Я смотрю тебе в спину, которая движется вдоль засекреченной улицы в сторону грязного рынка: между тонких лопаток твоих начинается соль, поясню - продолжая нетвёрдую нежность затылка,
ты идёшь не быстрее, чем я ухожу от тебя, ты идёшь, отбиваясь ногами от собственной тени, ты идёшь по границе уже неземного огня, напрягая колени...
Элла Крылова
Двадцать сонетов с Васильевского острова
1
Я к вам пишу, как говорили в школе, послание за море-океан, хоть вы, должно, заправский грубиян и вряд ли мне ответите. Доколе
сооружать вам будут истукан у нас тут, во российском чистом поле, где собирали васильки для Оли и воспевали Стеньку под баян?
Теперь жуют насущный свой банан, осваивая стиль американ. И как-то ни потупить очи долу,
ни возвести горе их. И роман в стихах не одолеть, бесценный пан, прекрасному в особенности полу.
2
У нас, дружище, ты забронзовел. Как к вечному огню, цветы слагают к твоим стопам. При сем предполагают, соловушка, что ты осоловел
от славы. Вот за это и ругают влюбленно и завистливо. Предел такой любови - если б отлетел в иной предел, куда нас выдворяют,
когда мы слишком привыкаем жить и в собственном уверились бессмертье. В тот самый сладкий миг сдает предсердье
или печенка. И уже не сшить пиджак по росту - убывает рост. И умывает руки врач-прохвост.
3
К тебе пишу из Нектограда. Где когда-то жил и ты, о чем гласила на доме надпись от руки. Белила завистников по ней прошлись, на "д"
исправив "л". Какая укусила их муха либертэ-вульгаритэ? Наверно, наглотались LSD и всюду замерещилась им сила
нечистая. Ведь русский ксенофоб насквозь мистичен, либо - суеверен. Но ты - хвала богам, - ты суверенен
и верен самому себе, хоть в лоб тебе прицелься всей имперской мразью. Таков сей мир, где лечим нервы грязью.
4
Мой друг, поэты все-таки жиды. Не только те, что в Иерусалиме. Без них - как будто жизнь недосолили и с Господом не перешли на "ты".
В чем тайна крови сей, какую пили кому не лень? В нехватке в ней воды? Не зря они оставили следы во всех других, которых не пролили.
Зато идейный накопили скарб, атомной бомбе равный, по несчастью. Ну вот, сгорел и мой зеркальный карп
на сковородке. Вот оно, участье в делишках ихних. Но в моей крови к картавым преизбыточно любви.
5
Ты украшаешь стену над моим столом. Ну просто лик евангелиста под гримом голливудского артиста. Фотограф расстарался. Пилигрим
земного шара, отчего так мглисто пространство? Не видать дороги в Рим, тем более - обратно. Только дым. И я напрасно мучаю таксиста.
Куда идти, лететь, бежать, ползти от этих нищих торжищ вавилонских? Жизнь - не товар. Нельзя приобрести
взамен поизносившейся иную и помодней. К тому же, нынче носких вещей не производят. Да и ну их.
6
Вещей сегодня больше, чем для них имен. В ходу глухонемые жесты. Так куры громоздятся на насесты, одна другой однообразней. Тих
курятник за полночь. А на дворе жених звереет в тщетных поисках невесты. В дому свекрови не нашлось ей места, и - превратилась в жабу или в стих.
Такая, извини, белиберда под лобной костью на исходе ночи, бессонной и безбрачной. Прямо в очи
златым песком просыпалась звезда. Ни зги. Я наугад пишу, вслепую. Так и живу. Желаю вам - другую.
7
А приезжай сюда инкогнито. С князьмышкинским узлом. Нет, кроме шуток. По городу пройдем. Покормим уток. Тебя представлю мужу, кошке. До
утра, покуда крен не даст рассудок, мы будем пить не асти, так шатоде-пап. Совьем себе гнездо мы из литературных прибауток.
Что сплетня? - прозы сводная сестра. Племянница поэзии. Ловимы и нами байки те, что херувимы
разносят по земле, как детвора. И ангелы не брезгуют оглаской, когда к безумцам ходят за подсказкой.
8
Случилось так, что я сошла с ума. Была зима. Молчал хрусталь фонтана. Воинственною поступью нормана валился снег горою на дома.
Душа искала веры. И сума дорожная из глубины стакана всплывала, как цитата из романа Т. Манна. А потом была тюрьма
с названьем: желтый дом (среди других таких же желтых, - город сей, ты знаешь, не беден охрой). Сея, пожинаешь
не то, что сеял, и не на родных десяти сотках. Время бьет под дых и лишь тогда его и замечаешь.
9
Я вас люблю. Но время развело не баррикадой нас, так океаном. Вы сделались брюзжащим стариканом. И мне легли морщины на чело.
Что делать? В этом мире окаянном могло быть все иначе. Не смогло. А мир стоит, пророчествам назло. И князь его кейфует за кальяном.
И жизнь галлюцинацией сплошной проходит мимо петербургских окон. И вы уже обзавелись женой.
И, к счастью, я сама не одинока. А тот, кому навеки отдана, вам шлет привет и требует вина.