Не успевала всадить в рукав...
Глянем — и бросит опять друг к другу,
Тут уж не прячься и не лукавь!
Но очумелые, как укротители,
(Что человечат, калечат зверей),
Помню, мои озверели родители
И от любви уводили твоей.
Родичи, что ли, твои не потрафили
И о тебе небылицы плели
(Все потому, что свои биографии
Предки мои, как невинность блюли).
Помню, они не на шутку гордились,
Что обошли все капканы с умом:
И в оккупациях не находились,
И не пропали в — тридцать седьмом.
Ну а твои были шиты не лыком!
Вождь их чинами сперва наградил:
Дядька был маршалом, батька комбригом,
Ну а с мамашей — Фадеев крутил...
Впрочем, другие романы затеяв,
Скоро мамашу оставил Фадеев,
Думать Фадеев о ней позабыл,
Но о семье позаботился Сталин;
Маршал немедля был к стенке поставлен,
Батьку с мамашей загнали в Сибирь.
..............................................................
..............................................................
Вся извелась моя бедная мачеха,
Перед отцом исходила тоской:
— Если мерзавка опутает мальчика,
То пропадет он с анкетой такой!
Был я беспечный, безжалостный парень,
В головы им, точно гвозди, вбивал:
— Блок был опален, Есенин опален
И Пастернак-то в чести не бывал. —
Где там! От гнева на стенку полезли...
Что им Есенин, что Пастернак?
И потому к ним на Красную Пресню
Я уже было ходить перестал.
В полдень мы хлеб с маргарином жевали
И за стихи принимались опять.
Их ни в едином не брали журнале,
Но на журналы было плевать.
Хуже — что худо жилось нам без денег
И что ни вечер кидалась ты в плач:
Дескать, я бездарь, отпетый бездельник
И никакой не поэт, а трепач.
Пишешь стихи? Так пиши для печати.
Я понимал: это крик о пощаде.