Бац.
От резкого звука я вскрикнула, быстро встала с дивана и как могла побежала к окну, пытаясь разглядеть, что же это случилось. Летучая мышь. Точнее раненная летучая мышь.
Мое сердце не прекращало бешено колотится в груди.
Внезапно я услышала звук шагов и, обернувшись, увидела входящего в комнату Айзека.
— Я услышал крик, ты в порядке? — спросил он, глядя на меня с беспокойством.
— Да, всё в порядке, — ответила я, чувствуя себя немного смущенной из-за того, что меня напугала летучая мышь.
— Что случилось? — спросил он, подходя к окну.
— Это была просто летучая мышь, — сказал я, указывая на окно. — Она ударилась о стекло.
Айзек подошел к окну и выглянул наружу.
— Бедняжка, — Сказала я, разглядывая её поближе. — нам надо что-то сделать.
Она неподвижно лежала на земле.
— Я позабочусь о нёй.
Он вышел на улицу, чтобы забрать раненную, и я наблюдала из окна, как он осторожно поднял её и покачал в руках.
— Жить будет, с крыльями всё нормально. Видать свет из дома её запутал. Я отнесу её на ближайшую ветку.
Некоторое время я всё ещё в замешательстве смотрела, как он исчезает в ночи, и только позже стала медленно приходить в себя. Эти недели были невыносимыми. Мигрени, кошмары, постоянные боли — всё просто изнывало меня каждый день, и я не могла ничего с этим сделать. А самое ужасное, что в голове была пустота.
Вскоре Айзек вернулся. Он сделал нам горячий травяной чай, и мы сели пить его возле камина.
— Тебе не холодно? — спросил он.
— Нет.
— Кристал, я не собираюсь спрашивать про твоё самочувствие. — сказал он аккуратно, следя за моей реакцией.
Я посмотрела на него вопросительно.
— Я имею в виду, что совершенно ясно, что с тобой не все в порядке, — сказал он, пристально глядя на меня.
— И я не собираюсь притворяться, что ничего не замечаю. Выскажешь — станет легче.
Айзек некоторое время пристально смотрел на меня, видимо ожидая, что же я скажу.
А что же мне было сказать? Нечего.
Пожалуй, надо найти правильные слова, чтобы выразить охватившее меня смятение…
Но таковых не было.
Торнадо, пройдя по моей душе, не оставило ничего, кроме хаоса и разрушения. Как я могла передать тяжесть пустоты, страха и боли, которые так долго давили на меня какими-то словами?
Слова состоят из одних и тех же 33 букв, которые просто расставляют по-разному. Как они могут что-то вообще означать?
Детдомовские не верят в слова. Если тебе что-то не нравиться, меняй это. Мы не делимся своими чувствами и не раскрываем свои слабости, потому что это может привести к уязвимости, которая может сделать нас легкой мишенью хищников.
Айзек опустил стакан на стол, возвращая моё внимание к нему.
По спине пробежал холодок. Некогда завораживающие голубые глаза потемнели, а точеная линия подбородка напряглась, придавая ему суровый и устрашающий вид.
— Ты что, не услышала вопроса? — потребовал он, его голос прорезал тишину.
Я с трудом сглотнула, чувствуя, как тяжесть его слов давит на меня. Мой разум лихорадочно работал, но губы онемели.
— Я…Я услышала, — пробормотала я, изо всех сил пытаясь обрести дар речи.
— Тогда отвечай, — твердо сказал он. — Ты не можешь просто сидеть в своей скорлупе и ожидать, что все будет хорошо.
Голос Айзека был холодным, жестким и непреклонным.
Таким его я ещё не слышала.
— Если у тебя есть какие-то беспокойства, а они у тебя явно есть, ты должна их озвучить. Я ясно выразился?
— Д-да, — заикаясь, выдавила я.
— Тогда говори, — потребовал он, сверля меня взглядом.
Меня охватила паника, и я не могла подобрать слов.
— Я не знаю как, — наконец смогла прошептать я, чувствуя себя маленькой и беспомощной перед ним.
Айзек смотрит на меня, и выражение его лица немного смягчается.
— Что ты чувствуешь? Скажи первое слово, которое пришло на ум.
— Пустота.
— Пустота, это то, что ты чувствуешь? — повторяет он низким и размеренным голосом.
Словно тяжелый груз давит мне на грудь, выдавливая из меня дыхание. Мне сразу хочется забрать сказанное обратно.
— Не знаю…
Айзек вздыхает.
— Ты не знаешь? А кто знает? — недоверчиво повторяет он. — Как ты можешь не знать? Ради бога, ты взрослая девушка. Ты должна знать, что ты чувствуешь и почему ты это чувствуешь.
Во мне поднялась волна гнева, и я неосознанно сжала руки в кулаки.
— Я пытаюсь, ладно? — огрызаюсь я, слегка повышая голос.
— Что ж, это начало, — говорит он более резким тоном, чем раньше. — Но этого недостаточно. Ты не можешь просто сидеть и жалеть себя, ожидая, что кто-то другой все исправит. Тебе нужно принять меры.
— Легко сказать, — я разозлилась. — я нахожусь бог знает где с незнакомцем! И я совершенно не помню, что со мной случилось!
— Тогда, милая, продолжай зацикливаться на прошлом или на том, чего ты не знаешь. Надо акцентировать внимание на настоящем и будущем. Тебе нужно взять свою жизнь под контроль.
Я угрюмо усмехнулась.
— Да я даже не знаю, кто я такая! И дело далеко не в потери памяти! — кричу я в разочаровании и чувствую как слезы наворачиваются на мои глаза.
— Это не значит, что ты не можешь начать все сначала. Ты можешь создать для себя новую личность, новую жизнь. Просто нужно быть готовым приложить усилия.
Как же мне хочется закончить этот чёртов разговор.
— Хорошо, а каков твой план? — в этот раз его голос уже менее строг.
— Мой план — просто выжить, проживать каждый день, не сходя с ума! Знаешь сейчас и это не даётся.
Голос Айзека становится тверже, а его взгляд жестче:
— Перестань жаловаться, — говорит он, повышая голос. — Ты можешь начать хотя бы с поиска ответов, — попытками собрать воедино свое прошлое. Но самое главное, тебе нужно начать заботиться о себе, физически и морально. Ты не можешь продолжать так жить.
Его слова обрушиваются на меня, как тонна кирпичей, и я чувствую, что тону в них, опускаясь на дно.
— А что потом? — спрашиваю я, мой голос едва громче шепота. — Что, если я не смогу найти ответы? Что, если я застряну здесь навсегда?
— Тогда ты навсегда застрянешь в этом пустом состоянии, — говорит он по-прежнему твердым, но не резким тоном. — Это то, чего ты хочешь?
Я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться, но его внезапное прикосновение посылает по мне электрический разряд. Его пальцы хватают меня за подбородок и поднимают моё лицо, чтобы я встретилась с ним взглядом.
— Смотри на меня, когда я говорю с тобой, — приказывает он низким и хрипловатым голосом. — Ты этого хочешь?
Я качаю головой:
— Нет, — шепчу я.
— Тогда возьми себя в руки, — говорит он, нежно сжимая мою руку. — Ты не одна здесь. Мы разберемся с этим вместе.
Его дальнейшее действие оставляет меня обескураженной.
Айзек заключил меня в объятия.
Сначала я не решалась принять его объятия. Мысль о том, что я могу быть уязвимой перед кем-то другим, была невыносима. Но по мере того, как он прижимал меня крепче, не давая двигаться, я чувствовала, как мое сопротивление медленно тает.
Сила его рук, обнимающих меня, заставляла меня чувствовать себя в безопасности, как будто ничто не могло причинить мне вреда, пока я была в его объятиях.
Я чувствовала тепло его тела, исходящее через одежду, и то как его запах окутал меня. Это была смесь свежей сосны, кожи и свежести.
Он такой крепкий, такой сильный.
Когда его рука нежно погладила мою спину, я почувствовала, как напряжение в моём теле медленно тает. Как будто он точно знал, что мне нужно, и мне не нужно было произносить ни единого слова. С каждым мгновением мое тело начало расслабляться, и я чувствовала, как тяжесть моих эмоций спадает с моих плеч. Это было так, как будто его тепло проникло в самое мое существо, успокаивая мои нервы и успокаивая мою душу. В голове крутились его последние слова.
Я осторожно обхватила его руками в ответ, крепко прижимаясь к нему, как будто он был единственным, что удерживало меня.
Возможно, мне просто не хотелось отпускать его.
Я почувствовала, как неудержимо текли слезы. Внутри меня словно прорвало плотину, и я не смогла сдержать поток эмоций, которые так долго держала в себе.
Сначала я пыталась скрыть свои слезы, уткнувшись лицом ему в грудь и пытаясь заглушить рыдания. Но вскоре стало невозможно сдерживать их, и мое тело сотрясалось от силы моего плача.
— Выпусти это, — мягко сказал он. — Тебе не обязательно держать все это в себе.
Его слова сильно задели меня, и я почувствовала, как мое сердце наполнилось благодарностью за его понимание.
— Я просто так устала, — плакала я. — Устала все время чувствовать страх и неуверенность. Устала чувствовать, что никому не могу доверять, даже самой себе. Мое тело болит, ломиться просто, Айзек. Я не знаю, как долго ещё смогу так продолжать.
Айзек крепче прижал меня к себе и нежно погладил по волосам, его присутствие успокаивало. — Шшш, все в порядке, — прошептал он.
Его слова заставили меня лишь уткнуться в его грудь и плакать сильнее.
Как бы сильно я не хотела остаться в его объятиях навсегда, я знала, что не смогу.
Это было слишком хорошо, слишком успокаивающе, и я ни в коем случае не могу к этому привыкнуть.
Айзек высвобождается из объятий, когда понимает, что я перестала плакать и смотрит мне в глаза, вытирая слезы большими пальцами.
— Прости, что я надавил на тебя, но ты должна понять, что это был единственный способ заставить тебя открыться.
Он наклонился и нежно поцеловал меня в лоб. Его губы задерживаются на моей коже на пару секунд. Это прикосновение было такое нежное и мягкое.
— Боль неизбежна, страдание необязательно. Боль — это часть жизни, но только от нас зависит как мы будем на неё реагировать. Мы можем либо позволить ему победить нас, либо использовать его, чтобы стать сильнее.
Я не могла не почувствовать некоторого раздражения от его философского ответа. Это казалось банальным ответом на мою самую настоящую боль.
Но раздражение шло от осознания, что он прав.
Айзек продолжил:
— Ты через многое прошла, и это нормально чувствовать себя измученной и недоверчивой к происходящему.
Я закрыла глаза и глубоко вздохнула, чувствуя утешение в его словах. Он был прав: я пришла так далеко и могла не продолжить идти.
Только сейчас я заметила что-то мокрое на его рубашке. Именно тогда я поняла, что это были мои слезы. Меня охватило смущение, но Айзек лишь тряхнул рукой на это.
— А ты не мог бы переночевать здесь сегодня? — сказала, я раньше, чем смогла осознать сказанное.
Ну после того как я так сильно испугалась, мне же нужен кто-то рядом?
Айзек согласился и застелил себе место на полу рядом с диваном.
Устроившись, он снял рубашку через голову, обнажая подтянутую и мускулистую грудь, крепкую спину, покрытые замысловатыми татуировками. Его богатырские плечи сужались к подтянутому животу, привлекая внимание к мощным рукам и груди.
У меня перехватило дыхание.
Его татуировки тянулись по его плечам и вниз по рукам, обвивая бицепсы и предплечья. Когда он повернулся ко мне лицом, я смогла разглядеть еще больше татуировок, которые протягивались до пояса брюк.
Парни в детском доме были совсем не похожи на него: они были тощими и бледными, словно едва достигшими половой зрелости.
— Кристал?
— А? Что? — мне сразу стало стыдно, что я залипла.
— Спокойной ночи, — Сказал он, улыбаясь.
— Спокойной — ответила я, чувствуя, как горели мои щёки.
Я долго не могла уснуть и постоянно ерзала по дивану, услышав шум снизу, я поняла, что не единственная кто не мог уснуть.
— Айзек, — тихо позвала я.
— Да?
Я слегка привстала и посмотрела него.
— Тоже не можешь уснуть? — Спросила я.
Он покачал головой.
— Хочешь, я расскажу тебе историю?
Я смеюсь, и этот звук едва слышен в ночной тишине.
— Сказка? — переспросила я с любопытством.
Он кивает, его губы растягиваются в легкой улыбке.
— Да, сказка. Это могло бы помочь тебе заснуть. — повторил он, и на его губах появилась легкая ухмылка.
— Хочу, — ответила я всё ещё смеясь от абсурдности этой идеи.
Айзек устраивается рядом со мной на диване и стал рассказывать:
— Давным-давно, в далекой стране, жила маленькая девочка по имени Оливия. Оливия была любопытной находчивой девочкой, которая любила бродить по городу и исследовать окружающий её мир. Однажды, бродя по лесу, она наткнулась на прекрасный кристалл. Она была очарована его сверкающими красками и решила взять его с собой.
Я сильно засмеялась.
— Ты реально собрался рассказывать?
— Не хочешь и не надо.
— Прости, прости. Не буду перебивать.
Мне нравилось слушать его голос.
— Так. Когда Оливия возвращалась домой, она встретила старую мудрую женщину, которая остановила ее и сказала: «Девочка, этот кристалл драгоценен и могущественен. Но с этим на тебя он ляжет с большой ответственностью. Ты должна использовать его силу с умом, иначе это может принести вред и разрушения.
Оливия, взволнованная своим новообретенным сокровищем, не обратила особого внимания на слова старухи и продолжала играть с кристаллом каждый день. Вскоре она обнаружила, что кристалл обладает способностью исполнять желания, и она пожелала многих вещей, таких как игрушки и сладости, новых друзей и даже попросила поменять своего непослушного брата на весёлую сестру.
Но время шло, и Оливия начала понимать, что её желания не делают её такой счастливой, как она думала. На самом деле она чувствовала себя ещё более опустошенной и одинокой, чем раньше. Ничего больше не приносило ей счастья. Она поняла, что была эгоистична и беспечна по отношению к силе кристалла, и это не принесло ей ничего, кроме временного счастья.
Оливия вернулась к старухе и призналась в своей ошибке. Мудрая женщина улыбнулась и сказала: “Моя дорогая, сила кристалла заключается не в том, что он может дать тебе, а в том, что ты можешь дать другим. Используйте это с умом.”
С того дня Оливия использовала силу кристалла, чтобы помогать другим и делать мир лучше. Она обнаружила, что истинное счастье приходит не от получения, а от отдачи. И при этом она усвоила величайший урок из всех: самое большое сокровище в жизни — это доброта. Конец.
— Ты это где-то вычитал или только что придумал?
— Настоящий сказочник не выдает своих секретов.
— Ты не перестаёшь меня удивлять.
— Спи уже.
Перед тем как Айзек ушел, он наклонился и нежно коснулся губами моих щеки, от его прикосновения у меня по спине пробежали мурашки. Я закрыла глаза, наслаждаясь теплом и нежностью его поцелуя.
Неужели у меня действительно появляется симпатия к нему? Чушь собачья. Я уверена это просто временное помутнение разума.
***
На следующий день он ушёл рано утром, сказал, что должен поехать в город за продуктами. У меня болела голова и особо что-то делать не получалось. Айзек показал мне как чистить рыбу и целый день я готовила полуфабрикаты, которые можно будет потом использовать.
Он вернулся поздно ночью и сел у камина, читая книгу. Я разместилась рядом с ним, снова залипая на темные чернила на его руке.
— А что означают твои тату? — спросила я.
Они все были слишком замысловатые и связанные, чтобы делаться просто для красоты. Да и Айзек не был похожим на человека, который делает что-то просто так.
Он посмотрел на меня и сказал:
— Тайна за тайну. Я тебе про тату, а ты мне какой-то свой секрет. Одно тату, одна тайна.
— У меня нет секретов.
Я не умею их хранить.
— У всех они есть.
— Моя жизнь была скучной. Я не делала ничего такого, что было бы неправильно и это нужно было держать ото всех.
Врать я тоже не умею. Но я действительно ничего не делала.
Он смотрел на меня словно искал путь в мою душу, медленно снимая слой моей защиты.
— Кристал, иногда наши секреты, это то, что делает нас уязвимыми. Как раз таки эти вещи кажутся нам самим такими правильными. В конце концов, что неправильно — это вопрос восприятия.
По спине прошли мурашки.
Будто он вселился в мою голову и читает мысли.
— У-у меня складывается впечатление словно ты сам знаешь ответ на это вопрос.
Айзек стал гладить тыльную сторону моей руки кругами.
— Я лишь высказал своё мнение.
Громко, выдохнув, я решилась ответить:
— Хорошо. Мне до сих пор снятся кошмары про мою жизнь до детдома.
— Смело. Выбирай какое.
По его глазам было видно, что он хотел задать вопросы, но, к счастью, не стал.
Я на мгновение задумалась и указала на тот, что был у него по правую руку. Это был череп с двумя скрещенными мечами позади него и несколько слов, написанных на незнакомом мне языке.
Айзек улыбнулся и тогда я поняла, что выбрала что-то слишком простое.
— Это из моего времени службы в армии. Меня отправили в Афганистан, и там была одна миссия, которую я никогда не забуду. Мы попали в засаду, устроенную талибами, и нас превосходили численностью и вооружением. Я думал, для нас это конец.
Айзек делает глубокий вдох, прежде чем продолжить свой рассказ.
— Мы были на обычном патрулировании, и вдруг услышали выстрелы из соседней деревни. Мы немедленно отправились на расследование и обнаружили группу вооруженных повстанцев, нападающих на ни в чем не повинных гражданских лиц.
Мы сопротивлялись, но один из моих друзей был ранен и сильно истекал кровью. Мне пришлось отнести его в безопасное место под шквальным огнем. Мне удалось доставить его в безопасное место, но он умер у меня на руках до того, как смогли прибыть медики. Я был опустошен. Я чувствовал, что подвёл его и его семью. Итак, я вытатуировал его имя у себя на руке в качестве напоминания о жертве, которую он принес, и чтобы почтить его память.
Я чувствую недосказанность. Он явно что-то таит в этой истории.
И казалось бы, поделился человек историей, вот только вопрос теперь стало больше, чем ответов.