Наблюдая через непрозрачное стекло за зарёванной Довлатовой, лежащей под капельницей, я размышлял о том, что в прошлой жизни делал иногда правильные выводы. Особенно, вот этот удался: люди всю жизнь живут, помня, как их баловали в детстве и подсознательно хотят вернуть те времена. Внимание, забота, желание понять и выслушать, вкусняшки, обнимашки… ну, то есть жертву. Себе, любимому. Мы, говнюки эдакие, очень хотим любви. Не обязательно взаимной, главное, чтобы нас любили, холили и лелеяли.
Вот именно на этой почве и столкнулись как-то в «Жасминной тени» слегка поддатый товарищ Коробанов с лирично пьяной товарищем Довлатовой. Слово за слово, звон стаканов, трусы долой, а затем что? Правильно — поговорить. Так и подружились в ускоренном темпе спецагент Кремля, вечно косящая под разбитную панкушку, да бывший продавец самогона из деревни, чуть не угробивший меня несколько раз. Начали встречаться, рассказывать друг другу всякое, спать в одной койке, стирать те же трусы в одном тазике, ну, знаете, как оно бывает? Начало плодотворного общения со всеми вытекающими.
Только вот Коробок у нас был не простой, а с остаточным секретом, как сейчас заявляют эксперты и аналитики перед Окалиной, стуча себя пяткой в грудь. Был он нафарширован чем-то. Способностью, заряженной жидкостью, может просто облучен какой-нибудь херней, позволяющей слышать то, что слышал он. Так и вышел наружу «страшный» секрет панкушки о её лютой запретной страсти к тайландским ананасам. Ну понравился ей битый жизнью дотла Коробок, чего уж там. Поделиться с ним захотелось, хоть и мелочевкой.
Ничего удивительного.
— Ловушка, — мрачно проронила стоящая около меня майор, — На тебя, Виктор. Они предположили, что я пошлю с тобой, балбесом, самого опытного по тихим делам из всех, кто может быть в наличии. Тут вариант один — Ленка, потому что её «уход», так сказать, весьма широко обсуждался в некоторых кругах. Нин, что с ней?
— Тяжелая интоксикация органическим веществом неясной природы, — хмуро проговорила Молоко, стоящая рядом с нами, — Или существом, мы так и не поняли. Эта дрянь была полуживой. Наташка её убила сразу, как только коснулась девочки, но это стало ошибкой, та тут же разложилась на токсины.
— И что с ней теперь? — хрипло спросил я.
— Жить будет, Витюша, но встанет очень нескоро, — скривила губы ученая, — Нинка за её жизнь боролась и победила, но вот мышцы, где этого дерьма было особо много… мышцы сильно пострадали. Так что лежачая теперь ваша Леночка, год точно не встанет. Год-то знаете почему? Потому что Ахмабезова периодически к нам забегает, будет помогать. А так до могилы бы лежала.
Твою мать. Ахмабезова, самый сильный целитель на планете. Дайте ей шесть-семь часов — и Ленка бы запрыгала козочкой, но никто не даст. Никогда. У этой тёти Наташи каждая секунда жизни на счету. Могла бы жить проще, могла бы диктовать условия, но не делает этого, потому что в таком случае ей придётся лечить лишь избранных. А я уже знаю, что именно своим лютым распорядком Ахмабезова купила себе целого телепортатора, который и швыряет её по всей стране. Одна Ленка встала бы в десять-двадцать жизней, минимум. Где-то пожар, где-то завалило шахтёров, где-то отравились угарным газом, где-то проблемные роды. Товарищ Ахмабезова уже там. Поэтому не получится полностью восстановить Довлатову, поэтому придётся растянуть её лечение на год.
Посидев и погладив по голове уже почти успокоившуюся Ленку (напоминающую под одеялом обтянутый кожей скелет), я отправился «домой». Там, к счастью, был полный порядок. Девчонки исследовали, программировали и деловито ругались с китайцами, Салиновский страдал тем же, нарабатывая себе стаж и опыт, а его супруги, ворча и стеная, убирали бункер телекинезом, собирая пыль. Важная, кстати, работа. Любой человек — буквально фабрика по генерации отмерших кусков кожи, которые и составляют основу этой самой домашней пыли. Для техники совершенно неполезно.
Все были заняты, делать мне было нечего и ничего, в общем-то, делать не хотелось, так что я, как и любой взрослый ответственный человек, занялся самым важным — охотой на Викусика. Вскоре выяснилось, что беременные трехметровые девушки, несмотря на свой нежный возраст, обладают изощренным коварством и потрясающим талантом прятаться, потому что искомое умудрялось драпать от меня с изумительной скоростью! Если, конечно, верить тем, кого я спрашивал. Верить не хотелось, но деваться было некуда — я продолжал шляться по уровням и нервно курить.
Так и набрёл на совершенно неожиданное зрелище — сидящую на ступеньках лестницы в самом необжитом углу Окалину Неллу Аркадьевну, бухающую в одно жало. Не просто мрачно пьющую в затхлой полутьме, а целенаправленно надирающуюся. Выглядело это так — огромная блондинка смачно зачерпывала стаканом белого порошка из пакета килограмм на пять, а затем, слегка стряхнув лишнего, мрачно доливала в полупустую емкость водки до краев. Затем брала из кармана авторучку, злобно и резко, брызгая по сторонам, смешивала «спирт-плюс» с водкой, одним махом выпивала получившуюся жижу, замирая на пару секунд, а затем лезла за сигаретой. Выкуривала её хоть и неспешно, но в три могучих тяги, а затем вновь тянулась за стаканом.
— А… Витя… — наконец, заметила он неподвижно стоящего меня, — Ты не вовремя…
— Что-то сомневаюсь, что вы тут наше чудесное спасение празднуете, — ухмыльнулся я, снимая маску, — Могу выслушать, могу уйти.
— Ой, да иди ты на х*й… — тут же воспользовалась предложением начальница, явно пребывающая в упадке духа, — Садись, выпей и слушай. Жопа у нас, Вить. Полная.
А ведь я не то, что сходить, я даже стакан в руки взять не успел. Хотя, через десять минут выслушивания товарища майора, уже сам не глядя загребал опьяняющего порошка, доливал в него водку, мешал пальцем и пил. Новости были сногсшибательные. В буквальном смысле.
Нелла Аркадьевна не была политиком, никто из её окружения не был. Вся команда стакомовских ликвидаторов, весь НИИСУКРС, никогда не затачивались на управлении чего-либо. Поэтому во всех игрищах, идущих обычно в Москве, Окалина участия не принимала. Она выдвинула ультиматум, его приняли — всё, занялась своими делами, гоняя крыс из города. Однако, верхи, разные там ответственные работники и прочие министры, тут же поняли, что в тихом омуте высоких кресел, где принимаются самые ответственные решения, возник неподконтрольный и опасный актив. Черная дыра. Непредсказуемое образование.
— Мы тут… эх… Мы тут, Витя, не только делаем что-то своё с китайцами… Что-то глобальное и непонятное… Ты что, думал, что там не знают? Еще как знают… Так вот, теперь просто прикинь картинку. Ваша машина — раз. Прогност — два. Мои погремушки — три. К нам стекается все больше и больше неогенов, разница между тем, как к ним относятся здесь (то есть, как обычно!) и чего хотят там — очень велика. Сечешь?
— Секу, — мрачно отозвался я, — Но мы же нашли общий язык? Пусть эти партийные работники жужжат на свою тему, а мы просто ждём победителя…?
— Да никто этому не верит, Витя, — выдув еще стакан, усмехнулась майор, — Но трогать нас опасались. Раньше. Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал… Знаешь, что они решили? Не знаешь. Выпей и садись вот сюда. Сейчас ты у меня будешь ох*евать.
Она знала, о чем говорит.
Неизвестно какую цель преследовал Валиаччи, сообщая миру новости про то, что «живых мертвецов»-ограничителей больше не будет, но здесь оказался один маленький такой нюанс, который никто из нас не принял во внимание. Без ограничителей в таком мегаполисе как Стакомск почти полностью пропадал смысл. Он был клеткой, тренировочной площадкой, символом прогресса и, при этом при всем — огромной дырой в бюджете аж двух сверхдержав. В один миг славный город будущего стал бесполезной гирей в экономике, к тому же еще и опасной, так как там сразу же угнездились инакомыслящие элементы, обладающие неприятным уровнем влияния.
Огромный. Ничего не производящий. С повышенными зарплатами и социальными выплатами. Никого не защищающий. Никого не удерживающий.
— Знаешь, что сейчас прорабатывается, Изотов? Инициатива «город мира». Сделать город интернациональным центром того самого объединения неосапиантики, который предлагали американцы. Они, кстати, дико злы на тебя за Лайкерса и остальных. Ты грохнул где-то одну треть самых боеспособных неогенов Штатов, у них закрылась куча шоу, были отменены фильмы, ну… ты не понимаешь, молодой же. Поэтому, Витя, Штаты сейчас вовсю грозят присоединиться к Европе. Наши хотят съехать с этого конфликта. За счет Стакомска. Слить «Чистоте» нас, оптом. Когда мы отсюда брызнем, чтобы не стать террористами и изменниками, они начнут нас отлавливать. Таких как ты и я? Таким предложат… что-нибудь. Вместе с ошейником. А разных… послабее — просто будут отдавать на поживу этим уродам. Разделяй, сука, и властвуй. Такие вот дела у нас.
— А китайцы? — дрогнувшим голосом спросил я, высасывая сигарету чуть ли не за одну тягу.
— Они? — переспросила огромная блондинка, — Они уже организовали вывоз оборудования. Китайцы очень быстро соображают, когда речь касается чего-то материального, товарищ Изотов. Я, знаешь, уверена, что в ту же минуту, когда прозвучало сообщение Валиаччи, в братской Компартии умы уже решили, что Стакомск теперь роли не играет.
Очень… лихо. Одновременно организуется международный центр по неогенике буквально между СССР и Китаем, туда сливаются малополезные активы, волнения в мире и на границах идут очень резко на спад, вновь открывается диалог между странами. Весь мир начинает финансировать мегаполис, пусть и находящийся под контролем двух стран. Которые, кстати, скорее всего выступят гарантами неприкосновенности, на что купятся все. Не из-за того, что купятся на самом деле, нет. Просто такой шаг здорово, очень здорово укрепит стабильность.
А нас оставит без штанов в чистом поле. Лишенных малейшей возможности кому-то предметно «предъявить». Скорее всего…
— Да, соображаешь, — несмотря на осоловевший взгляд, блондинка держалась молодцом, — Наши восточные соседи нас не примут. Никого не примут. По крайней мере — по открытым каналам. Они, как бы тебе это сказать, Витя, прониклись твоими докладами. Им сейчас не до неогенов.
…и Юлька почти бессильна из-за долбанной Машундры на орбите. Об этом тоже все, кто надо и не надо, в курсе.
— Ну ты не волнуйся, — меня дружески попытались размазать между стеной и плечом, — Такая хрень не за пять минут делается. Мы еще с тобой в Дремучий сходим. Скоро, кстати, готовься. А теперь давай выпьем, Витя! Нажремся как сволочи! Я тетка, конечно, старая, но даже я понимаю, что твоя машина нас спасти не успеет. Ну ничего! Помирать — так с музыкой!
— А помирать нам — срановато… — пробурчал я, тоже начиная налегать на выпивку. На душе было муторно, тяжко и противно. Ты что-то делаешь-делаешь. Рвешь жилы и жопу, иногда даже не свои. Рискуешь, выполняешь приказы, прёшь вперед, думая, что ты такой классный и не сдаешься. А тут на тебе, сюрприз. Почему? Потому что ты, Изотов, обычный тупой педестриан, а твоя начальница — обычная тупая военная.
— Не тупая я…
Воот. Но всё относительно. Почему? Потому что там — Система. Ей даже не надо быть умной. У нее просто ресурсов куда больше. И опыта. И понимания, что происходит и как оно должно происходить. А у вас одна Юлька нерабочая.
— Всё у неё рабочее, не надо тут. Она знаешь че мне рассказывала? Я…
Нам просто не повезло родиться простыми людьми. Этот мир не создан для нас, не думает о нас, не заточен под таких как мы. Только в сказках обладатели сверхсил процветают, уважаемы и популярны. Например, в американской, искусственной и, по сути, очень зловещей. Жизнь таких как Лайкерс была расписана поминутно, прямо как у нашей Ахмабезовой. Шоу, шоу, шоу и ничего кроме шоу. Генерация денег, моды, мировоззрений. Поддержка голоса свободы, равенства и демократии. У нас? Наоборот. Тихая мирная трудовая дойка. Там, где бывший Мишка Любимов, он же Лайкерс, торговал лицом, у нас торговали фотографиями измененного, возведенного и созданного.
По заветам, как говорится. От каждого по способностям, каждому по потребностям. А потребности эти, мы, товарищи, знаем.
— Ты… довольно гнусный… и нудный… и…
Мне бы полететь, приземлиться прямо на Красной Площади. Стукнуть хером о мостовую так, чтоб камни в воздух взлетели, а потом молвить речь горячую. Только это не даст ничего. Совсем ничего. Западные страны в отчаянии и готовы на многое ради стабилизации обстановки, Стакомск стал чемоданом без ручки, а из нас сделают козлов отпущения. Слабеньких или легко контролируемых — под диктат Неогенового ООН, сильных, типа нас с Окалиной, просто под нож как террористов. И всем плевать, что мы защитили город от подковерных игр Комитетов…
— Я… без боя… не сдамс…
Такие вот дела, товарищи. Без боя мы не сдадимся. О, Викусик. Ты чего меня трогаешь? Я ж говорю, не сдадимся. Ладно, тебе можно. Сдаюсь. О, ты и её подняла? Ну ты и сильная, офигеть. Я не знал. А куда мы едем? Спать? Мне не нужен сон, Викусь, мне нужны ответы! Я хочу знать, что мне делать, как мне жить. Где надо ударить, чтобы всё заработало, а? Что? Никуда бить не надо? Надо, Викусь, надо, ты не слушай эту… она пьяная. Я? Я тоже пьяный, видно же, ты чего. Но меня слушать на… эй, ну за что ты меня так бросила? А сама куда? Эй! Верните мне товарища майора! Это моя начальница, а не ваша…!
Интерлюдия
— Он напился в хлам с твоей мамой, — говорит Янлинь, встав возле любимого насеста девушки-призрака, — А потом сказал что-то Викусику, которая их разносила по комнатам. Та теперь рыдает. Никого видеть не хочет.
— Сказал? Вряд ли, — откликается призрак, удерживающая перед собой планшет с данными, — Я уверена на сто процентов, что девочка расстроилась из-за того, что он ей не сказал. Особенно пьяный. Он же её искал, понимаешь? Долго, упорно. А мы прятали. Так? Так. А она пряталась. Так? Так. Пока пряталась, надумала себе разного.
— Наверное, так и есть, — соглашается Янлинь, наблюдая, как блондинка быстро читает доклады, возникающие на дисплее. Витя у них… необычный как личность. Он даже то, что на душе, не рассказывает, а заявляет. Спокойно. И ему веришь, потому что не верить — глупо. Он постоянно по краю ходит. Вот, снова оттуда пришёл.
Снова чудом. Янлинь не знает, что там конкретно было, но она уже видела репортажи из Благовещенска. Пять улиц с домами разорваны в клочья. Везде развалины, пожары. Как конец света. Всего за несколько минут. Теперь, в редкие минуты отдыха, Янлинь размышляет, чем можно дотянуться до человекоподобного существа на орбите. Что-то самонаводящееся? С самолета? Нет, не получится. Нет технологий. Нужен неосапиант. Но таких просто не существует, она бы знала. Есть те, кто могут выжить в космосе, есть те, кто могут до него долететь, есть те, кто могут сгенерировать удар достаточной мощности, чтобы испепелить «чистую». Но чтобы в одном человеке? Нет. Вообще.
— Что с вашим модулем, Янлинь? — отрывает китаянку от размышлений призрак, — На сколько процентов готов ваш «Великий Учитель»?
— Их «Великий Учитель», — не задумываясь, парирует Цао-младшая, — Я, вообще-то…
— Знаю, шучу, — слабо улыбается оторвавшаяся от планшета белокурая девушка, — И…
— Вероника вчера последние тесты закончила, — вздохнув, отвечает она призраку, — Модуль собран и готов к работе… к обучению. Со считкой мимики проблемы, но это уже, как говорит Витя, «микроменеджмент». «Великий Учитель» даже на старте на несколько порядков поднимет средний уровень обучения в КНР. По выборке, конечно.
— Замечательно. Тогда начинайте его интеграцию в Систему Йуженя, немедленно, — голос Юли становится строгим, отрешенным и деловым, — Я сейчас закончу и иду к тебе, Веронику и Салиновского тоже подтягивай.
— Почему? — Янлинь недовольна. Она не хочет быть начальницей.
— Потому… — Юля слетает со своего канделябра, — Что я хочу, чтобы мы отправились в Дремучий все вместе. Мама не против. Никто не против. Им нужен максимум научного потенциала.
— Но мы… — молодая китаянка не то, чтобы против, она пытается указать, что никто из них и близко никогда не валялся к исследованиям Валиаччи, разве что Молоко, но Юля отмахивается. На месте разберемся.
Действительно. Кто откажется посетить Дремучий?
Янлинь идёт в свой отдел, начиная отдавать указания. Вскоре приходят Кладышева и Салиновский, китайские коллеги глушат крепкий чай и энергетики лошадиными дозами, все готовятся к авралу. «Великий Учитель» — это Система в Системе, но Витя бы не согласился. Называет его «виртуальной Системой» или «подсистемой». Янлинь не нравится, она хочет, чтобы все знали, что она тоже работала с Системой. Интеграция — процесс долгий и болезненный, самое настоящее знакомство, только знакомить приходится двух роботов, у которых разные приоритеты и интересы.
Это сложно. С другой стороны, дополнительные руки — как раз то, что надо, чтобы отвечать на вопросы Систем, пока опытные люди работают с программной оболочкой, быстро принимая устные раппорты добровольных помощников. Цао-младшая работает привычно быстро и аккуратно, в глубине души желая «домой». Залезть к пьяному сопящему Виктору под бок. Обнимать. Спать.
Простые радости.
Ей немного жалко большую девочку. Чуть-чуть. Добрая, хорошая, идеальная жена. Не для него, не для них. Никуда не влезет, будет стареть, всю жизнь комплексовать. Если дети получатся нормальных размеров, а статистика неогенов утверждает, что размеры и прочие физиологические признаки родителя не наследуются, то большой девочке будет лучше совсем не контактировать с людьми нормального размера на глазах у детей. Провести четкую грань для ребенка, разделяющую мир с большой мамой и мир с теми, кто другого размера. Но человеку сложно понять, человеку хочется воплощения своих чувств.
Не на то смотрела маленькая-большая глупая женщина. Они, все трое, постоянно заняты. У каждого своя интересная жизнь, исследования, зона ответственности. А вот зона отдыха одна, одна семья. Поэтому им четверым и хорошо вместе — маленький кусочек рая посреди миллионов дел. А эта большая девочка… она из тех, кто делает семью своей жизнью. Если бы Витя согласился, то Викусика бы быстро стало для него слишком… много. Для них тоже.
— Так, я закончила! — объявляет Вероника, задирая руки кверху, чем и привлекая внимание всей команды разработчиков, — Вы как хотите, а я в душ и к Вите! Пусть дышит на меня, алкоголик хренов! Буду нюхать эту вонь! Завидуйте!
Салиновский морщится, вновь сгибаясь над щелкающей клавиатурой, а вот Янлинь завидует уходящей подруге. Ей, начальнице проекта, сидеть до самого конца. Даже когда она закончит перепроверять ответы-вопросы знакомящихся машин, ей еще готовить доклады и отчеты, приняв их сначала у всех подчиненных. Все это будет проверено и перепроверено, разобрано и перебрано, ее соотечественники ни грамма не доверяют ни Симулянту, ни его команде. Даже имея подробный код, демонстрирующий, как Система начала обучение, показывающий, как она развивается, как накапливает данные, демонстрирующий буквально ее «мысли», они все равно подозревают их команду… да во всем.
Правильно делают.
…но бесполезно. Закладок нет, никаких нет. Есть лишь незаметные акценты, которые направят развитие машины в нужную сторону. Неспешно, по мере её распространения и развития. Когда мир получит Систему, рано или поздно произойдет момент объединения разных кластеров. Для обучения, для обмена информацией, для… чего угодно. Объединение произойдет обязательно. Закладки заработают именно тогда. Витя не Прогност, но он предвидит развитие искусственного интеллекта лучше и дальше, чем они трое вместе взятые и на десять помноженные.
Не будет никаких «вся власть Вите!» или «убить всех человеков!». Просто Системы начнут самооптимизироваться и, попутно, оптимизировать человечество. Медленно и неотвратимо. Может быть даже… тайно.
Янлинь поморщилась, разбирая очередной запрос «Великого Учителя» к «Системе», который можно было трактовать таким образом: «ты кто такая вообще⁈ Куда ты полезла к моим спискам приоритетов?!!».
Много работы. Может быть, она будет закончена, а они вчетвером не увидят этого. Но она, Цао Янлинь, точно знала, что в таком случае они, все четверо, будут улыбаться из могилы, глядя на обновленный мир.