* * *
Праздник в честь Рождества в Малфой-мэнор был на удивление скромным и по-семейному теплым. Гарри с удовольствием общался с Андромедой и Тедди, расспрашивая последнего об учебе в Академии при Министерстве магии и о планах на будущее. Тедди отвечал, отчаянно стесняясь и пряча глаза. Тогда Поттер пожал ему руку и отошел к Нарциссе, которая пристально следила за тем, как общаются ее сын и внук.
Пройдя мимо елки, Гарри закатил глаза и покачал головой — эльфы в своем стремлении выразить восхищение и любовь, как обычно, перегнули палку. Пушистая нарядная ель в Большой гостиной едва виднелась из-за груды ярких аляповатых свертков, где на каждом значилось только его имя. Гарри не понимал, чем заслужил такую любовь эльфов, но их благодарность не знала границ. Свертки для семейства Малфой и их гостей казались ничтожно малыми по сравнению с этой пирамидой Хеопса.
— Нарцисса, простите меня за этот бедлам, — в который раз извинился перед хозяйкой дома Гарри. — Мне очень неловко, правда!
— Ах, дорогой, оставьте это! Мне кажется забавным такое преклонение. Люциус бы тоже оценил, доведись ему это увидеть, — тут Нарцисса помрачнела и надолго замолчала.
Гарри сочувственно сжал ее руку и украдкой огляделся в поисках Драко.
Малфой стоял у камина и разговаривал с сыном. Скорпиус казался точной копией отца, но с более мягкими и немного смазливыми чертами лица. «Возмужает — станет очень красивым мужчиной. От девчонок, наверное, и сейчас отбою нет», — подумал Гарри, разглядывая Скорпиуса.
Но тут младший Малфой вдруг скорчил такую знакомую презрительную гримасу и резко отшатнулся от Драко, как от зачумленного. Тот попытался удержать его за рукав, что-то шепча, но Скорпиус рванулся и, не стесняясь гостей, закричал:
— Никогда тебе этого не прощу! Пошел ты, знаешь куда со своими подарками! — парень пронесся мимо, не глядя ни на кого, но Гарри услышал, как он процедил сквозь зубы: — Гребанный педик.
Поттер посмотрел на Драко и увидел такую боль на его лице, что у самого что-то кольнуло в груди. Драко смотрел сыну вслед так, будто бы прощался с ним навсегда. Ему понадобилась минута, чтобы прийти в себя, снова нацепить маску радушного хозяина дома и извиниться перед гостями за поведение сына. Андромеда и Тедди сделали вид, будто бы ничего не произошло, но Гарри чувствовал, что сцена оставила неприятный осадок. Едва дождавшись десерта, они поспешили откланяться, ссылаясь на срочные дела. Хозяева дома сделали вид, что верят им.
Как только закрылась дверь, Нарцисса извинилась и ушла к себе. Только сейчас Гарри заметил, как стара на самом деле мать Драко. Смерть мужа полгода назад и выходки внука не прошли для нее бесследно. Опираясь на руку рослого и сильного домовика, Нарцисса ушла в свои покои. Гарри и Драко остались одни в огромной гостиной. И вдруг Поттер почувствовал себя ужасно нелепо в этой праздничной обстановке, в тесном фраке, среди переливающихся серебристыми огоньками красивых и нарядных гирлянд, летающих музыкальных свечей и глуповато хихикавших феечек. Праздник и без того казавшийся вымученным и фальшивым, закончился катастрофой.
Драко обвел комнату пустым взглядом и хлопнул в ладоши. Огни тут же погасли, гостиная погрузилась во мрак и тишину. Осталось только рыжее живое пятно света от камина. И длинная тощая тень Малфоя на полу. Гарри стало не по себе. Ему вдруг почудилось, что к Малфою тянутся темные недобрые силы, желая утащить его с собой туда, где нет света и нет надежды.
Гарри шагнул к Драко и сжал его плечо. Ему показалось важным сделать этот жест, выразить Малфою свою поддержку. Тот молча поднял голову, его лицо было в тени, но светлые серые глаза, казалось, светились каким-то потусторонним светом. Драко сделал шаг навстречу и с еле слышным стоном уткнулся лбом в плечо Гарри, которому ничего не оставалось, как обнять его.
Прошло всего три дня с тех пор, как дело о Палаче привело его к Драко Малфою. И вот уже три дня у Поттера никого не было ближе. Как быстро изменились их натянутые отношения, превратившись из отчужденных в теплые и доверительные. Гарри до сих пор не верилось в это, но последние события все больше убеждали его в этом. Малфоя хотелось защитить любой ценой, и Гарри чувствовал в себе силы и возможность сделать это. Рядом с Драко он казался сам себе значимым и нужным. Рядом с Драко с его манерностью, страхом, неудачливостью, порочными пристрастиями Гарри казался себе гораздо более мужественным и сильным.
Становилось жарко, и Поттер не мог понять, жар ли это от камина или от Драко, все еще прижимающегося к нему, прячущегося на его плече от проблем и боли. Чтобы разорвать это неловкое молчание и отогнать от себя лишние ненужные мысли, Гарри спросил:
— Что случилось с твоим сыном. Почему он вылетел отсюда, словно ужаленый?
— Я расскажу. Я знаю теперь, что тебе можно доверять, Поттер. Только дай мне выпить, иначе я не выдержу и сделаю глупость.
— Мы уже вчера неплохо набрались, если помнишь, — попробовал пошутить Гарри. — Ладно, пойдем в мою комнату, заодно осмотрюсь.
Они вошли в гостевую комнату, хотя по справедливости ее нужно было бы назвать квартирой, и сели в кресла у маленького столика. Свет они не включали. Зачем? Гарри не хотелось видеть боль на лице у Малфоя, а Малфою не хотелось ее показывать.
Гарри молча прошел за выпивкой к бару и, не глядя, схватил первую попавшуюся бутылку. С сухим хрустом свернул крышку и принюхался. Оказалось, что напиваться они будут коньяком. Он вернулся к столику и в лунном свете разглядел пузатые коньячные бокалы и маленькие тарелочки с тонко нарезанными лимонами, посыпанными тертым ароматным шоколадом. Гарри поневоле сглотнул слюну.
— Я же говорил, что мои эльфы будут тебя боготворить, — усмехнулся Малфой. — Наливай, чего ждешь?
Они долго пили молча, смакуя коньяк, закуску и боль. Каждый думал о своем, каждому нужно было помолчать, ощущая надежное тепло рядом. Когда Драко заговорил, Гарри вздрогнул: он уже стал привыкать к звенящей тишине, нарушаемой только звуком льющегося коньяка.
— Однажды я имел глупость влюбиться в парня, будучи еще женатым, — голос Малфоя был тихим и немного хриплым. — Веришь-нет, Поттер, я просто потерял голову, обезумел от страсти и нежности. С нами, гребанными педиками, это тоже бывает, — горько усмехнулся он. — Я был не в себе, таскал его на все премьеры, ходил по ресторанам, возил его по курортам всего мира. Вел себя так, словно послезавтра конец света. Хотел все успеть, не оглядывался ни на кого. Отцу с трудом удавалось затыкать жадные рты газетчикам, но кое-какие сплетни все же просачивались в прессу. Мне было плевать. Я любил так, как не любил никогда, да и не полюблю уже, наверное. Астория плакала, пыталась наладить наши отношения, но я только отдалялся от нее. Мне казалось странным проводить время с ней, когда я могу быть с Ним! Я почти ушел из дома, останавливала только угроза лишения наследства. Я согласился поддерживать внешние приличия в обмен на то, чтобы от меня все отстали.
Однажды я настолько обезумел, что привел своего любимого к себе, забыв, что дома гостит Скорпиус… — и Драко замолчал надолго. — Он вошел в комнату как раз тогда, когда его отец драл своего любовника в задницу так, что кровать грозила рассыпаться. Он стоял и смотрел на это, пока я не кончил и не скатился с любовника. Вот тогда я впервые увидел ненависть в его глазах. Я, бывший для него примером для подражания, оказался всего лишь грязным педиком, не стесняющимся приводить хахалей на супружеское ложе. Скорпиус сопоставил слезы и угнетенное состояние Астории, мои постоянные отлучки, грязные намеки в «Пророке». И возненавидел меня так сильно, как можно возненавидеть только низвергнутого идола.
Астория в ту же ночь собрала вещи и ушла из моей жизни. Сегодня был первый раз с той самой ночи, как я увидел Скорпиуса. Увидел, чтобы выслушать новые оскорбления.
— Он простит тебя. Он все еще тебя любит, потому так сильно и ненавидит. Когда он повзрослеет и отбросит этот юношеский максимализм, он найдет в себе силы простить тебя.
— Нет, не простит. Я сам себя никогда не прощу. После этой истории Люциус слег и вскоре умер. Его смерть тоже на моей совести. Я не смог стать тем сыном и отцом, которым можно было бы гордиться. Я подвел двух самых дорогих мне людей. Я полный неудачник, Поттер. Так что, может оно и к лучшему, что я теперь вляпался в историю с маньяком. Приговорят к Поцелую — и дело с концом!
— Не смей так говорить! Никто не заслуживает такой участи! И особенно ты!
— Что ты знаешь обо мне, Поттер? — устало вздохнул Драко. — Мы встретились впервые за многие годы. Прошло всего три дня.
— Поверь мне, я умею разбираться в людях, Малфой. И разве тебе не кажется, что мы стали ближе? — спросил Гарри и замер.
— Значит, мне не почудилось? — после некоторого молчания произнес Драко, и Гарри облегченно выдохнул: ему было очень важно, чтобы Малфой чувствовал то же, что и он.
— Нет, не показалось. Мы стали гораздо ближе, чем могли бы когда-нибудь предположить.
— Знаешь, я очень рад этому.
— Я тоже.
Они снова пили молча, но теперь из этой тишины вокруг них исчезла гудящая, тяжелая горечь боли и утраты.