— Как вы это объясните, Поттер? — на лице Министра отразилась такая гамма эмоций, что Гарри невольно позавидовал. Он бы не смог так естественно и быстро сменить гнев на нетерпение, нетерпение на отвращение, отвращение — на презрение, а после, как вишенка в сложном десерте — брезгливость.
— Что именно, сэр?
— Вот это, — Министр бросил ему газету, словно это была навозная бомба.
Гарри взял ее со стола, развернул, уже догадываясь, что увидит. Со спокойствием, которого он не мог подозревать в себе, он прочитал очередную гнусную инсинуацию бульварного писаки. Все же у него был самый лучший учитель. Нужно будет поблагодарить Малфоя за уроки выдержки.
— И вы верите этому? — он посмотрел поверх газеты на Министра, нервно постукивающего пальцами по столешнице.
— Я могу думать все, что угодно, но читатели верят… как там его?
Поттер скользнул взглядом вниз и, прочитав имя автора, ответил:
— Какой-то Джон Берлинер. Странно…
— Что еще?
— Странная фамилия у него. Берлинер — это такие пончики с джемом.
— Это все, что вас волнует?
— А что еще?
— Неужели вы можете сказать только это?
— Сэр, я не понимаю…
— Кончай ломать комедию, Поттер! — взорвался Министр. Его лицо нездорово покраснело, как это бывает у сердечников. — Отвечай, это — правда? То, что написано в статье!
— По-моему, вы уже сделали свои выводы…
— Поттер… — с угрозой начал Министр, рванув ставший слишком тесным галстук.
— Что вы хотите от меня услышать? Что я сплю с Малфоем? Что он — Палач, и я делаю все, дабы выгородить своего любовника? Или подробности того, с каких пор я педик? Или то, почему почти без писка выпускают арестованных мной? Что вы хотите от меня?
— Так значит это — правда… — скорее утвердительно, чем вопросительно проговорил потрясенный Министр.
Гарри сидел, непринужденно закинув ногу на ногу, с внезапно проснувшимся отвращением разглядывая шефа. По всему выходило, что годы безупречной службы строем шли дементору в жопу, стоило одному недоумку что-то вякнуть. Так стоила ли тогда эта служба бессонных ночей, одиночества, срывов, запоев, сделок со своей совестью, только лишь бы обыватели могли спать спокойнее? Те самые люди, что раньше смотрели на него, как на живое воплощение Немезиды, теперь взахлеб вычитывали грязные домыслы и со смаком обсуждали это в кругу семьи, друзей, коллег. А не пошли бы они все!
Видимо, что-то почувствовав, Министр откашлялся и сказал:
— Нам удалось придержать этот тираж, но утром он выйдет в печать, мы ничего не сможем сделать. У вас есть время… — тут он замялся: все же не часто приходится увольнять одного из лучших оперативников.
— Не мучьте себя, сэр. Сегодня я сдам дела, кому скажете, и когда выйдет тираж газеты, никто не сможет обвинить отдел в предвзятости.
— Поймите правильно, Поттер…
— Я все понимаю, шеф. Скоро выборы, а такие скандалы отнюдь не поднимают рейтинг претендента на пост Министра магии. Всего вам доброго, но не рассчитывайте на мой голос.
Гарри встал, нарочито аккуратно свернул и положил на стол мерзкую газетенку и, чеканя шаг, направился к выходу, но на пороге его догнал неожиданный вопрос:
— Куда вы теперь, Гарри? Может, я смогу похлопотать за вас…
— Куда? — Поттер обернулся и холодно посмотрел на Министра внутренних дел Аврората, пытающегося сохранить видимость доброжелательности. — В отпуск. Я не был в отпуске десять лет. Мне кажется, самое время погреть старые кости на жарком пляже и подлечить боевые ранения. Так что за меня не переживайте, я не пропаду, — Гарри посмотрел на бывшего шефа долгим пронзительным взглядом. — А вы далеко пойдете, гораздо дальше, чем я смог бы послать вас, — и вышел из кабинета.
Он шел по коридорам, встречая бывших коллег, бывших друзей. Теперь все смотрели на него как-то странно, будто он инопланетянин. «Знают, — подумал Гарри. — Все уже в курсе этой статьи». Как ни странно, это его больше не трогало. Все их взгляды и шепотки за спиной словно отскакивали от него, не задевая ни самолюбия, ни гордости. Он стал выше сплетен. И снова благодаря Малфою.
— Шеф, вы куда? — на дороге внезапно возник Стив. Несмотря ни на что, он продолжал смотреть на него как на кумира, и только поэтому Гарри неохотно ответил ему:
— Я ухожу, Стив.
— В отпуск?
— Нет, совсем. Я уверен, что ты станешь очень толковым оперативником, Стив. Я еще буду гордиться, что учил тебя основам.
— Я не понимаю, шеф, — недоуменно захлопал глазами Стивен. — Но почему?
— Потому что Малфой — педик, — внезапно выдал Гарри и чуть истерично расхохотался. Что бы он там не воображал по поводу своей брони от всех сплетен, но его все же пробрало. Продолжая хохотать, словно сумасшедший, Гарри пошел дальше, оставив Стива растерянно смотрящим ему вслед. Постепенно недоумение на лице Стива сменилось жаждой решительных действий.
* * *
Он шел по коридору редакции и видел только заветную дверь, за которой, как ему сказали, и сидел тот самый «сказочник», сочиняющий небылицы о них с Малфоем. Он не видел никого, но встречные люди шарахались от него в ужасе и, едва придя в себя, бежали рассказать, что только что видели Демона в том самом обличье, в котором он представал перед преступниками. Говорили об этом с коллегами, нервно подкуривая сигареты или наливая себе кофе трясущимися руками, и подспудно были благодарны судьбе, которая пронесла их от встречи с Гарри Поттером, находящимся в состоянии холодного бешенства.
Не постучав, Гарри вошел в дверь небольшого кабинетика, где притулились один к другому три стола, и что-то судорожно печатали трое молодых борзописца. Вот двое из них недовольно подняли на вошедшего глаза, словно осуждая за прерывание творческого процесса и полета авторской мысли, но, увидев чуть прищуренные глаза Демона Авроры, разом побледнели. И вдруг, не сговариваясь, молча встали из-за своих рабочих мест и тихонько вышли, стараясь не привлекать к себе внимание Поттера, от чьего взгляда, казалось, могла замерзнуть преисподняя.
Они остались наедине: Поттер и увлеченно что-то строчащий молодой человек. Гарри мог бы поклясться, что тот сейчас сочинял очередную небылицу о нем и Драко. Одну из тех, что уже стоили ему карьеры, а Малфою могли стоить жизни.
Неслышно подойдя к столу, Гарри одним махом скинул на пол все, что находилось на нем. Зашуршали взметнувшиеся листки чистой и исписанной бумаги, жалобно звякнула пишущая машинка, словно пуговицы, сыпанули во все стороны ее костяные клавиши, разбилась старинная чернильница-непроливайка, раскололся с глухим стуком тяжелый малахитовый подстаканник для перьев и карандашей. Тот, кто подписывался Джоном Берлинером, вскрикнул и начал привставать с места, готовясь произнести отповедь наглецу, посмевшему учинить такой разгром, но, наткнувшись взглядом на зеленые глаза хищника, что сейчас стоял, нависая над ним, Джон передумал и, чуть слышно пискнув, сел обратно.
Мистер Берлинер бледнел все больше, представляя миллион и еще один способ, с которыми Демон мог с ним расправиться, и, прекрасно понимая, что Поттер все мысли читает по его лицу, пугался еще сильнее. Несмотря на то, что Главный Аврор впал в немилость, он еще очень многое мог, и что-то подсказывало несчастному Джону, что нашивка Аврора только сковывала его, а теперь… Вообразив, что вот прямо сейчас его начнут убивать, Джон нервно сглотнул и зажмурился. Только бы поскорее. Не хотелось бы на себе испытать те заклятия, о которых, шепотом и нервно озираясь, рассказывали ему некоторые заключенные, брошенные в Азкабан Поттером. Уж лучше быстрая и милосердная смерть, чем…
— Кто? — спросил Поттер, продолжая уничтожать взглядом этого трясущегося червя.
— А? — поняв, что прямо сейчас, кажется, его не будут убивать, Джон приоткрыл глаза.
— Кто сливал тебе информацию?
Уверенный и повелительный тон подсказал Джону, что он не должен юлить — Поттеру и так дорогого стоило говорить с ним после всех тех статей, а значит, не нужно и дальше дразнить гусей.
— Один парень из Аврората.
— Его имя?
— К-кажется, Стивен. Да-да, точно! Стивен Питтерсон его зовут! Не бейте меня, пожалуйста, — жалко пискнул Джон и снова зажмурился, в любой момент ожидая Круцио в лоб, но внезапно что-то изменилось. Он не мог объяснить себе, что именно, ведь не раздалось ни шороха, не чувствовалось и мимолетного движения воздуха, а ведь Джон напряженно ожидал возмездия. Просто исчезло ощущение Присутствия чего-то страшного.
Сделав неимоверное усилие, Джон открыл глаза и выдохнул с таким облегчением, с каким переводят дух люди, почувствовавшие на своей щеке дыхание самой Смерти, чудом — на миллиметр, на волосок — разошедшейся с ними. Она и разминулась с ним, отойдя от скрученного страхом человечка, побрезговав. Схватив себя за волосы, Джон Берлинер истерично рассмеялся, еще не чувствуя, как под ним растекается вонючая лужа.