Слышал: будет Лермонтов,
Тот же, дескать, пыл…
Но затем отвергнут он
Чернышевским был.
Мрачная и мерзкая
Подошла пора.
Стал поэт гофмейстером
Царского двора.
Только тем не менее,
Шаткость предрекал
Трону и империи
Штатский генерал….
Я в летах Случевского,
Но не та судьба.
И спросить мне не с кого,
Кроме как с себя.
Больно я разборчивый,
С миром не в ладах,
Вот и на обочине
В жизни и стихах.
23 июля 1995
НАЧАЛО
Я в таком прохлаждался вузе,
Где учили писать стихи.
На собраньях по нитке в узел
Собирали мои грехи.
Выявляли космополитов,
Чтобы щелочью вытравлять,
И с товарищем у пол-литров
Стал я донышки выявлять.
Слава робкой его улыбке,
Что в те годы была светла,
Слава белой как свет бутылке,
Что от подлости сберегла.
Слава девушкам в главном парке,
Бесшабашным студенткам тем,
Что не очень-то были падки
До высокоидейных тем.
Слава юности, что соплива
И наивна была весьма.
Слава армии, что забрила
И в «телятнике» повезла.
И «губе» хвала, где душою
Отдыхал от сплошной «уры»,
И Отечеству, что большое
И припрятало до поры.
1965
ЭСТАКАДА
Я иду по эстакаде —