Начальник оперативной части спецприёмника для душевнобольных с видимым удовольствием спрятал в стол пухлый конверт.
— Простите, товарищ адвокат, но больше одной минуту разговора дать не могу.
— Я понимаю, — кивнул мужчина в очень дорогом пальто из натуральной шерсти и темно-сером кашне. — Мне больше и не требуется. Не хотите мандарин? Дочка в дорогу дала.
Он протянул начальнику небольшой оранжевый цитрус, но тот поморщился.
— Проходите в комнату для свиданий. Больного приведут …
В крохотной комнате «для свиданий» посередине стоял стол, прикрученный ножками к полу и два стула. На один сел адвокат, а на другой усадили бородатого и длинноволосого пациента с биркой «1412», пришитой к груди. Начальник оперчасти стоял у стены и внимательно следил за разговором. Сзади пациента замерли два дюжих санитара, положив свои тяжелые ладони ему на плечи.
— Как вы себя чувствуете? — елейно спросил адвокат у пациента, крутя в пальцах мандарин.
— Нормально, — глухо проговорил бородатый, рассматривая фрукт.
— Есть ли у вас жалобы?
— Нет.
— Хм, если у вас пожелания, просьбы?
— Есть…
Начальник дёрнулся, но пациент, мельком взглянув на него, поспешил добавить:
— Можно мне мандарин съесть? Пожалуйста…
Адвокат перестал теребить фрукт и вопросительно посмотрел на начальника.
— Если вы сами почистите и положите ему в рот, — усмехнулся начальник.
Адвокат пожал плечами, очистил мандарин от кожуры и сунул в открытый рот пациента «1412». Тот сомкнул челюсти и удовлетворенно зажмурился.
— Время вышло, — сказал начальник и знаком приказал санитарам увести довольного пациента.
Вечером в морге спецприёмника, стоя над трупом пациента «1412», начальник орал на санитаров:
— Вы что натворили, идиоты?! Кто вас просил забивать его до смерти?!
Санитары виновато склонили головы:
— А чего он… Кусался, а мне по яйцам ногой врезал…
— Я вам сам сейчас яйца оторву! Быстро упаковали в мешок и отнесите его к дальнему болоту. Быстро! Не стойте истуканами! С доктором я договорюсь, а вы мне должны будете.
Санитары упаковали труп в мешок и, прихватив лопату, двинулись на улицу, свалив тело в тележку для мусора.
— Что-то поздновато для мусора, — сказал им сторож, но получив заветную бутылку «Столичной», ворота открыл.
Санитары шустро добрели до болота и принялись копать яму. Но мерзлая земля поддавалась с трудом. Чертыхаясь, санитары с грехом пополам выкопали неглубокую яму.
— Сваливай его. Всё равно весной затянет…
Они свалили мешок в яму, присыпали мерзлой землей и поспешили обратно. Когда свет от фонарика санитаров исчез в темноте, к месту захоронения осторожно подошёл адвокат. Правда, он бы не в дорогом пальто, а в простом ватнике и в руках держал вещмешок и саперную лопатку.
Адвокат сноровисто откопал труп и ножом вспорол мешковину.
— Чёрт, Хмель! Я уже замерз.
Голый «труп» пациента вылез из ямы.
Хмель достал из вещмешка вещи и бывший пациент оделся. Если бы какой-нибудь сержант зажёг спичку, обучая молодых солдат по программе «отбой-подъём», то удивился бы той скорости, с которой «труп» натягивал на себя одежду. Потом Хмель с ожившим пациентом накидали в яму земли и поспешно скрылись во мраке.
Небольшая колонна заключенных, конвоируемая тремя солдатами и лейтенантом внутренних войск, неспешно двигалась по замёрзшей просёлочной дороге. Заключенными были женщины, правда, в ватниках, толстых штанах и шапках, они были мало похожи на них.
— Ах ты, сука! — внезапно послышался крик из колонны. Строй заключённых резко сбился, вытесняя двух дерущихся.
Лейтенант среагировал поздно — одна из дерущихся махнула рукой, и на боку противницы стало расширяться темное пятно.
— А ну на землю, быстро! — лейтенант достал пистолет и выстрелил в воздух.
Заключенные упали ничком на землю под дулами автоматов солдат. Истошно залаяла сторожевая овчарка, оскалив клыки.
Пострадавшая лежала на спине, судорожно хватая воздух посиневшими кубами. Лейтенант, нагнувшись, осмотрел рану. Заточка засела ниже рёбер, а ручка была отломана и выброшена. Искать её не имело смысла — в глубоком снегу вокруг дороги даже овчарка не найдёт.
— Вот скотина! — прорычал лейтенант и выпрямился.
Он растерялся. До лагеря было ещё километров десять, и раненная женщина могла не дожить. Пока её донести, пока…
Со стороны посёлка послышался гул мотора, и из-за пригорка показалась «буханка» УАЗика с красным крестом на двери. Лейтенант побежал наперерез машине.
— Что случилось?
Из УАЗика вышел фельдшер.
— Колющее ранение, — объяснил офицер. — Вы не поможете довезти до лагеря?
Фельдшер подбежал к заключенной, бегло осмотрел рану.
— До лагеря, может, и не довезём. До посёлка ближе…
— Я еду с вами, — решительно сказал лейтенант и крикнул солдатам: — Миронов, веди колонну в лагерь!
Фельдшер достал носилки и вместе с лейтенантом они донесли женщину до машины. Поставили носилки в кузов, и УАЗик резко развернулся обратно к поселку.
Когда колонна скрылась за пригорками, фельдшер незаметно вынул шприц и быстро воткнул иглу в предплечье лейтенанта. Офицер, было, дернулся, но тут же стих, закатив глаза.
— Черт, Хмель! — проворчала раненная женщина. — Помоги мне вытащить эту фигню!
Фельдшер достал портфель и, невзирая на подскоки машины на ухабах, сноровисто провел изъятие из тела острия заточки. Потом обработал рану и перевязал.
— Переодевайся шустрей, — сказал он женщине и вынул из-под лавки мешок с одеждой…
Через десять минут бесчувственного лейтенанта сдали в поселковую больницу с диагнозом «отравление».
Ткачёв ждал Трофимова на даче, как договаривались, но старшина задерживался. И когда генерал начал заметно нервничать послышался шум мотора, и к даче подъехала «Волга» с шашечками на двери.
Павел Павлович вошёл в дом и облегченно вздохнул.
— Ну и задали же вы мне задачку, Андрей Викторович!
— Заходи в комнату, — пригласил Ткачёв. — Я чай заварил и бутербродов нарезал.
— А вот за это спасибо! Не успел я сегодня пообедать, да перед вылетом тоже не было времени.
Старшина скинул пальто и сел за стол.
— Кушай, Пал Палыч, — улыбнулся генерал. — А потом разговоры будем разговаривать…
Ткачёв оставил старшину в комнате и вышел на кухню. Там за занавеской сидел на стуле Хмель и смотрел в окно. Через минуту жестом показал генералу, что слежки за такси не было, и Андрей Викторович вернулся в комнату, прихватив для виду сахарницу.
Старшина перекусил и отодвинул от себя чашку.
— Очень странный городок, товарищ генерал, — Трофимов вытер губы и достал из кармана блокнот. — Вроде бы всё тихо, но жители, будто чем-то напуганы. Как в сказке, ей Богу!
Ткачёв не стал задавать вопросы, полагая, что такой специалист, как Трофимов расскажет обо всём, что видел необычного и не нужно его сбивать с мысли.
— Но…
Старшина открыл блокнот.
— Каждое день в пять часов утра у двухэтажного красивого дома за высоким забором собирается человек двадцать. Я точно не считал. Потом этот отряд со снаряжением уходит в горы, а возвращается вечером, приблизительно в восемь. Судя по экипировке — это поисковый отряд. Далее. На автостанции и причале всегда одни и те же люди мелькают. Они как-бы стоят в стороне, но внимательно осматривают приезжих и уезжающих. Судя по всему, ищут мужчину ростом метр семьдесят, худощавого и с какой-то особой приметой. Какая это примета выяснить мне не удалось. Вероятно, родинка в области затылка.
— Вы подходите под эти параметры, — не сдержался Ткачёв.
— Да. Поэтому в день прибытия ко мне подошли два человека, причем один из них сзади, будто рассматривал шею, и вежливо спросили о цели моего путешествия. Потом я их видел на автовокзале каждый день, пока был в городе, и изображал беспечного туриста.
Тут старшина хитро улыбнулся, словно приготовил сюрприз.
— Я догадался взять фотоаппарат. Отщелканную пленку вынул в последний день и спрятал в ботинок. А на вокзале, перед отъездом, меня остановили милиционеры, и под видом какой-то проверки, якобы случайно засветили пленку в фотоаппарате и ещё две, что я наснимал для виду. Птичек там, пейзажики всякие… Ну, и номер мой обыскали. Очень профессионально. Правда, вечером, ещё в день приезда. Я же в союзе фотохудожников числился когда-то, вот удостоверение и пригодилось.
— То есть, Пал Палыч, у тебя на пленке есть физиономии нескольких человек? Я правильно понял? — удивился генерал.
— Да, — смутился старшина. — Я снял их незаметно. Опыт есть.
— Пленку оставишь?
Трофимов покопался в ботинке и достал кассету. Протянул Ткачёву.
— Что же, Пал Палыч, хорошая работа! Спасибо, — Андрей Викторович положил кассету в карман домашней куртки. — Я вызову вам такси. Отдыхайте.
— Буду рад, если чем-то был полезен…
После того, как старшина уехал домой, Ткачёв зашёл на кухню.
— Проворный малый! — восхитился Хмель. — Я вот не додумался замаскироваться под фотохудожника. Да и напролом не шёл.
— Ты не подходишь под описание разыскиваемого… И ростом выше и в плечах ширше, — посмеялся генерал.
— Что думаешь, Викторыч?
— Думать особо нечего. Скорее всего, разыскивают пропавшего первого секретаря горкома. Что-то ценное он спрятал в городе. Или в окрестностях. И должен за этим прийти…
— А пока его нет, то ушлые ребятки рыщут в окрестностях, пытаясь найти это что-то ценное, — сказал Хмель, растягивая слова.
— Ты делаешь успехи в дедукции, — усмехнулся Ткачёв. — Как у тебя с формированием группы?
— Нормально всё, — отмахнулся агент, но нахмурившись, взглянул на генерала. — Я что хочу сказать, Викторыч. Оно, конечно, тебе спасибо… За документы и жильё для ребят. Только я тебе показывать их не буду. Ты должен это понять и принять, как данность.
Ткачёв тоже нахмурился.
— Хмель, я не силен пока ещё в ваших играх. И многое не понимаю, но вы же подставляете меня. А вдруг начальство спросит за группу? Что я скажу?!
Агент задумчиво погладил щеку.
— Я тебе скажу позывные, Андрей. Ты сформируешь папки и отнесешь их в секретный архив.
— И что я буду складывать в этих папках?
— Название операции, в которой участвовал агент. Краткое, так сказать, резюме по операции.
Генерал удивился.
— А анкету на агента я не должен составлять?
— Должен, — подтвердил Хмель. — Я, думаю, что мою анкету ты не смотрел, раз об этом спрашиваешь. И мою папку не открывал.
— Правильно думаешь…
— А ты загляни, Викторыч, — улыбнулся агент уголком рта. — Это будет ответом на твой вопрос. Ладно, в группе ещё два агента под позывными «Шмель» и «Пантера».
— Да-а, — протянул Андрей Викторович. — Хмель, Шмель и Пантера. Хороша группа! Слушай, я не настаиваю, но интересно… А как твоё настоящее имя? Просто — имя. Это ведь ни к чему не обязывает.
Хмель встал со стула, подошёл к окну.
— Мы не знаем своих имён, Андрей, — тихо сказал он. — Сколько себя помню, то откликался на прозвище — Хмель. Не задавай больше вопросов.
Ткачёв предполагал что-то подобное, но тут неожиданно агент продолжил:
— Мы не выбирали себе родителей, но их имён мы тоже не знаем. Обучали нас в специальной школе. Пантера и Шмель из моего выпуска, а больше никого не осталось.
Он качнулся на фоне белой занавески, обернулся к генералу:
— Знаешь, а нас никто не принуждал выбирать себе такую судьбу. Мы добровольно пошли на это, да и не всех брали… Короче, забудь о том, что я тебе рассказал, лучше выкладывай, что надо делать.
— Да не знаю я пока, — отмахнулся Ткачёв. — Я вообще не понимаю интерес к Южноморску. Бред какой-то… кого-то ищут… что-то ищут. Главное — я не понимаю к чему всё это привязать!
— Викторыч, ты неглупый мужик. Раскинь мозгами — ты умеешь, — хмыкнул агент.
— Недавно я уже выслушивал такие слова в Зареченске, — буркнул генерал. — Ладно, попробую раскинуть.
Андрей Викторович облокотился на спинку стула и, сцепив ладони на затылке, взглянул на потолок.
— Что там могут найти иностранцы? Тихий провинциальный городок у берега моря, куда летом приезжают туристы. Но сейчас зима. Секретных объектов нет, промышленных тоже. Но существуют поисковые группы, что-то ищущие в окрестностях. Значит, эту группу кто-то организует. Значит, у нас два вопроса. Первый — что ищет эта группа, и второй — если найдёт, то что с этим будет делать?
Ткачёв помолчал немного вопросительно глядя на Хмеля.
— Если иностранцам это нужно, то они могут находку купить, — наконец, сказал генерал. — За очень большие деньги. Раз на поиски отправляют целую экспедицию. Так что мог спрятать первый секретарь горкома? Какие секреты?!
— И ещё ты упустил вопрос, — поддержал размышления Ткачёва агент. — Хорошо бы узнать официальную версию пропажи секретаря.
— А вот это действительно интересно! — вскочил со стула генерал. — Если есть факт, что секретарь жив, то можно провести полномасштабную поисковую операцию. И найти не только секретаря, но и то, что он припрятал…
— Вот и поговори об этом с начальством, — ткнул пальцем в сторону Ткачёва Хмель.
Утром, приехав в управление, Андрей Викторович отдал распоряжение сотрудникам «накопать» как можно больше информации по делу пропавшего первого секретаря горкома Южноморска. И по мере поступления информации Ткачёв, как человек совершенно новый в КГБ, схватился за голову и впал в некое уныние. Он и думать не мог о том, с каким бескомпромиссным усердием велась борьба за выход в высшие эшелоны власти.
Началось всё со смерти первого секретаря министерства сельского хозяйства СССР Федора Кулакова. На «вакантное» место определились два претендента — Михаил Горбачёв и Сергей Медунов. Медунов был другом самого Брежнева, а Горбачёва выдвигал Юрий Андропов, ибо видел в Медунове «наследника» Леонида Ильича. Естественно, оба претендента должны были пройти «проверку», инициированную Политбюро ЦК КПСС.
Проверка началась с торговли, как с самого «слабого» звена любого края. Будь то Ставропольского, или Краснодарского. Горбачёв, как глава Ставропольского края проверку не выдержал — руководителя ресторанов и трестов в его подчинении арестовали за махинации. Но потом проверяющие, приехавшие к Краснодарскому «хозяину» Медунову, были ошарашены. Из особняка Беллы Бородкиной — руководителя трестов и ресторанов Краснодарского края, драгоценности, деньги, меха и дефицитное барахло вывозили грузовиками.
Белла Наумовна слыла человеком чересчур жестким, за что получила прозвище «Железная Белла». Но её знали многие функционеры из центрального партийного аппарата — Бородкина умела принимать «высоких» гостей на курортах Краснодарского края.
Собственно с ареста Беллы началось масштабное расследование развернутое Генеральной прокуратурой СССР. В Краснодарский край была направлена следственная бригада под руководством заместителя Генерального прокурора СССР Найдёнова.
Ткачёв сравнил даты ареста Бородкиной и пропажи первого секретаря Южноморского горкома Белых. Тут на глаза генералу попалась справка из ГУ МВД. В ней было написано, что на следующий день после ареста Беллы исчез первый секретарь горкома Геленджика — Николай Погодин. По словам близких Погодин собирался на встречу с Медуновым. Погодина, также как и Белых, найти не удалось.
Южноморск, конечно, не Геленджик, но бесследная пропажа двух первых секретарей горкомов в одно и то же время — событие настораживающее. А что может интересовать иностранных гостей в Южноморске? Этот вопрос не давал покоя Андрею Викторовичу, ибо ответ на него мог пролить свет… А на что?
Ткачёв почувствовал, что влезает по самые уши в какую-то яму, из которой просто так не выбраться. И эта яма не похожа на Зареченскую — Южноморская будет гораздо глубже.
Генерал подошёл к окну. Некоторое время всматривался в проезжающие машины по площади Дзержинского, в величавую бронзовую фигуру Железного Феликса.
Негромкий стук в дверь прервал бесполезное рассматривание.
— Войдите, — пробурчал Андрей Викторович и, вздохнув, повернулся к двери.
Елизавета Сергеевна чуть покачнулась на каблуках, зайдя в кабинет.
— Товарищ генерал, вам бы пообедать. Время уже два часа дня, а столовая закрывается в половине третьего. Будет работать только буфет.
Ткачёв был тронут такой заботой.
— Спасибо, но я не голоден. Привык, знаете ли, не обедать. Вот за ужином и наверстаю…
— Тогда на ужин приходите ко мне, — вдруг сказала секретарь.
Андрей Викторович в изумлении не смог проронить ни слова. Наконец, спросил:
— Как же? Я не помешаю? Что скажет ваш муж?
— Вы невнимательно читали моё дело, — улыбнулась Кудрявцева. — Я не замужем. Живу с отцом. Кстати, его дача недалеко от вашей. Всего в двух домах. Вот туда и приходите часов в семь. Мы будем вас ждать.
— Погодите… Ваш отец…
— Да, генерал-лейтенант КГБ в отставке. Он очень хочет с вами познакомиться. Думаю, и вам, Андрей Викторович, это будет полезно.