"Вот мой Густав, герой влюбленный..."
- "Ага! - судья певице сей,
Названья этого довольно:
Сударыня! мне очень больно,
Что вы, забыв последний стыд,
Убили драмою Густава.
В реку, в реку!" О, жалкий вид!
О, тщетная поэтов слава!
Исчезла Сафо наших дней
С печальной драмою своей;
Потом и две другие дамы,
На дам живые эпиграммы,
Нырнули в глубь туманных вод.
"Кто ты?" - "Я - виноносный гений.
Поэмы три да сотню од,
Где всюду ночь, где всюду тени,
Где роща ржуща ружий ржот*****,
Писал с заказу Глазунова
Всегда на срок... Что вижу я?
Здесь реет между вод ладья,
А там, в разрывах черна крова,
Урания - душа сих сфер
И все титаны ледовиты,
Прозрачной мангией покрыты,
Слезят!" - Иссякнул изувер
От взора пламенной Эгиды.
Один отец "Тилемахиды"
Слова сии умел понять.
На том брегу реки забвенья
Стояли тени в изумленье
От речи сей: "Изволь купать
Себя и всех своих уродов",
Сказал, не слушая доводов,
Угрюмый ада судия.
"Да всех поглотит вас струя!.."
Но вдруг на адский берег дикий
Призрак чудесный и великий
В обширном дедовском возке
Тихонько тянется к реке.
Наместо клячей запряженны,
Там люди в хомуты вложенны
И тянут кое-как, гужом!
За ним, как в осень трутни праздны,
Крылатым в воздухе полком
Летят толпою тени разны
И там и сям. По слову: "Стой!"
Кивнула бледна тень главой
И вышла с кашлем из повозки.
"Кто ты? - спросил ее Минос,