляю я.
— Почему они спрашивают тебя об этом сейчас?
— О, ты же знаешь, как это бывает с этим новым поколением, — говорит ее муж Ллойд. — у них нет должного представления об истории операций. Они нуждаются в том, чтобы мы ввели их в курс дела.
Ингрид не собирается уходить от этой темы. В отличие от Ллойда, она чувствует, что за визитом Бьянки кроется нечто большее, чем я им рассказала. — Чего она хотела от тебя?
Я делаю еще один глоток мартини, обдумывая свои следующие слова. — Много лет назад я работала с одной женщиной. Она пропала из виду, и им нужна моя помощь в ее поисках.
Ллойд фыркает. — Сначала они говорят нам, что мы стали слишком стары для этого дела, а потом приходят к нам за помощью, когда понимают, что не знают, что делать. Пусть они учатся на работе, как это делали мы. — Он постукивает себя по голове. — Все по-прежнему на месте. Каждая мелочь, если бы они только потрудились спросить нас.
Бен, кажется, обеспокоен этим разговором. В свои семьдесят три года он самый старший среди нас и неофициальный глава нашего тесного маленького круга. — Мне не нравится, как это звучит. — говорит он.
— Какая часть из этого? — спрашивает Ллойд.
— Она является сюда без предупреждения и просит тебя о помощи. Это выходит за рамки дозволенного. Эта деревня — наша личная демилитаризованная зона. Это причина, по которой мы здесь живем, — чтобы нас оставили в покое.
— Ну, я её, разумеется, не приглашала. — говорю я.
— Бьянка. Бьянка… — Ингрид роется в своей потрясающей памяти в поисках имени. — На какое бюро она работает?
— Она не сказала. Если я не ошибаюсь, Восточная Азия?! Потому что женщину, которую она ищет, в последний раз видели в Бангкоке.
— Псевдоним? — предполагает Деклан.
— Или она такая новенькая, что мы о ней не слышали. — говорит Ингрид.
Я думаю о женщине, которую встретила на собственной кухне. От неё так и веяло хладнокровием и готовностью пойти на смертельный риск. — Это не какая-то салага. Она прошла полевые испытания.
— Тогда мне придется спросить своих друзей в штаб-квартире. Посмотрим, знают ли они о ней.
— Заодно спроси в штаб-квартире, не планируют ли они прислать еще каких-нибудь посетителей. — добавляет Бен.
Ллойд вернулся к бару и наливает себе еще мартини. — Что скажешь, если мы продолжим нашу программу? Деклан принес свое знаменитое карри из козлятины. И я потратил все утро на то, чтобы опалить щетину со свиной грудинки, так что, надеюсь, вы отнесетесь к моей поркетте с должным уважением.
Предполагалось, что это заседание книжного клуба, но никто даже не упомянул название книги, которую мы должны обсудить. Ибн Баттуте и его приключениям в средневековом мире придется подождать, пока наши желудки не наполнятся и мы не обменяемся сплетнями. Мы все переходим в столовую, где вскоре накрывается стол с неизменно превосходным карри Деклана, персидским рисом Бена, свининой Ллойда и моим тайским ларбом — рецептами, которые мы собрали за годы работы в отдаленных местах. Жизнь за границей меняет ваш вкус; пристрастие к чили — это реальность.
Я смотрю на сидящих за столом, на кружок знакомых лиц, на волосы, которые поседели, или начинают седеть, или — как в случае с Беном — совсем исчезли. В этих мозгах накоплен более чем вековой опыт, но время идет своим чередом. Сюда приезжает молодежь, и мы становимся расходным материалом. Итак, мы прогуливаемся по нашей тихой маленькой деревушке, рассказывая о книгах, которые мы прочитали, и блюдах, которые мы готовили, а также о том, где найти лучший онлайн-источник коры кассии и сычуаньского перца-горошка. Полагаю, что есть вещи и похуже.
Звонит мой сотовый.
Я не жду никаких звонков, и это необычно, что мне вообще кто-то звонит, потому что я поделилась своим номером мобильного с весьма небольшим кругом людей. Я опускаю взгляд на свой телефон и вижу имя Лютера Янта в идентификаторе вызывающего абонента. Он, наверное, звонит, чтобы еще раз поблагодарить меня за лисью шкурку, которую я подарила ему сегодня утром.
— Привет, Лютер. — отвечаю я, осознавая, что мои товарищи по ужину перестали разговаривать и прислушиваются. Это привычка, от которой мы, похоже, уже никогда не избавимся — подслушивать.
— Как там у тебя дела? — спрашивает Лютер.
— Я ужинаю в гостях у друзей.
— А, ну хорошо. Я просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке.
— А почему бы мне не быть в порядке? В чем дело?
— Прямо сейчас у тебя в доме творится какая-то неразбериха. Я услышал сирены и подумал, что, может быть, у тебя пожар или ещё что. Я только что вышел на свое крыльцо и вижу полицейские машины у тебя на подъездной дорожке. Сейчас Келли обуется и мы пойдем посмотрим.
— Нет, ни в коем случае. Вы оба держитесь подальше. Я прямо сейчас возвращаюсь домой. — Я кладу трубку и смотрю на четыре лица, уставившиеся на меня. — Мне нужно идти. Что-то случилось в моем доме.
Деклан откладывает салфетку. — Я пойду с тобой.
— Нет, пожалуйста. Продолжайте ужинать без меня. Я сама разберусь.
Тем не менее, Деклан провожает меня до входной двери. В нем всегда была нотка старомодной вежливости. Возможно, это связано с тем, что он сын дипломата, или с тем, что он вырос в швейцарских школах-интернатах, детство которых так отличалось от моего собственного. Мое детство научило меня, что я никогда не должна полагаться на помощь мужчины; Деклан же вырос, веря, что помочь нуждающейся женщине — его мужской долг.
— Брось, Мэгги, меня не затруднит поехать вместе с тобой, — говорит он — если назревают какие-то неприятности, ты не должна разбираться с ними в одиночку.
— Разумеется, не буду, только не с полицейскими машинами на моей подъездной дорожке. Но спасибо тебе.
Когда я уезжаю, он все еще стоит на крыльце и смотрит мне вслед. Я испытываю почти облегчение, когда он наконец исчезает из виду, и я могу сосредоточиться на том, что, возможно, происходит в моем доме. Могла ли я оставить плиту включенной? Кто-нибудь пытался вломиться внутрь? Что бы это ни было, я предпочитаю разобраться с этим самостоятельно.
Когда я сворачиваю на свою частную дорогу, я вижу синие огоньки, мелькающие среди деревьев. Две полицейские машины. Лютер не преувеличивал; должно было произойти что-то по-настоящему серьезное, чтобы обе патрульные машины Пьюрити приехали к моему дому. Я подъезжаю к одному из патрульных автомобилей и выхожу в похожие на стробоскопы вспышки габаритных огней. Моему вниманию сразу же предстаёт причина, по которой здесь находится полиция.
На моей подъездной дорожке лежит тело. Яркий свет фар патрульной машины освещает лицо женщины. Лицо, которое я сразу узнаю. Бьянка лежит на спине, ее глаза обращены к небу, руки раскинуты по бокам, как будто ее распяли. На ней та же одежда, в которой она была сегодня днем, когда стояла у меня на кухне: узкие черные брюки, облегающий синий жакет, ботинки на шнуровке. У нее во лбу пробиты два пулевых отверстия. Двойное нажатие. Казнь.
Трое полицейских в форме стоят и смотрят на меня, двое мужчин и женщина. Все они молоды и гораздо больше привыкли раздавать штрафы за нарушение правил дорожного движения или помогать заблудившимся туристам. В нашей деревне Пьюрити почти не бывает убийств, и в тех редких случаях, когда это происходит, полиция обычно знает, кого арестовывать. Мужа. Бойфренда. Эта ситуация выбила их из колеи, и они смотрят на меня так, как будто у меня есть ответы на все вопросы.
— Вы здесь живете, мэм? — спрашивает женщина-полицейский. Она крепкая блондинка, с волосами, завязанными сзади в строгий конский хвост. Несмотря на свою молодость, у нее властный вид, и она, очевидно, старший офицер в этой троице. Властная, но все же достаточно вежливая, чтобы называть меня "мэм", уважительным тоном, каким обращаются к старушке.
— Да. Я Мэгги Берд. Я владелец этой фермы. А как вас зовут?
— Джо Тибодо, полиция Пьюрити. И сами видите, что…
— На моей подъездной дорожке лежит мертвая женщина.
Она замолкает, очевидно, застигнутая врасплох моей прямолинейной оценкой. Возможно, она ожидала от меня большего драматизма — крика, рыданий, судорожных всхлипов, в общем чего-то большего, чем я выказываю, но драматизм не в моей натуре. Вместо этого я спокойно оцениваю ситуацию. Я смотрю на руки Бьянки, отмечая, что обе они в синяках и почернели, ее пальцы согнуты и вывернуты под гротескными углами.
— Где вы были сегодня вечером? — спрашивает Тибодо.
Я снова сосредотачиваюсь на полицейском. — Я ужинала с друзьями в городе, и мне позвонил сосед. Он живет вон в том доме. — Я указываю на хижину Лютера. — Он сказал, что на моей подъездной дорожке стоят полицейские машины, так что я сразу поехала домой. — Я снова смотрю на тело — Кто нашел ее?
Тибодо хмурится. Я веду себя не как шокированная бабушка, какой она меня себе представляла. — Водитель “Федерал Экспресс". Он был здесь, чтобы доставить посылку. Это была его последняя доставка за день.
Я бросаю взгляд на свое крыльцо, но там нет никакого пакета. Я ждала новые лампы для обогрева партии цыплят, которую заказала на весну, и теперь, похоже, моя доставка задержится.
— Вы знаете, кто эта женщина, мэм? — спрашивает полицейский.
Снова мэм. Меня начинает это раздражать. — Она сказала мне, что ее зовут Бьянка.
— Значит, вы ее знаете.
— Не совсем.
— Вы знаете ее фамилию?
— Она не говорила. Я встречалась с ней только сегодня днем, когда она заглянула ко мне домой.
— Зачем она приходила?
Правда слишком сложна, чтобы ее мог переварить полицейский из маленького городка. — Она пришла купить свежих яиц. Это был единственный раз, когда мы с ней разговаривали.
Воцаряется тишина. Может я и могла бы придумать ответ получше, но мартини плюс несколько бокалов вина притупили моё остроумие. Любое объяснение, более близкое к истине, только вызовет еще больше вопросов.
Я быстро задаю один из своих вопросов. — Как тело оказалось здесь?
Никакой реакции.
Я смотрю вниз на многочисленные следы шин, оставленные моим пикапом, грузовиком FedEx и двумя полицейскими патрульными машинами. Сбивающее с толку нагромождение перекрещивающихся следов протектора. — Вы нашли поблизости какую-нибудь машину? — спрашиваю я.
— Нет, мэм.
Я наклоняюсь, чтобы поближе рассмотреть тело, и она рявкает: Отойдите! Мы должны оставить всё так, как есть, для полиции штата.
Я повинуюсь ей и делаю шаг назад, но я уже увидела достаточно. Улики очевидны по раздробленным рукам и переломанным пальцам. Прежде чем ее убили двумя пулями в голову, Бьянку пытали. Для получения информации? В качестве предупреждения? И почему убийца решил выбросить тело на моей подъездной дорожке? Если он или она отправляет мне сообщение, то я не понимаю, что оно означает.
— Во сколько вы ушли из дома сегодня вечером? — спрашивает Тибодо.
— Это было около шести часов, и тогда здесь определенно не лежало тело.
— Это было три часа назад. Кто-нибудь может подтвердить, где вы были последние три часа?
Меня раздражают эти вопросы, хотя я знаю, что задавать их — ее работа. Я также знаю, что на самом деле она не может считать меня подозреваемым, потому что я не похожа на человека, который стал бы пытать женщину, всадил две пули ей в голову и оставил тело выставленным на всеобщее обозрение на моей собственной подъездной дорожке. Это не только маловероятно, но и нелогично.
— Вы можете поговорить с Ллойдом и Ингрид Слокум, — говорю я ей — они живут на Честнат-стрит, 651. Они были ведущими нашей книжной группы сегодня вечером, и они подтвердят, что я была там.
Тибодо записывает имена в блокнот и кладет его обратно в карман. Ингрид и Ллойд, конечно, подтвердят скучную правду: мы встретились сегодня вечером за вкусным ужином, обильным вином и оживленным обсуждением путешествий Ибн Баттуты. Считается, что именно таким вечерам, мы, пенсионеры, и должны предаваться. Я сомневаюсь, что полиция спросит, от чего мы все ушли на пенсию, потому что, когда вы находитесь за бугром, то, что вы делали в своей прошлой жизни, мало кого интересует.
— Я заметила, что на вашей территории установлены камеры видеонаблюдения. — говорит Тибодо.
Я не удивлена, что она искала их; едва ли в Америке найдется район, за которым не следили бы чьи-нибудь уличные камеры Ring, Wyze или Blink. Тем не менее, я надеялась сама просмотреть записи, прежде чем делиться ими с полицией.
— Да — признаю я.
— Нам нужно будет посмотреть отснятый материал. А также заглянуть в ваш дом.
— Заглянуть в дом? Зачем?
— На вашей подъездной дорожке лежит мертвая женщина, и мы не знаем, кто убийца и где он находится. Я хочу убедиться, что он не прячется в вашем доме, — Она замолкает. — ради вашей же безопасности.
Это разумная просьба, которую любая женщина, живущая одна, обычно приветствовала бы. Я киваю и достаю ключи от дома.
Тибодо и один из ее офицеров-мужчин следуют за мной по ступенькам крыльца ко входной двери. Она по-прежнему надежно заперта, и нет никаких признаков того, что ее взломали. Они прямо за мной, когда я вхожу внутрь и включаю свет. Все так, как я оставила три часа назад. Я не знаю, что они ожидают увидеть, когда я веду их на кухню — возможно, орудие убийства, удобно оставленное на виду, или какие-нибудь компрометирующие брызги крови, отмечающие комнату, где я пытала и застрелила Бьянку. Все, что они видят, — это моя старая фермерская кухня, мои чугунные сковородки, висящие на вешалке, несколько грязных тарелок в раковине.
Я провожу их через гостиную, которую обставила в стиле разумной бережливости янки. Диван, обитый серой шерстью, был приобретен со скидкой в мебельном магазине в Бангоре. Журнальный столик из березы, прикроватные столики из сосны и кресло-качалка с веретенообразной спинкой были приобретены на дворовой распродаже и доставлены домой с помощью Деклана, который всегда готов помочь загрузить мой пикап. Здесь нет ничего броского, ничего такого, что привлекло бы внимание полицейского. Обычный — вот что говорит мой дом любому, кто его посещает. Обычный — это тихий, ненавязчивый и безопасный.
Я веду их вверх по скрипучей лестнице на второй этаж. Это старый дом с допотопной системой отопления, и в спальнях зябко даже в свитере и шерстяных носках. Сегодня вечером мне придется подбросить в дровяную печь еще несколько поленьев, чтобы не было холодно. Хотя я возмущена их вторжением в мою частную жизнь, но если я не буду сотрудничать, это приведет к ордеру на обыск и глубокому погружению в мое прошлое, а этого я не могу себе позволить, поэтому я беру их с собой в большое турне. Спальни, ванные комнаты, гардеробные.
Убийца нигде не прячется.
И наконец мы оказываемся в моей спальне. Через окно я могу смотреть вниз на две патрульные машины, припаркованные на подъездной дорожке. Мой дом теперь превратился в место преступления. Не лучший способ оставаться в тени.
— Хорошо, мэм, похоже, все чисто. С вами все должно быть в порядке, — говорит Тибодо. Она думает, что оказала мне услугу, подтвердив, что старая дева в безопасности. — А теперь, не могли бы вы показать нам записи с камер наблюдения?
Это не просьба, а приказ. Хотя мне не хочется делиться какими-либо кадрами до того, как я просмотрю их сама, у меня нет никакого способа отвертеться. Мы спускаемся вниз к настольному компьютеру на кухне. Это тот же компьютер, который я использую для ведения своего фермерского бизнеса: заказ цыплят, продажа яиц, закупка кормов. На нем нет ничего секретного, ничего, что стоило бы скрывать, и даже мой пароль для входа в систему до смешного прост: BlackberryFarm431#. Я не пытаюсь скрыть от них то, что печатаю.
На главном экране — фотография одного из моих старых призовых петухов, сэра Галахада, который, к сожалению, скончался после стычки с белоголовым орланом. Птичий символ нашей страны также является проклятием для моей стаи. Моя система безопасности обеспечивает мне свободный доступ со всех моих устройств, и здесь может возникнуть проблема, поскольку за моей спиной стоят два копа, когда я набираю другой пароль, на этот раз сложную последовательность цифр и символов, для доступа к системе безопасности. Мои пальцы двигаются так быстро, что я уверена, что их представление о пароле безнадежно размыто.
Появляется домашняя страница "Моя безопасность". На экране отображаются шестнадцать различных видеовходов с камер, установленных в различных точках обзора дома, а также в сарае.
— Святая корова, — бормочет мужчина-полицейский. — Какая у вас замысловатая система наблюдения. — Вероятно, он ожидал трансляции с одной камеры — всего того, что нужно большинству людей и с чем они могут справиться. Вместо этого они смотрят на каналы высокого разрешения в формате 4K с каждой точки входа.
— Я ушла из дома около шести, — говорю я. — давайте оттуда и начнем.
Я отматываю видео назад до 17:50 вечера. К тому времени уже стемнело, и камеры переключились на инфракрасную передачу. В 17:58 я выхожу из своей парадной двери. Запираю её на ключ, спускаюсь по ступенькам крыльца и забираюсь в свой пикап.
— Вот я уезжаю, — говорю я, когда мой грузовик отъезжает. — как я и говорила.
Тибодо просто кивает. По крайней мере, теперь я вычеркнута из ее списка подозреваемых, если вообще когда-либо была в нем. Видео продолжается дальше: 18:05. 18:10. Ничего не происходит.
— В котором часу позвонил представитель “Федерал Экспресс?” — спрашиваю я.
— 19:36.
Я увеличиваю скорость воспроизведения в два раза. Нет смысла сидеть здесь следующий час, наблюдая, как ничего не происходит. И ничего не происходит — до 19:05 вечера.
Появляется автомобиль, темный внедорожник, и моя аудиопередача улавливает звук двигателя. Его фары выключены, и в темноте светятся только огни двигателя. Тот факт, что водитель выключил фары, говорит мне о том, что он знает, что в моем доме есть камеры наблюдения. Как и тот факт, что он скрыл свои номерные знаки, как спереди, так и сзади. Машина останавливается у моего крыльца. Водительская дверь распахивается, но плафон освещения не включается; он отключил его.
Я чувствую, как оба копа наклоняются прямо ко мне сзади, их дыхание касается моих волос. Мое собственное сердце бешено колотится, когда я наблюдаю за фигурой, выходящей из машины. В капюшоне. В маске. Весь в черной одежде, свободного покроя и бесформенной. Мои камеры — лучшие на рынке, но они не могут видеть сквозь ткань. Фигура подходит к задней части внедорожника, открывает багажник, и что-то достает. Не раздается ни звука, даже самого слабого стона, когда он или она вытаскивает тело наружу и позволяет ему упасть на землю. Я знаю, сколько сил требуется, чтобы двигать безвольное тело, а этот человек делает это так, что кажется, будто это не требует усилий.
Это должен быть мужчина.
Теперь он делает то, в чем мало смысла. Он наклоняется и переворачивает тело на спину. Зачем располагать его лицевой стороной вверх? Чтобы сделать сувенир, который он оставил после себя, еще более неприятным? Он, вероятно, предполагает, что именно я обнаружу тело, что я приеду домой сегодня вечером, а там будет она, невидящими глазами смотрящая прямо на меня. Он не мог предвидеть, что какой-нибудь бедный водитель FedEx появится первым.
Нет, этот сюрприз предназначался специально для меня. И я понятия не имею почему.
Уложив тело, убийца забирается обратно в свой внедорожник и уезжает, скрывшись из поля зрения моих камер. Направляется куда-нибудь, где можно будет выставить номерные знаки на всеобщее обозрение, и снять капюшон с маской. И снова он будет обычным человеком, разъезжающим по городу на обычном внедорожнике.
— Что, черт возьми, это было? — Тибодо смотрит на меня.
— Понятия не имею, — говорю я. И я действительно не имею понятия. Все, что я знаю, это то, что это было не случайное место для избавления тела. Кто бы это ни сделал, он знал, что его действия будут засняты на камеру, поэтому позаботился о том, чтобы скрыть любые опознаваемые улики. — но это доказывает, что я сказала вам правду, — говорю я. — я вышла из дома около шести, как и сказала. Если вам нужно подтверждение, вы можете поговорить с Ллойдом и Ингрид. Вы также можете позвонить Бену Даймонду и Деклану Роузу. Сегодня вечером они тоже были в книжном клубе. Они все скажут вам, что я была с ними этим вечером.
— Да, мэм. Я поговорю с ними.
— Теперь, я полагаю, вам нужен этот видеофайл?
— Полиция штата, безусловно, его потребует.
— Тогда я сделаю для вас копии.
Двое копов уже собираются покинуть кухню, когда Тибодо внезапно оборачивается и обращается ко мне. — Вы чувствуете себя здесь в безопасности?
— В моем собственном доме? Да.
— Даже после того, что произошло снаружи дома?
— Я не могу представить, что это имеет какое-либо отношение ко мне.
Мгновение она оценивающе смотрит на меня. В ярко освещенной кухне я, наконец, могу прочитать ее имя на бейджике: офицер Джо Тибодо. Между нами есть тревожные сходства, в ее вопросах, без лишней чепухи, в ее владении ситуацией. В ее возрасте я была так же уверена в себе, но опыт научил меня, что чрезмерная самоуверенность опасна. — Как вы думаете, почему он бросил тело именно здесь? — спрашивает она.
— Я не знаю.
— Может, вы узнали машину?
— Это темный внедорожник. Половина людей в этом городе ездят на таких машинах.
— Вы ведь не так давно живёте в Пьюрити, не так ли, мисс Берд?
— Я купила эту ферму два года назад.
— А где вы жили до этого?
— Последний дом, которым я владела, находился в Рестоне, штат Вирджиния. Но я жила во множестве разных мест.
— По работе?
— Да.
— Что за работа?
— Я была аналитиком по импорту. Работала в таможенной брокерской компании, занимаясь экспортной логистикой для иностранных компаний. — Вот момент в моем резюме, когда глаза большинства людей стекленеют, и они не хотят больше ничего слышать о моей работе. Ее же подозрительность, кажется, только обостряется.
— И что привело вас в Пьюрити?
— Название этого места. (Purity англ. — чистота, непорочность) Мне хотелось место с чистой водой, чистым воздухом. Место, где я могу прогуляться по лесу. Почему вы спрашиваете обо всем этом?
— Мне интересно, почему вы так спокойно отреагировали. Почему наличие мертвого тела на вашей подъездной дорожке, вас словно бы и не пугает? Большинство людей от этого пришли бы в ужас.
— В моем возрасте, офицер, меня уже ничто особо не пугает.
Уголок ее рта приподнимается. В нее как будто вмонтирован счётчик брехни, и он сигнализирует ей, что я рассказываю не всю историю, но сегодня вечером она больше ничего от меня не добьется.
— С вами скоро свяжется полиция штата. — говорит она.
— Скажите им, чтобы не приходили до утра. Уже поздно, и я очень устала.
И я измотана, но после того, как двое полицейских покидают мой дом, я не поднимаюсь в спальню. Через кухонное окно я наблюдаю за происходящим на подъездной дорожке. Интересно, понимает ли офицер Тибодо, сколько лжи я нагородила ей сегодня вечером?
Я не могу себе представить, что это имело какое-то отношение ко мне.
Это самая большая ложь из всех. Конечно, это имеет отношение ко мне. Чего я не знаю, так это того, какое сообщение должно было передать мне тело, лежащее на моей подъездной дорожке. Попытка напугать меня? Или это подарок, точно так же, как кошка приносит вам дохлую мышь? Способ сказать мне: мы позаботились о вашей маленькой проблемке. Не благодарите. У меня есть два варианта на выбор, каждый из которых ведет в совершенно разных направлениях.
Я настраиваю сигнализацию. Если какая-нибудь дверь, или окно, приоткроются хоть на миллиметр, я узнаю об этом. Я направляюсь в свой кабинет, где на письменном столе случайно лежит мой экземпляр "Путешествий Ибн Баттуты". Это увлекательный рассказ о путешествиях молодого человека в 1300-х годах, от Марокко до Центральной Азии и Китая. Было ли это простым совпадением, что я случайно выбрала ее для легкого чтения, или это было предзнаменование? В тот самый вечер, когда наша книжная группа обсуждает этот самый средневековый травелог, кто-то поджигает спичку моей тщательно перестроенной жизни, угрожая спалить ее дотла. Я подхожу к книжной полке, нащупываю защелку сбоку и отпускаю ее. Вся нижняя полка откидывается, открывая нишу — хитроумная столярная работу, которой я обязана новообретенным навыкам Деклана, как столяра. Пенсионерам ведь нужны хобби. Внутри ниши я храню свою дорожную сумку. За прошедшие годы я сократила её содержимое до самых основ, ровно настолько, чтобы быстро покинуть город и спрятаться где-нибудь на несколько недель. Паспорта, кредитные карты, несколько пачек наличных в разных валютах и несколько рабочих инструментов. Инструментов, которые, как я надеялась, мне больше никогда не понадобятся.
Жизнь полна сюрпризов.
Я достаю сумку и несу ее наверх, в спальню. Я хочу, чтобы она была рядом со мной. Если вдруг мне придётся бежать, я не хочу разыскивать её впотьмах.
Но сегодняшним вечером я буду в безопасности. На подъездной дорожке слишком много копов, слишком много внимания приковано к моему дому. В кои-то веки я счастлива быть тем, кого обслуживают и защищают местные правоохранительные органы. Тем не менее, прежде чем выключить лампу, я кладу свой "вальтер" на прикроватную тумбочку. Занавески в спальне не могут заслонить свет полицейских машин снаружи; даже сквозь плотную ткань я вижу вспышки огней на стеллажах.
Мой сотовый разражается сигналом сообщения. Это Лютер.
— Все в порядке?
Я набираю ответ: На моей подъездной дорожке лежит мертвая женщина.
— Святый Иисусе!
— Возможно, копы скоро свяжутся с тобой.
— Мы ничего не видели.
— Ну и отлично.
У меня звонит телефон. Это не Лютер, а Деклан Роуз. Я беру трубку.
— Я слышал, тебе нужно алиби — говорит он.
— Тебе уже звонили из полиции?"
— Пять минут назад. Очаровательный сотрудник полиции Пьюрити, по имени Джо Тибодо, спросила, была ли ты сегодня вечером в нашем маленьком книжном клубе. Я подтвердил. Полагаю, что правда тебе в данном случае на руку?”
— На этот раз, да.
— Ты там в безопасности, Мэгги?
— Не знаю… — Я наблюдаю за мигающими огнями сквозь занавески и думаю о том, что ни одна ситуация никогда не бывает совершенно ясной. Всегда есть что-то, заслоняющее обзор, затуманивающее правду. Я думаю о дорожной сумке рядом с моей кроватью и о том, как легко было бы всё бросить, уехать из города, даже из страны. Но теперь это мой дом, и я потратила два года на то, чтобы построить эту жизнь, приспособиться к ее ритмам. Я устала переезжать, устала искать место для приземления. Вот оно. На этом странствия заканчиваются.
— Я могу приехать прямо сейчас, — говорит Деклан. — посплю на твоем диване.
— Зачем?
— Составить тебе компанию? Поиграть в сторожевого пса?
Я смеюсь. — Ты действительно джентльмен, Деклан, но прямо сейчас на моей подъездной дорожке столько копов, что мне определенно не нужна сторожевая собака.
— Что ж, тогда звони, если я тебе понадоблюсь. Для чего угодно.
— Так и сделаю.
Я кладу трубку и лежу в полумраке, наблюдая за мерцанием света сквозь занавески. На моей подъездной дорожке лежит мертвая женщина, женщина, которая попросила меня помочь найти Диану Уорд. Прошло шестнадцать лет с тех пор, как я в последний раз видела Диану, шестнадцать лет с тех пор, как я оставила карьеру, которую любила. Те годы не были добры ко мне; я вижу это, когда смотрю в зеркало. Интересно, как сейчас выглядит Диана?
Я закрываю глаза и представляю Диану постарше, ее волосы седеют, кожа начинает обвисать. Внезапно ее образ распадается, такой же мимолетный, как отражение в воде, и в моем сознании расцветает другой образ. Это лицо, которое я вижу каждую ночь, когда закрываю глаза, лицо, которое я буду видеть всегда.
Дэнни.
_________