В конце концов они нашли ресторан в порту напротив паромного терминала, с официантами и столиками со свечами. Несколько других иностранных пар и групп, все из которых старательно игнорировали друг друга, занимали другие столики. Меню было азиатским, а не строго филиппинским, и еда выглядела и пахла вкусно.
Они не стали рисковать и заказали спринг-роллы, курицу с орехами кешью, креветки, жаренные в воке, и овощной рис. Они также рискнули взять бутылку очень холодного белого вина, которое оказалось на удивление хорошим.
Они съели спринг-роллы в тишине и, измученные жаждой после полудня на пляже, с еще теплой и соленой кожей, допили вино, и Хоффстаддер заказал еще одно. Он наполнил ее бокал и сел поудобнее, улыбаясь.
"Как ни странно, - сказал он, - мне не было так весело с тех пор, как..." Он сделал паузу, задумавшись, и покачал головой: "Я не могу вспомнить, когда".
Она не подняла глаз. Она повертела в пальцах конец весеннего рулета и сказала: "Почему, как ни странно?".
Он нахмурился, внезапно встревожившись: "О, я не имею в виду..." Он не знал, как закончить это объяснение, поэтому начал другое: "Когда я сказал "странно", я не имел в виду тебя... Пожалуйста, не воспринимай это так".
Теперь она подняла голову и, увидев страдание в его глазах, улыбнулась: "Я не восприняла это как что-то личное, Джей. Но я бы хотела, чтобы ты объяснил, что ты имел в виду под "как ни странно"".
Он глубоко вздохнул. К счастью, она, похоже, не заметила, но он не в первый раз оступился. Он был слишком расслаблен и чувствовал себя слишком отстраненным от опасности, в которой находился. Теперь ему нужно было выпутаться. Он слегка покачал головой и на мгновение уставился на море.
"Похоже, я говорил не подумав".
"Я так и подумала".
"Это просто выражение. Я имею в виду, что, решив вернуться домой, я встречаю тебя, делаю неожиданный крюк, и..."
"Джей?"
"Да, пожалуйста, не придавай этому слишком большого значения".
Она слегка рассмеялась: "На самом деле, меня больше интересует, что ты собираешься из этого сделать".
"И что это значит?"
" Ты сказал мне, что последние двадцать лет проработал в юридической фирме в Вашингтоне, а девять месяцев назад решил путешествовать по миру. Твои слова были такими: "Я поступил прямо из колледжа в юридическую фирму и провел следующие двадцать лет в крысиных бегах в Вашингтоне. И вот в прошлом году я подумал: "Какого черта! Я собираюсь сделать сейчас то, что должен был сделать двадцать лет назад".
"Вау..."
"У меня очень хорошая память. На самом деле у меня эйдетическая память - фотографическая. Я хочу сказать, что как бы ты ни смотрел на это, согласно твоему рассказу, ты не мог быть в Маниле больше нескольких месяцев, не больше. Но сегодня днем, когда мы приехали, ты сказал: "Все эти годы я знал только Манилу. И вот оно, все это время". Значит, ты не только не был на Филиппинах несколько месяцев, ты был в Маниле очень много лет".
Он собирался заговорить, но она подняла палец.
"И последнее. По дороге на пляж ты сказал: "Мы как будто шагнули в параллельную вселенную, как будто мы оставили тот другой мир позади и вошли в новый мир, где мы действительно разные люди". По крайней мере, для меня Манила, закон, все это - как будто чужая жизнь. Это... Это теперь настоящее. Этого нет".
Он немного помолчал, а затем сказал с очень слабым юмором на лице: "Парень, адвокаты обычно осторожны в своих словах, но с тобой мне придется следить за каждым словом, как ястреб".
Она фыркнула и слабо улыбнулась.
"Есть и другая альтернатива".
"Да?"
Она кивнула: "Конечно, говори правду".
Он попятился назад и вздохнул: "Да, есть такое. И обычно это моя политика. Но это не всегда возможно".
"Почему?"
"Потому что иногда то, что мы говорим, затрагивает больше людей, чем нас самих".
"Это обобщение, Джей. Не хочешь ли ты перевести его в конкретные факты?".
Подошел официант и забрал их тарелки, а второй заменил их на курицу, креветки и рис. Внизу по дороге раздавались голоса, то ли в конфликте, то ли в разговоре, не всегда было легко определить. Он оглянулся и увидел двух мужчин, спорящих возле машины. Он обернулся, посмотрел на Марион и решил, что она ему понравилась. Он сказал: "Я должен перед тобой извиниться".
"Джей, мне не нужны извинения, и я не хочу, чтобы ты придумывал мне новую линию поведения. Я-" Она колебалась: "Ты мне нравишься, и я тебе доверяю. Я не хочу, чтобы ты мне лгал".
Он надолго задумался, затем пришел к решению: "Послушай, Марион, я не могу рассказать тебе все, но я расскажу тебе то, что могу. Надеюсь, ты мне поверишь. Я не уверен, что поверил бы, если бы мне кто-то рассказал".
Она фыркнула, что прозвучало более сардонически, чем она намеревалась: " Попробуй."
"Хорошо, тот парень, которого застрелили у автобусного терминала? Я его знала. Его звали Хуан, Хуан Кармона. Мы не были близки, просто встречались пару раз по делу".
"И ты боишься, что человек, который убил его, может захотеть убить и тебя".
"Да. На самом деле я знаю, что он собирается это сделать".
"Этот человек был китайцем".
"Да."
" Ты сказал, что едешь домой. Если бы ты летел в Вашингтон или Нью-Йорк, ты бы вылетел из аэропорта Ниной Акино. Чтобы добраться туда, вы бы взяли джипни или такси. Если ты ехал на автобусе на север, ты, должно быть, был заказан на самолет, вылетающий из международного аэропорта Кларк, что означает, что ты летел, вероятно, в Дубай, а оттуда в Штаты".
"Парень, кто ты такой?" Он спросил это со смехом, но при этом нахмурился.
Она вздохнула и внезапно почувствовала голод. Она набрала рис, курицу и креветки в большую кучу на своей тарелке и начала есть. Он наблюдал за ней, внезапно забеспокоившись. Наконец она сказала:
"Кто я? Я девушка, которая быстро учится, которую все считают чумазой и глупой, но которая на самом деле способна сложить два и два и получить четыре. Я провела все необходимые исследования относительно путей отхода из Манилы, и я знаю, что очевидный и неочевидный путь лежит через Кларк Интернэшнл и Дубай. Но китаец, убивший твоего друга, тоже это просчитал, как, очевидно, и должен был".
Она подцепила вилкой еще немного еды и жевала, пока он сидел молча, недоумевая, что, черт возьми, происходит.
"Кто я?" - продолжала она: "Я Мэрион Джеймс, в точности как я вам говорила, девушка, которую никто не замечает, у которой эйдетическая память и исправный мозг, и которая работает-работает-работает переводчиком в китайском посольстве в Маниле".
Она смотрела ему в лицо. Он почувствовал, как кровь отхлынула от его щек, а в животе вспыхнул огонь: "Господи..." - это все, что он смог сказать.
"Эд выбрал именно меня, потому что я была той, на кого никто не обратит внимания".
"Ты с самого начала знала, кто я?"
Она покачала головой: "Но я видела, как ты бежал, когда увидел стрельбу, и я видела твое лицо, когда ты приехал в торговый центр. То, - она улыбнулась и пожала плечами, - отправиться в кругосветное путешествие в середине сорокалетнего возраста - это не невозможно, но очень маловероятно. Журналист или писатель было бы лучше".
" Ты говоришь, как старая рука в этом деле".
"Вовсе нет. Всего пару месяцев. Но я быстро учусь. Я не так глупа, как кажусь".
"Ты вовсе не выглядишь глупо. Перестань так говорить. Так сколько из..." Он сделал жест рукой: " Сколько из остальных ты знаешь?"
"Ни одного. Но я собрал воедино комментарии и ссылки Эда, и то, что я читала в отчетах, которые я переводила и читала. Он сказал мне однажды, что обычно работает только с академиками высшего класса, но я буду полезна, потому что прячу свой свет под бушелем".
"Ты умная. Ты действительно умна".
"Постарайся не показаться удивленным".
"Я и не удивляюсь, Марион. Но ты делаешь эту самоуничижительную английскую штуку. Как будто ты ходишь с большой табличкой на лбу: "Я ничего особенного. Пожалуйста, не замечайте меня". Но это так. Ты умна".
Она пожала плечами: "Спасибо. Ты не собираешься поесть?"
Он угостился едой.
"Как, черт возьми, ты в это ввязалась, Марион?"
"Как ты?"
Он выглядел немного смущенным: "Патриотизм. Я обосновался в Маниле, и Эд обратился ко мне. Он сказал, что правительству США нужны глаза и уши в высших академических кругах, потому что мы наблюдаем за усилением китайцев в южной части Тихого океана. Он сказал, что беседы между учеными могут быть очень показательными, но он также включит меня в список людей, которых приглашают на дипломатические вечеринки и мероприятия, где я смогу получить небольшие крупицы информации". Он пожал плечами: "Он также сказал, что это не повредит моей карьере, если я когда-нибудь решу вернуться домой".
Она осушила свой бокал, и он заметил, что ее глаза блестят.
"Ну, это точно не мой случай. Несколько месяцев назад я попала в серьезные неприятности и накопила огромный игорный долг".
Его брови взлетели вверх: " Ты играешь в азартные игры?"
"Я никогда в жизни не играла в азартные игры. Но я с друзьями загуляла на ночь. Мы оказались в каком-то клубе, и этот привлекательный молодой американец подошел, поболтал со мной и убедил меня пойти в настоящее, местное заведение, где играют в маджонг. Я подумала, что это весело, он показался мне милым, и я согласилась. Пока я играла, он исчез, якобы в туалет, и больше не появлялся. Тем временем очень страшный филиппинец с ножом сказал мне, что я должна им десять тысяч американских долларов, и проценты начинают начисляться прямо с этого момента".
"Ни хрена себе."
"Парень, очевидно, был подставным, потому что на следующий день появился Эд и сказал мне, что он обо всем позаботится, если я окажу ему некоторые услуги".
"Как ты с ним познакомилась?"
"Он появился на моем пороге". Она вздохнула и выглядела смущенной: "Я довольно хорошо училась в Оксфорде. Я изучала китайский язык и получила степень магистра по восточной философии. Каким-то образом слухи дошли до отдела Эда в Пентагоне. ЦРУ, я полагаю. Он меня подставил, а потом завербовал".
"Сукин сын".
"Возможно. Я думаю, он искренне верил, что его действия оправданы, и он действительно пытался достать для меня деньги".
"Он пытался?"
"Он был убит. Я нашла тело и убежала, но у него в кабинете был конверт с моим именем. Деньги были в нем".
"Никаких бумаг, ничего такого?" Она покачала головой. Он сказал: "И каков твой план?".
Она глубоко вздохнула: "Ну, я знала, что якобы безопасный маршрут окажется смертельной ловушкой. Поэтому я подумала, что лучше всего будет сделать то, что я всегда делаю". Она засмеялась: "Это моя "палочка-выручалочка" во всех отдаленно опасных ситуациях: стать невидимой. Поэтому я поехала на юг. Однажды, еще в туманные времена, я провела неделю в Найон-нг-Пангисда с друзьями, поэтому я подумала, что поеду туда, возьму напрокат или украду лодку и поплыву в Дарвин, в Оз. Это долгий путь, но по дороге много островов".
"Ты умеешь плавать?"
"Мой отец учил меня, когда я была маленькой".
Он улыбнулся: "Мой тоже. Мы можем это сделать".
Ее глаза на мгновение затуманились страхом, и она нахмурилась: "Они поймут, что произошло, рано или поздно, и придут за нами. Но найти нас будет гораздо труднее".
"Думаю, да".
"Мы должны держаться как можно дальше от самолетов и такси. Это станет очень заманчиво".
"Согласен".
"Как у тебя с кулаками? Ты один из тех несокрушимых квотербеков? Ты хороший и большой".
Он засмеялся и покачал головой: "Нет, боюсь, что все свои бои я веду мозгами".
"Ну, неважно, если появятся китайцы, ты сможешь заговорить их до смерти, пока я буду бить их по голеням".
Он попытался улыбнуться, но не смог, и стал тыкать вилкой в рис: "Это ведь по-настоящему, не так ли?"
"Конечно, да". Она могла сказать ему, что, конечно же, он должен закончить свой ужин: "Именно поэтому мы должны сосредоточиться на решениях и не зацикливаться на проблеме". Он странно посмотрел на нее, и она улыбнулась ему как Мэри Поппинс: "Строгая верхняя губа и все такое".
Хоффстаддер еще некоторое время ковырялся в еде, затем улыбнулся и протянул руку через стол: "Джей Хоффстаддер".
Она взяла его руку и пожала ее.
"Мэрион Джеймс, снова, все еще".
Некоторое время они ели молча, он делал небольшие укусы, а она честно поглощала еду. Через некоторое время она помахала ему вилкой: "Ты должен спросить себя, когда ты сможешь снова ужинать с красивой блондинкой на пляже на острове Южного моря? Carpe diem, Джей. Или, скорее, карпе курица с орехами кешью, карпе креветки и карпе винум".
"Ты права."
Она покачала головой с набитым ртом и сказала: "Ничего не изменилось, кроме того, что теперь мы знаем".
"Да, пока мы притворялись, я мог делать вид, что этого не было. Теперь это вернуло меня к этому. Это снова сделало его как бы реальным".
Она усмехнулась: "Значит ли это, что теперь ты хочешь свою собственную комнату и перестанешь держать меня за руку?"
"Я женат, Марион. У меня двое детей. Я чувствую себя как бы на каблуках, но это действительно было похоже на другую жизнь, другую реальность."
"Я не хочу знать. У нас и без этого хватает забот, не впутывая в них такие вещи". Она подождала мгновение, уставившись на креветку: "Лично я чувствую потребность в ком-то большом и сильном, за кого я могла бы держаться - метафорически и фактически физически. Если ты больше не он, то мне придется купить плюшевого мишку на рынке".
"Ты замечательная", - сказал он.
Она издала тихий смешок и приложила пальцы к губам: "Извините меня. Спасибо."
"Мне принести чек?"
Она покачала головой: "Я намерена прожить следующие несколько дней так, как будто они мои последние. Вполне возможно, что так оно и есть. Поэтому я собираюсь выпить большой коктейль "Бейлиз" со льдом, а тебе я настоятельно рекомендую взять лучший виски, который у них есть".
Час спустя они прогуливались по многолюдной Хай-стрит, все еще оживленной, со всеми домами и магазинами, все еще открытыми для толпы, с ее рукой, переплетенной с его рукой. Далеко на севере в небе ритмично перемигивался красный огонек, который становился все ярче.
Они поднялись по лестнице в спальню, вошли внутрь, заперли дверь старомодным ключом, и Марион села на кровать.
"Паром отходит завтра в семь тридцать утра. Мы должны быть на ногах и позавтракать к шести".
Он кивнул: "Понятно. Ты купила зубные щетки и пасту?"
"В корзине. Не знаю, как у тебя, а у меня спина горит". Они уставились друг на друга, он в дверях ванной, она все еще сидела на кровати: "Наверное, неплохо было бы намазать еще крема", - добавила она.
"Марион, я не обманщик. Я люблю..."
"Не надо!" Она покачала головой: "Это другая жизнь. Это другая, параллельная реальность". Ее лицо сжалось от боли, а на глаза навернулись слезы: "Ты не обязан, если не хочешь".
Он не двигался, не отвечал некоторое время. Затем он тихо сказал: "Но я хочу".
И пока они прижимались друг к другу, никто из них не слышал рева двигателя над ними.