Ткачёв вышел на работу второго января и слегка задержался у дверей кабинета, рассматривая новую табличку — Заместитель Председателя КГБ СССР генерал-майор Ткачёв А. В..
Удовлетворенно улыбнувшись, зашёл в приёмную. Поздравил вскочившего со стула Жевнова с прошедшим праздником, но вдруг понял, что так и не знает его имени.
— Лейтенант, простите… А как ваше имя?
Жевнов смущенно опустил голову.
— Я не очень… Аристарх, товарищ генерал.
— Дааа! — удивленно протянул Ткачёв. — И как тебя называют приятели?
— Кто… Риста, кто — Аря…
Андрей Викторович с трудом сдержал смех.
— Вот что… Аристарх. Скажите Трофимову, чтобы через два часа машина была готова. И вызовите ко мне майора Гришаева.
Майор уже давно засиделся на своей должности, а в связи с реформированием отдела, Ткачёв хотел ему предложить должность своего заместителя и поручить более «тонкие» дела. Оперативную группу тоже бы хотелось расширить, но генерал думал, что по возвращению Лизы из командировки, он, наконец, официально прикрепит к оперативникам Жевнова — ему нравился этот исполнительный молодой лейтенант, раз в неделю летающий в Узбекистан для связи с группой Хмеля.
Андрей Викторович только открыл дверь в кабинет, как Жевнов его остановил.
— Товарищ генерал. В аэропорту я заметил, что за мной наблюдают.
— Вот как! — Ткачёв призадумался. — Как думаешь, кто это?
Лейтенант полетел вчера вечером, а вернулся сегодня рано утром. Летал он в Узбекистан, только для того, чтобы передать Хмелю распоряжение генерала. Обычно в Ташкенте Жевнова встречала Лиза, забирала записку от Ткачёва и передавала документы, собранные группой. Но в этот раз документов она не передавала. Иначе Трофимов привёз бы их утром на дачу. Ответ лейтенанта озадачил:
— Это не из Управления, и не менты. Они прокололись всего раз — на пустяке.
— А подробнее?
— Пал Палыч опаздывал, и я решил позвонить ему в машину. У стоявшего рядом с таксофоном человека попросил «двушку». Так он на меня как-то удивленно посмотрел, будто не знал, что это такое. Мужчина, лет сорока. Одет простецки, но лицо какое-то… холёное. Он потом головой мотал, мол, у него нет монеты, но затем, когда Трофимов приехал, и я вышел к машине, то встал к таксофону и набирал номер.
— По дороге ничего не было?
— Вы же знаете, Пал Палыча. Он наблюдение нутром чует. Так вот он обмолвился, что не понимает — следят за машиной, или нет.
— Хорошо, Аристарх. Спасибо. Я подумаю над этим…
«А вот это плохо!» — думал генерал, входя в кабинет. — «Жевнов заметил слежку, а Лиза могла и не заметить. Но она там с Хмелём, уж он сможет обезопасить свою связь».
Зашёл Гришаев, и Андрей Викторович долго с ним разговаривал. Майор остался доволен назначением и рабочими перспективами.
— Вот что меня волнует в первую очередь, — генерал засобирался на встречу с группой Глушко. — Евгений Арсеньевич, попрошу вас проанализировать возможные направления террористических акций, как территориально, так и по персоналиям. Уделите особое внимание Средней Азии и Кавказу, но и другие районы не игнорируйте.
Ткачёв не успел выйти из приёмной, как наткнулся на спецкурьера из секретной части. Он передал генералу толстый пакет. В сопроводительной записке был обозначен отправитель — Отдел генерала Питовранова. Пришлось возвращаться в кабинет.
В служебной записке за визой Андропова, аналитиками Питовранова выдвигалась версия покушения на первых лиц государства. Версию подтверждали секретные документы, переданные агентами КГБ.
«А ведь только пятнадцать минут назад разговаривал об этом с Гришаевым», — подумал Ткачёв, убирая вскрытый пакет в сейф. Но больше всего Андрея Викторовича насторожило то, что в марте Брежнев запланировал поездку в Узбекистан. Это, кстати, тоже указывалось в записке.
Сопоставив сведения, Ткачёв решил, что группе Шмеля нужно ускорить выполнение задачи по ликвидации криминально-террористических групп в Советской Средней Азии. Фактов их деятельности было выявлено достаточно.
Андрей Викторович, послужив в Комитете Госбезопасности с год, уже понял, что напролом и напрямую ничего делать нельзя — обязательно попадёшь в неугодные кому-либо из высшего эшелона власти. Андропов хоть и обладал могущественным авторитетом, но зачастую и он должен был соблюдать «правила игры». И чтобы Юрий Владимирович не нарушал эти правила, прикрывая Ткачёва, Андрей Викторович должен был готовить ходы, не попадая под прямое подозрение. А ещё лучше, чтобы подозрение падало на других.
Умение оперативного работника связывать факты и расставлять приоритеты в следствии, и тут помогали Ткачёву сделать нужный выбор. Обозначая конечный результат, Андрей Викторович раскручивал связи в обратную сторону — к началу. И тогда схема действий становилась отчетливо понятной. Правда, в плане Андропова «Бросок кобры» таких схем было много и требовалось увязать их всех вместе.
Сам план был достаточно прост — используя погрязших в коррупции и распутстве высших чиновников партии, столкнуть их лбами и занять место Генерального Секретаря. Чтобы провести затем ряд экономических и социальных реформ. И попробовать сохранить огромную страну в целости, не смотря на продолжающуюся операцию западных спецслужб по устранению СССР, как единого социалистического государства.
Андропов хотел, опираясь на КГБ и ВПК, ведомый ярым сторонником социализма маршалом Устиновым, прекратить прямое идеологическое влияние США и стран Запада на советских людей, изменить ряд постулатов в идеологии и, наконец, закончить «Холодную войну», развязанную Хрущевым в конце пятидесятых годов. Для этого нужно было «вычислить» тех партработников, деятелей культуры и представителей министерств, кто мог сотрудничать с ЦРУ и прочими спецслужбами. А ещё тех, кто своими действиями подрывал авторитет КПСС в народных массах.
По мнению Андропова — Брежнев, Суслов, Щелоков, Рашидов и другие слишком многое себе позволяли, а некоторые, например Рашидов, стали считать своей часть территории страны, верша судьбами людей, будто собственностью.
Фактов хватало. Мало того, к «преступным» сообществам, типа Брежнева-Щелокова, стали примыкать откровенные подонки, а ведь и Галина, и Светлана имели большое влияние на самом верху правительственной власти. И Михаил Андреевич Суслов «прикрывал» поступки Галины Брежневой, считая, что «девочка просто балуется». Так же считал и Леонид Ильич.
«Деятельность» таких сообществ была на руку западным спецслужбам, и они всеми силами старались её поддерживать, вводя в круг своих людей.
— Сергей Порфирьевич, я перенацеливаю опергруппу на наблюдение за Сусловым, — рисовал Ткачёв схему. — Вам и Воронкову необходимо максимально возможно выявить контакты медперсонала, обслуживающего Михаила Андреевича.
— Иван Иванович, — удивился Глушко. — А ты не охренел?! Нас на километр не подпустят к больнице…
— Вам в больницу не надо, — прервал его Андрей Викторович. — Там своя охрана. Вам нужно выявить контакты вне больницы. Врачи, медсестры, нянечки… У всех есть своя жизнь. И её надо "прощупать". Малейшая зацепка за что-то, что вызывает подозрение. И сразу сообщать мне.
— Ладно, — буркнул Глушко, поглядывая на Ворона, но тот задумчиво молчал. — Ты-то что молчишь?
— Я что?! — встрепенулся вор. — Иван Иванович ставит, так сказать, задачу. Я только не догоняю, зачем нам всё это нужно. Помрет этот старый пердун на койке, так и хрен с ним! Юре Андропову это только на руку… Да и Гришин присмиреет.
— Так вы не охранять будете, а выявлять возможные контакты с…
Тут Ткачёв недоговорил, задумавшись.
А, действительно, зачем ему больница? Правильно говорит Воронков — Суслов сейчас, как отработанный материал.
Андрей Викторович порвал лист с нарисованной схемой под удивленным взглядом Глушко. Взял новый, стал рисовать другую схему.
— Недавно в секретариате ЦК появился бывший первый секретарь Ставропольского обкома — Михаил Горбачев. Вот за ним и присмотрите.
— Ты не болен, Иван Иванович? — Глушко вытаращил глаза. — Что-то ты так быстро изменил задание?
— Здоров я, — недовольно выговорил Ткачёв. — Много вводных за сегодня. Вот мысли и скачут.
— И что будем делать с этим Горбачевым?
— Этот персонаж не так прост. Суслов к нему благосклонен, да и Андропов имеет виды. А связи его какие-то странные. Так что работайте по нему плотно, но незаметно. Есть предположение, что не только вы будете вести его разработку. Короче, действуйте крайне осторожно.
— Ладно, — кивнул Глушко. — И сколько у нас времени?
Ткачёв выпрямился, бросил карандаш на лист со схемой.
— Достаточно. Я некоторое время буду в командировке. Связь держите через моего шофёра. Я ему доверяю.
После встречи с Глушко Ткачёв поехал на дачу — проведать группу Кума. По дороге Андрей Викторович раздумывал о том, что теперь у него в подчинении целая сеть подразделений, начиная от официальных и заканчивая законспирированными. И ему в скором времени понадобиться бухгалтер, чтобы вести по всем расходы. И если Хмель и Глушко как-то сами могли обеспечивать себя, то группу Кума поддерживать стоит, несмотря на то, что Ткачёв оформил бойцов в собственную охрану.
— Здравия желаю, — пробасил Кум, пожимая ладонь генерала, вышедшего из машины. — Мы тут немного хозяйничаем. Ты уж не серчай.
Ткачёв отмахнулся, увидев незначительные изменения — навес над столом и расширенный погреб.
— Собирайтесь. Через неделю едем в Узбекистан. Работы много, времени мало, — Ткачёв коротко объяснил Куму задачу. — Едем спецбортом, так что пишите список необходимого снаряжения.
— А я?! — спросил Трофимов.
— Ты, Пал Палыч, нужен мне здесь. Твою задачу объясню позже.
Гурам Ефимович размеренно поедал торт «Славянка», купленный Ткачёвым в кулинарии ресторана «Рига».
— Вот что я вам скажу, Андрей, — Толь с удовольствием хлебнул чай. — Вам никак нельзя, чтобы на Брежнева было совершено покушение. Этого допустить ни в коем случае нельзя! Чтобы Леонид Ильич рассердился на Рашидова необходимо сделать что-то такое… выходящее за рамки их дружбы. И чтобы Брежнев увидел это своими глазами. Тогда вам будет зелёный свет по Рашидову.
— И как это сделать?!
— Думайте, Андрей, думайте… Брежнев стал очень самолюбив. Сыграйте на этом. Допустите, что покушение на него сам Рашидов и подготовил. У вас же, наверняка, есть куча материала по окружению Шарафа. Насколько я помню, самый его близкий соратник — это Ахмаджон Адылов. А этот человек способен на многое. И хотите, я вам дам небольшой совет?
— Слушаю…
Толь тщательно собрал остатки торта из коробки и отправил в рот, блаженно зажмурившись.
— Если вы решили идти до конца, то не отступайте. Ни перед чем. Смертей будет! Мама не горюй! А вы такой муравейник собрались разворошить! Так что слабину давать нельзя.
— Что-то мрачно вы говорите, Гурам Ефимович, — нахмурился Ткачёв.
— Почему мрачно, Андрей? — Толь облизал ложку. — Вы, наверное, не знаете, что президенту США Рейгану подготовили доклад под названием «Изменение образа человека»?
— Впервые слышу.
— Вот и я об этом…
— А вы откуда знаете об этом докладе?!
Толь улыбнулся.
— Я — старый еврей, Андрюша. У меня есть свои источники. К тому же, я всё ещё могу сопоставлять факты.
Ткачёв усмехнулся.
— И что же?..
— А вот что, — Гурам Ефимович с сожалением взглянул на пустую коробку из-под торта. — Нынешний капитализм в Америке переживает трудные времена. Он такой, знаете ли, консервативный. Проще говоря — устаревший. К тому же, развитию капитализма, как ни странно, мешает соцлагерь. А это, как ни крути, СССР и страны Варшавского Договора. Плюс Монголия, плюс Китай и Вьетнам. А если ещё взять Кубу и некоторые африканские страны, то капитализму станет совсем плохо. Рынков сбыта нет, понимаете?! Сейчас капитал ещё держится на производстве оружия, но это продлиться недолго, если не расширять рынок. И не делать его либеральным.
— Простите, но я не понимаю чем отличается консервативный капитализм от либерального.
Толь огорчился.
— Плохо, Андрей. Экономика — одна из важнейших наук. Ещё древние греки вывели совокупность социальных норм и практик, предназначенных для обеспечения необходимых условий существования общества.
— А причем тут капитализм?! — удивился Ткачёв.
— А при том, что это одна из форм существования общества. Консервативный — это когда общество устанавливает правила, а либеральный — правила устанавливает индивидуальность. Чувствуете разницу?
— Не совсем, — растерялся Андрей Викторович.
— Элохим! — воскликнул Толь. — Генерал КГБ не понимает разницы между общественным и индивидуальным! Куда катится мир!
— Ладно, ладно, — Ткачёв на секунду обиделся. — Понял я… И что?!
— А то, что в США и на Западе полным ходом идёт переход к либеральному экономическому порядку, — гневно махнул рукой Гурам Ефимович. — И ценности будут изменяться. Вот, например, одна из участниц разработки доклада по изменению образа человека профессор Колумбийского университета, выдающийся антрополог…
— Кто?!
— Человек, изучающий людей в прошлом и настоящем, — Толь будто не заметил возгласа Ткачёва и невозмутимо продолжал. — Американка Маргарет Мид активно выдвигала тезис о том, что семья — это не естественный институт общества, а наоборот — противоестественный. И выдает это за научное открытие.
Удивленный Ткачёв даже споткнулся на ровном месте.
— Она что — совсем дура?! Как она может быть каким-то там профессором?!
— Это становится нормой, Андрей. Маргарет Мид была в «неформальных отношениях» с другой женщиной.
— Так она мужик что ли? — задал идиотский вопрос Андрей Викторович.
— Нет, — Толь многозначительно улыбнулся. — У неё было два или три мужа, но она любила женщин. Две её любовницы тоже были антропологами.
— Тогда я ничего не понимаю, — признался генерал, падая на стул. — Если президент Америки прислушивается к людям, по которым «плачет» психушка, то что будет дальше?!
— Вот и готовьтесь к тому, что готовиться наступление либерально-экономической модели капитализма, где всё покупается и продаётся. Всё, Андрей! Мерилом отношений будут не честь, совесть и остальные никому не нужные морально-нравственные догмы, а деньги. У кого денег больше, тот и прав, — закончил Гурам Ефимович.
Ткачёв, сидя в машине и глядя на мелькающие огни вечерней Москвы, с неким отвращением понимал, что многого не знает. А ведь сколько ещё предстоит узнать!
Вот живёт себе человек. Женщина. Имеет мужа, детей и работу. Но любит в постели женщин. Это что же они там вытворяют?! Андрей Викторович даже закашлялся, пытаясь представить такие «игры». Это как же разум человека вывернут?!
Трофимов обеспокоенно взглянул на генерала через зеркало, но Ткачёв только отмахнулся. Нет, он знал, что некоторые люди страдают недугом мозга и хорошо, что в его милицейском прошлом не было таких преступлений, связанных с мужеложством. Обычно, такие преступления, которых было единицы, тщательно скрывались от общественности, а человек, пойманный на нём, отправлялся на лечение в психиатрическую больницу. Чтобы такие преступления были в порядке вещей и не рассматривались, как преступление, Андрей Викторович не мог представить.
И дело было не в том, что на Западе на такое «закрывали глаза», а в том, что такие люди начинали диктовать свои условия обществу, подводя его под изменения во всех сферах жизни. Так, глядишь, и педофилию узаконят!
Ткачёв решил, что на сегодня хватит думать об этом. Завтра ему предстоит поездка в штаб Московского военного округа и надо бы подумать о том, как предупредить Хмеля о своём приезде в Ташкент.
— Пал Палыч, а за нами нет хвоста? А то утром Жевнов рассказал мне неприятную историю…
— Не пойму я, товарищ генерал. Если нас ведут, то делают это очень грамотно.
Ткачёв нахмурился.
— Плохо. Мы сегодня были на всех «точках». Пал Палы, предупреди всех, пожалуйста, чтобы смотрели по сторонам. Да сам посматривай…