Настоящее время (10 июля)
— Ловите!
Откуда-то сверху свалился тяжелый круглый предмет прямо в руки Бартоломью, и он успешно подхватил его. Дейзи Картер стояла на стуле, поднявшись на носочки и пытаясь пристроить рамку с фотографиями на самой верхней полке стеллажа. Однако там, судя по всему, уже не было места. Иначе бы этот стеклянный снежный шар не оказался в руках у Барта. Кружащие под прозрачным куполом снежинки медленно опускались на крышу маленького пряничного домика, напоминая о зиме, о лыжном курорте, где Барт с друзьями отдыхал в январе этого года. Тогда все его друзья были живы. Жизнь словно разделилась на две части: «до» и «после».
— Я пришел раньше, — заметил Дикинсон, поставив снежный шар на стол.
— Как раз вовремя, — не согласилась Дейзи, продолжая двигать предметы на полке. Шаткий стул под ней заскрипел, и Бартоломью, следуя инстинкту, придержал ее за талию. Но тут же убрал руки, поняв, что перешел границу.
— Простите.
— Ничего, — ответила Дейзи, все же воспользовавшись протянутой рукой Барта, чтобы спуститься на пол. Сегодня на ней был костюм мятного цвета с более свободной юбкой до колен. — Вы так ловко спасли мой снежный шар. У вас реакция спортивного игрока.
— Это так, — Бартоломью улыбнулся неожиданному комплименту. — В старших классах наша команда по американскому футболу дважды попадала в тройку лидеров на чемпионате средних школ.
— Это действительно выдающиеся успехи, — отметила Дейзи, жестом предлагая Барту занять место на диване.
— Дело не только в спортивных успехах. Это был потрясающий период, — продолжил он, присаживаясь. — Свободного времени практически не было. Учеба и спорт — мы должны были быть максимально собраны во всем. Но еще как-то успевали тусоваться на вечеринках… Мы были на высоте.
Барт опустил взгляд на свои лежащие на коленях руки. Его жизнь стала совсем другой, и прежней, полноценной, она никогда не будет. Другим людям, не пережившим потерю, этого не понять. Но можно попытаться, если представить себе какую-то ценную и дорогую вещь, которая любима не за материальные достоинства. Она уникальна, дома для нее отведено самое видное место, ее холят, лелеют, любуются ею, протирают пыль. Другой такой нет. Но ничто не вечно. И вот настал день, когда она треснула, из нее выпал кусок. Можно попытаться склеить ее, повернуть другим боком и смотреть на целую сторону. Можно спрятать ее в шкаф и смотреть на пустое место, где она стояла. Можно унести из дома на какое-то время. Но невозможно забыть, что она уже не такая, как прежде. И никогда больше не будет целой. Вот эта ценная вещь — это и есть жизнь со всем, что дорого, что приносит счастье и радость, с теми, кто рядом. И каждый хочет, чтобы она как можно дольше оставалась целой. Но так не бывает.
— Но наверняка есть вещи, которые вам и сейчас интересны? У вас есть хобби? — Дейзи удобно устроилась на стуле напротив, выражая готовность слушать.
Но Барту больше нечего было рассказать. Сейчас у него не было никаких хобби, кроме гуляния по барам и выпивки. Кстати, о ночных заведениях. Действительно ли Дейзи Картер была вчера в одном с Бартоломью ночном клубе, или ему привиделось это в пьяном угаре? И если да, то часто ли она туда ходит? Она ведет себя подчеркнуто-официально, как обычно, без намека на вчерашнюю встречу. Барт скользнул взглядом по животу Дейзи, пытаясь разглядеть под одеждой колечко в ее пупке. Но под плотным поясом юбки сделать это было невозможно. Что, если бы он раздел ее прямо сейчас и проверил? Расстегнул бы молнию на ее зеленой юбке и провел рукой по ее животу… Сбросил бы все бумаги и ноутбук с ее рабочего стола и… Барт одернул себя, отгоняя запрещенные мысли. Нельзя так думать о своем психологе. Тем более, что подобные косяки в его прошлом уже были. Как-то на первом году работы одна сотрудница подала на него жалобу начальству за «слишком настойчивые вопросы о личной жизни». А он всего-то пытался пригласить ее на свидание. Потом пришлось прослушать лекции о «домогательствах на рабочем месте», раз и навсегда научившие Бартоломью разделять работу и личную жизнь. Да и Дейзи Картер тоже вряд ли свободно относится к своей половой неприкосновенности. И наверняка у нее есть парень. И, скорее всего, по вечерам она очень занята.
— Хобби у меня сейчас нет, — хмыкнул Дикинсон. Раньше они с друзьями по пятницам зависали у кого-нибудь дома или ходили в кино, а по выходным играли в гольф или ездили на природу. Все это кануло в Лету. Теперь каждый проводит время как хочет. Рой уходит с головой в работу, задерживаясь в офисе до глубокой ночи. А Барт слоняется где-нибудь или сидит один в своей квартире.
— А что насчет планов на будущее? Поездки, цели, саморазвитие? К чему вы стремитесь, Бартоломью? — Дейзи открыла свой розовый блокнот и принялась что-то записывать.
Неожиданно Барт понял, что он уже давно вовлечен в сеанс психотерапии. Надо же, когда он шел сюда, то думал о том, что не хочет вообще ни о чем говорить. Прикидывал, как убедить Картер просто помолчать и разойтись, поставив галочку об очередном пройденном часе. Но она очень хитро разговорила его и подвела к вопросам, которые считала нужными затронуть. Она была хороша. Да и общая атмосфера во время общения с ней, обстановка ее кабинета, освещение, запахи, даже безделушки на полках — все это создавало ощущение комфорта и чувства безопасности, располагало к беседе.
Свою первую индивидуальную психотерапию Бартоломью прошел еще в колледже. Она являлась обязательной для всех психологов, чтобы научиться отличать свои эмоции от эмоций клиента, понять, что может почувствовать клиент. Позже в жизни Дикинсона было еще несколько разных психологов, и каждый из них, в свою очередь, подталкивал его к осознанию некоторых личных проблем, их истоков, помогал найти методы их разрешения. Людей с абсолютно здоровой психикой просто не бывает. Всем можно поставить диагноз. Но в последнее время Барт стал высокомерен, считая, что коллеги вряд ли скажут ему то, чего он сам уже не знает. А ведь он еще с курсов психологии восприятия знал, что человек не может себе помочь. Психологу гораздо проще решать чужие проблемы, чем свои. Но кто сказал, что проблемы Барта обязательно нужно решать? Барт скрестил руки на груди:
— Дейзи, буду с вами откровенен. Да, я переживаю нелегкие времена, но это пройдет. Что мне сейчас действительно нужно, так это ваше заключение о том, что я могу приступить к работе.
Дейзи нахмурилась, сморщив свой хорошенький носик.
— Бартоломью, вы не хотите справиться с депрессией?
— Нет, — честно ответил он.
— Вы хотите страдать. Вы хотите наказать себя. Но это не тот путь, который поможет вам почувствовать себя лучше.
— Откуда вам знать? — равнодушно произнес Барт. — Ваши действия никогда не приводили к смерти близкого вам человека.
— Бартоломью, вы считаете себя Богом, творцом? Полагаете, что можете распоряжаться, кому жить, а кому пришло время уйти? — подняв брови, поинтересовалась Дейзи.
Она хотела что-то еще добавить, но Бартоломью перебил ее:
— Я спасал жизни! — вскочив с места, он принялся ходить по комнате. — Но в тот раз я не справился. Я не справился, когда должен был. Я расслабился, когда нужно было собраться на сто процентов. Смерть Зои Далтон — это моя вина. Моя! А Марк, он просто не смог этого пережить…
— Вы говорили с Марком после смерти его невесты?
***
Три месяца назад (21 марта)
— Что вам известно, Фил? Что было в сейфе? — с самого утра Барт околачивался в отделе убийств. И узнал, что дело Кленси поручили Филу Брейди. Саркастичному, строгому, но справедливому детективу старой закалки. Он всегда приходил на работу вовремя и не принимался за дела, пока не выпьет кружку кофе.
— Кокаин и двести пятьдесят штук наличными, — развалившись в офисном кресле, бросил Брейди, почесав подернутую сединой каштановую бороду. — А это… — он положил перед Бартоломью фотографию молодой женщины с перерезанным горлом, — его жена. Сьюзан Кленси. Тем же утром была убита.
— Черт… — Барта замутило, и он прикрыл рот ладонью. Не то чтобы он боялся фотографий разделанных ножом трупов, но бессонная ночь и две пачки сигарет на голодный желудок не могли сказаться благотворно на его самочувствии.
— Подонок… Почему он ее убил? — спросил Барт чуть громче, чем собирался. Двое полицейских, рассматривающих что-то в компьютере за столом у окна, посмотрели в их сторону.
— Вчера не смогли допросить. Его адвокат приехал только двадцать минут назад и сейчас сидит с ним в переговорной, — Фил Брейди цокнул языком. — Но когда Кленси оформляли, он кричал, что не убивал жену, и даже выглядел ошарашенным.
— Врет! Мерзавец! — в сердцах бросил Барт. Но его слова почти заглушил заработавший на соседнем столе принтер.
— Думаешь? — усмехнулся Брейди, пригубив дымящуюся кружку.
— Он застрелил девушку в кафе, Фил. Всадил ей пулю в висок. Вот сюда! — Барт прислонил два пальца к своему виску. Руки задрожали, поэтому он быстро сунул их в карманы.
— За это он сядет, поверь мне. А ты давай, приходи в себя, — Брейди по-отечески похлопал Бартоломью по плечу. — У всех случаются неудачи. Такая у нас работа. И по моей вине гибли невинные. Нет, я вовсе их не забыл, но уже ничем не могу им помочь. Сегодня, Барти, начался новый день. Прошлое изменить нельзя, но мы можем что-то изменить сегодня.
Барт сглотнул и покосился на стоящую на столе Фила вазу. Как же чертовски хотелось схватить ее и бросить в стену, а потом растоптать осколки ногами, а после ударить кулаком в рядом стоящий шкаф, чтобы дверцы разлетелись в щепки. Как тут можно прийти в себя?
— Да… ты прав, Фил, — бесцветным голосом согласился Барт.
— На тебе лица нет. Знаешь, когда у моего сына проблемы, я наливаю ему чашку горячего чая. За чаем все вопросы решаются. С лимоном, будешь? — Брейди добродушно улыбнулся. Барту стало стыдно. Фил всегда хорошо относился к нему, а он собирается обмануть его доверие.
— Конечно, — кивнул Бартоломью, взглядом скользнув по электронному пропуску, лежащему на столе Фила.
Как только высокая фигура Брейди скрылась в дверях, ведущих в сторону кухни, Барт схватил пропуск и быстрым шагом направился к переговорным комнатам.
Кленси и его адвоката он нашел сразу, заглянув в пару маленьких окошек, расположенных в дверях. Он видел его всего раз, в наручниках у кафе. Но хорошо запомнил его лицо, маленькие слезящиеся глазки, взлохмаченные волосы. Скотина.
Приложив пропуск Фила к замку, Барт услышал щелчок, отворил дверь и вошел внутрь. Мужчины обернулись на вошедшего.
— Мы еще не закончили, — удивленно подняв брови, сказал адвокат, невзрачный парень в сером костюме.
— Время вышло, — объявил Барт, садясь за стол напротив Кленси. — Почему ты выстрелил?
— Детектив… как, вы сказали, вас зовут? — перебил его парень в костюме.
— Почему ты выстрелил в нее, отвечай? — повторил вопрос Барт, чувствуя, как желваки двигаются под кожей скул от злости. — Почему, черт возьми?!
Кленси побледнел и вжался в стул:
— Вы… тот переговорщик.
— Ну все, достаточно. Покиньте комнату. Мы подадим жалобу, — пригрозил адвокат, поднимаясь со стула.
— Почему? Отвечай! — Барт сорвался на крик, ударив по столу кулаком. Кленси вздрогнул:
— Я не хотел! Не хотел! — закричал он, его нижняя губа затряслась. — Не хотел…
Он не хотел… В глазах у Бартоломью потемнело. Гнев закипал внутри, как забытый на огне чайник.
— Ублюдок! — толкнув стол, Барт подскочил к Кленси и вцепился в одежду на груди, начав трясти его. Поразительно, каким он был легким, словно пустым, как будто сдувшаяся резиновая кукла. И он совсем не сопротивлялся. Впечатав Кленси в стену, Барт размахнулся и изо всех сил ударил его кулаком по лицу. А затем размахнулся, чтобы врезать еще, но тут чьи-то руки схватили его под мышки и оттащили назад.
— Держи его!
— За руки держи!
— Нет! — сопротивлялся Барт, толкаясь и пиная кого-то ногами. — Уберите руки! — кричал он, приложив кого-то локтем в лицо. А затем услышал голос Роя возле своего правого уха:
— Перестань, слышишь? Хватит!
Барта потащили спиной к выходу, но он не сводил взгляда с Кленси, забившегося в угол комнаты.
***
Выходя из себя, не забудьте вернуться.
Дерек Коннорс, меряя шагами свой кабинет, орал как ненормальный. Бартоломью понадобилось минут тридцать, чтобы успокоиться и осознать то, что он сделал. Этому поступку не было объяснения, кроме того, что Барт был отравлен гремучим коктейлем из злости, ненависти, сожаления, печали, скорби и вины.
— Мне очень жаль, — опустив голову, сказал он. Наверное, раз в третий за последние полчаса.
— Ему жаль! — повторил Дерек, словно это было такое же нелепое утверждение, как то, что крокодилы летают. — О чем ты думал, Дикинсон, мать твою?! — спросил он, нависнув над сидящим на диване Бартом.
— Я не думал, — честно ответил Барт. Надо будет извиниться перед Филом Брейди.
— Попрощайся со своей карьерой в полиции, к чертям собачьим! — взревел начальник.
Барт пожал плечами. Потеря работы, ради которой он столько учился, пожалуй, малое для него наказание.
— Не увольняй его, Дерек, — взмолился Роби Корнер. — Ему крышу сорвало, видишь же. Тут личное. Он знал вчерашнюю жертву.
— Какого рожна? — возмутился Коннорс. — Почему ты начал операцию? Почему не отдал роль ведущего переговорщика Корнеру?
— Я не знал, что она там, — Бартоломью закрыл лицо руками. Он вновь вспомнил лицо лежащей на каталке Зои.
— Почему ты сегодня не пришел ко мне и не рассказал все? — спросил Коннорс, сев за свой рабочий стол. То, что он, наконец, перестал мельтешить перед глазами, было уже хорошо.
— Я хотел услышать, почему Кленси выстрелил. Мне очень нужно знать, что я сделал не так, — тихо произнес Барт.
— Черт возьми, Дикинсон. — Дерек покачал головой. И, смягчившись, добавил: — Ты отстранен от переговорной работы. С этого дня займешься административной работой. И курс психотерапии. Проваливай, на сегодня ты свободен. А завтра чтобы был в офисе в восемь тридцать. И жди повестки в суд от адвоката Кленси. Еще раз что-нибудь подобное вытворишь, полетишь пинком под зад из полиции. Ты меня понял?
— Понял.
За дверью кабинета начальства ждал Рой. Хмурый, словно черная туча, вот-вот готовая разразиться ливнем с градом размером с теннисные мячи.
— Отстранили, — сказал Барт.
Рой ничего не ответил. Он молчал, пока они надевали пальто, шли по коридору, спускались по лестнице. Только сев в черный «Лэнд-Ровер Дефендер» и закрыв двери, Рой наконец повернулся к Бартоломью:
— Что же там все-таки произошло? — спросил он.
Барт уставился в лобовое стекло. Перед автомобилем остановился велосипедист, пытаясь закрепить объемный рюкзак в корзине.
— Он сказал мне: «Слушай, что я говорю». Сказал: «Ты не слушаешь»… А потом он нажал на курок и… — в глазах защипало, Бартоломью отвернулся. — Но я ведь слушал… я слушал.
— Что ж, Марка этот рассказ вряд ли удовлетворит, — тяжело вздохнув, Рой повернул ключ в замке зажигания и включил поворотник, чтобы выехать с парковки.
Несмотря на то, что сейчас был полдень, окна в доме Томпсонов были зашторены. Мать Марка впустила Бартоломью и Роя внутрь, не говоря ни слова. Марк заперся у себя в комнате, но после стука открыл дверь.
— Как ты, братишка? — сказал Рой, не успев даже переступить порог комнаты.
— Марк, мне очень жаль, — шепотом добавил Барт.
— Паршиво, как видите, — шмыгнув носом, ответил Марк, опускаясь в кресло у окна.
— Сочувствую, это хреново, друг, — Рой устроился на краешке кровати.
— Не могу поверить. Сегодня мы должны были идти в кондитерскую, чтобы выбрать торт на свадьбу… — Марк взял в руки мобильник. — Я до сих пор не отменил встречу. Кажется, что Зои вот-вот позвонит и напомнит мне, чтобы я не забыл выйти с работы пораньше…
— Прости меня, — Барт подошел ближе, сев на стул рядом. — Если это возможно, когда-нибудь…
— А ты виноват, Барти? — хмыкнув, спросил Марк, посмотрев на него покрасневшими от слез глазами.
Бартоломью замешкался, не зная, что ответить. Он ругал себя со вчерашнего дня, всю ночь думая о том, что сделал не так. И пришел лишь к одному выводу: он сделал не так все.
— Да, Марк. Я виноват. Видит Бог, это моя вина.
— Тогда зачем тебе мое прощение, если ты сам не простишь себя?