— Тине? Как так вышло? Ты никогда не говорила мне об этом.
— Только что произошло, у меня не было возможности обсудить это с тобой. Лиззи думает, что в Мейплдоне происходит что-то вроде «степфордских жен» — что ежемесячные собрания женщин были в некотором роде ключом к плохим событиям в деревне. Ключом к тому, чтобы ее отца посадили в тюрьму.
— Это абсурд, — сказала Мюриэл. — Чем больше ты говоришь, тем больше я уверена, что это она. Она очень испорченная молодая женщина, Анна. Там тебе нужно быть осторожной.
— Я так и сделаю. В любом случае, давай посмотрим, что у нас есть в этом торсе. — Анна просунула два пальца внутрь углубления, через отверстие, где должна быть нога, и вытащила сложенный листок бумаги. Она уже собиралась положить тело на стол, когда кое-что еще привлекло ее внимание. — Тут что-то еще.
— О, и что теперь? — Голос Мюриэл звучал подавленно.
Анна ожидала чего-то в дополнение к телу куклы, чего-то значительного, поскольку это была годовщина, но все же она почувствовала прилив паники. Ее пальцы дрожали, когда она схватила маленький круглый предмет и вытащила его. Она уставилась на покрытый тканью шарик, лежащий у нее на ладони.
— Открой, — сказала Мюриэл. Ее голос потерял всякую силу. Она была напугана. Это напугало Анну.
Она осторожно развернула маленький сверток. У Анны перехватило дыхание, когда она поняла, что держит в руках.
— Черт! — выдохнула Анна. Мюриэл не ругала ее за использование языка. Анна почувствовала, что она думает о том же. — Как? Почему? — Анна не могла привести в порядок свои мысли.
В ее руке лежал маленький серебряный медальон в виде сердечка на изящной цепочке.
И они обе знали, кому он принадлежал.
Ни один из них не смотрел на другого.
— Записка могла бы все объяснить, — прошептала Анна.
— Нет! Не читай! — Мюриэл наклонилась вперед, пытаясь взять бумажку со стола. Анна оказалась проворнее.
— Боже, мам! Почему? Мы можем… и на самом деле нам это нужно. Мы должны знать, о чем там написано и почему? Не говоря уже о ком?
Лицо Мюриэл исказилось. Слезы потекли из ее прищуренных глаз. У Анны сжалось в груди. Что, черт возьми, это была за реакция?
— Не надо, Анна. Это будет ложь, вздор. Как и все остальное. Ничего хорошего из этого не выйдет.
— Про то, чтобы копаться в прошлом, да, я знаю. Вы с Нелл очень хотели мне это сказать. Вы обе что-то скрываете — не думай, что я не знаю. А теперь давай. Пришло время правде всплыть на поверхность.
Мюриэл покачала головой, слезы все еще текли по ее лицу.
Неужели Анна вот-вот узнает, что натворила Мюриэл? Она, очевидно, думала, что все это вот-вот выйдет наружу. Вот почему она не хотела, чтобы Анна читала записку.
Внимательно наблюдая за матерью, Анна развернула бумагу.
КТО-ТО ДОЛЖЕН ПРИЗНАТЬСЯ, СЕЙЧАС ЖЕ!
Анна собиралась закричать, сказать, что это повторение записки, найденной в ноге. Но слова продолжались.
Ноги Анны ослабли. Ее рука налилась тяжестью, она опустила руку, и записка выпала из нее. Мюриэл медленно наклонилась, чтобы поднять ее. Она прочла, затем протянула руку Анне.
— Дорогая, прости меня.
Анна уставилась на нее, открыв рот. В этом не было никакого смысла. Слова были неправильными. Должно быть, она неправильно их прочла. Она выхватила листок из рук матери и посмотрела еще раз.
Нет, она не ошиблась. На этот раз она прочла слова вслух.
— И ЭТОТ КТО-ТО — ТЫ, БЕЛЛА.
Глава 80
2019
Лиззи
— Я думаю, тебе нужно вернуться на несколько шагов назад. Расскажи мне с самого начала.
— У тебя впереди вся ночь? — Билли слабо улыбнулся.
— У меня есть столько времени, сколько потребуется, — сказала Лиззи. Она взяла свой мобильный телефон и набрала сообщение Дому. Сигнала, как и ожидалось, не было, но она надеялась, что Дом получит сообщение до того, как у него будет время по-настоящему беспокоиться о ней. Затем она настроила свой телефон на запись, положив его на маленький квадратный меламиновый столик перед ними.
Билли закрыл глаза и глубоко вздохнул.
— Это странно. Я хранил это в себе тридцать лет. Почти столько же, сколько я был за решеткой. Мне кажется почти неправильным снова говорить об этом сейчас. Может быть, мне следует оставить спящих собак лежать.
— Но какая от этого польза? Если ты невиновен, как ты говоришь, значит, виновен кто-то другой. Почему это должно сходить им с рук?
— Я и не жду, что ты поймешь, Элиза.
— Можешь называть меня Лиззи, пожалуйста?
— Конечно. Кажется, никто больше не хочет быть самим собой. Может, мне тоже стоит сменить имя?
— Вообще-то, я думаю, тебе следует. В любом случае, хватит тянуть время. Я хочу услышать твою точку зрения. Мне нужно знать. Я понимаю, что тебе, должно быть, трудно говорить об этом все эти годы спустя, но для меня важно знать правду. Тебе не кажется, что я этого заслуживаю? А Тина Хейз? Эта бедная женщина ужасно страдала, гадая, где ее девочка.
При упоминании Тины Лиззи заметила, что лицо Билли побледнело. Она была права. Когда она увидела, как близко они стояли на фотографии, она поняла, что между ними было больше, чем кто-либо другой знал. Именно ее имя теперь казалось волшебным словом, которое заставило Билли Коули начать свой рассказ.
— Верно. Хорошо. Итак, Мюриэл Фишер начала это дело. Вся кампания по изгнанию меня из деревни исходила от нее. Она была силой, стоящей за всем этим. Сначала я подумал, что ее сердце на правильном месте. Ты была странным ребенком. — Билли посмотрел ей в глаза, склонив голову набок. — Извини, но это правда. Не то чтобы это была твоя вина…
— Все в порядке. Я поняла. Продолжай, — сказала Лиззи.
— Я думаю, она увидела в тебе повреждения еще до того, как я по-настоящему это понял. Но вместо того, чтобы искать настоящую причину, она предположила, что я… издеваюсь над тобой… — Он с трудом произнес эти слова. — Как только она вбила себе это в голову, ее уже было не остановить. Она искала доказательства этого, но когда не нашла ни одного, решила вместо этого все выдумать. Я уже дал ей идеальную биографию, ты знаешь, что деревенские дети решили, что я чудак, и преследовали меня?
— Да. У меня нет никаких воспоминаний об этом, но я все слышала об играх «Тук, тук, Джинджер» и о том, что ты всегда был главной мишенью.
— Да, и через некоторое время, помня о том, что я был в горе и беспорядке, я сдался и подыграл.
— Что ты имеешь в виду?
— Это стало так утомительно, постоянный стук в мою дверь, камни, брошенные в окна. Полицейский ничего не собирался делать, дети каждый раз обгоняли этого жирного педераста.