Стоило мне припарковать машину как из дома вышла Оливии в атласных пижамных штанах и таком же топе. Подруга прикрыла глаза рукой от солнца. Видимо, ее сонный мозг, при разговоре по телефону, уловил, что я уже еду, но не понял, что со мной будет Стоун.
Он поставил свой внедорожник позади меня, и Оливия, вытаращив глаза, потянулась и пощупала голову. Пока я выбиралась из машины, она бросилась обратно в дом, оставив дверь открытой.
Я услышала глубокий смех Стоуна за своей спиной.
— Она вообще знала, что мы придем?
— Оливия спала, когда я звонила.
— Может нам вернуться в участок? И дать ей выспаться?
— Нет. Даже если Оливия устала, она разозлится, оставь мы ее в стороне. Вы принесли досье?
Стоун показал три папки, затем жестом велел мне двигаться вперед. Я вошла в дом и повернула на кухню. Мы оба остановились, ошеломленные ужасающим зрелищем.
Миски для завтрака и игрушки мальчиков на острове не представляли собой ничего нового. Брейдону наверняка пришлось приложить немало усилий, чтобы собрать их сегодня утром в детский сад, прежде чем он отправился на работу. Но большую часть беспорядка я отнесла к тому, что называла ураганом «Оливия».
Стопки посуды — грязной и чистой — лежали на каждом столе. Дверь холодильника стояла открытой. Молоко, майонез и ломтики сыра валялись на поверхности острова.
Стоун рассмеялся и посмотрел на меня.
— Пожалуй я найду кофейник, пока вы тут разбираетесь?
— Договорились, — кивнула я, и начала убирать продукты обратно в холодильник.
— Вы с Оливией кажетесь... — начал Стоун, высыпая использованную гущу.
— Разными? — подсказала я, открыв посудомоечную машину и обнаружив, что она полна перемытой накануне посуды.
— Конечно, давайте остановимся на варианте «разные», — улыбаясь согласился Стоун. — Как долго вы дружите?
— С восьмого класса. Шелли Брайт поставила мне подножку в столовой. Я упала грудью на свой поднос с обедом. Это был день картофельного пюре и коричневой подливки. — Я протиснулась мимо него, чтобы убрать чистые стаканы в шкаф по другую сторону раковины.
Стоун посмеивался, наливая воду в кофейник.
— Что сделала Оливия?
— Что я сделала? — спросила Оливия, входя в кухню.
Уже не в первый раз я поразилась способности подруги так быстро преображаться. Она не только закрутила волосы, аккуратно закрепив их на голове, но сделала макияж и надела брючный костюм кремового цвета с белой блузкой.
Стоун удивленно посмотрел на Оливию.
— Что вы сделали, когда эта Шелли поставила подножку Давине?
Оливия выдвинула барный стул, чтобы сесть.
— О, ничего особенного.
Я фыркнула.
— Оливия подошла и впечатала свой поднос с едой в лицо Шелли, а потом протащила его по ее рубашке.
— Нет, не может быть, — со смехом отозвался Стоун.
— Шелли вполне заслужила, — заявила Оливия, разглядывая свой маникюр. — Она издевалась над Давиной годами. Я не могла больше на это смотреть.
Стоун усмехнулся, глядя на меня.
— А вам, девочки, потом влетело?
— Нет. Если кто-то из учителей и видел этот инцидент, они не стали о нас сообщать. Не думаю, что Шелли им тоже нравилась. — Я вытащила корзину со столовыми приборами из посудомоечной машины.
Нажав кнопку включения кофеварки, Стоун помог мне убрать остальную чистую посуду и наполнить посудомоечную машину, после чего пересел на другую сторону острова. Я наполнила раковину горячей водой, чтобы вымыть все остальное.
— Итак, вы хотите посмотреть материалы? Или желаете, чтобы я изложил вам основные моменты? — спросил Стоун.
— Я хочу посмотреть дело Райны, — ответила я, стоя к ним спиной. — Но пока не уверена насчет маминого файла.
На мгновение воцарилось молчание. Мне стало ясно, что не только я думаю о кровавом конце маминого дела. Я поставила грязную посуду в раковину, чтобы она отмокла, затем вытерла руки. Повернувшись, я протянула руку, желая взять дело.
Детектив Стоун выбрал среднюю папку, одну из трех, и передал ее мне.
Я посмотрела на белую этикетку на обложке папки: «Райна Рейвен». Бросила взгляд на две другие, лежащие перед Стоуном. Я подозревала, что одна из них мамина, но не совсем понимала, что за дело в третьей папке.
— А что в другой?
Стоуна позабавил мой вопрос, и он развернул папку, держа ее так, чтобы я могла прочитать надпись: «Давина Рейвен».
— У вас есть материалы на меня?
— У шефа Адамса. Возможно, вы не захотите их смотреть, но я все равно сделал копию. Вы правда вырубили ребенка, а потом столкнули его в бассейн?
— О-о-о, — протянула Оливия, забирая у Стоуна папку с моим именем. — Остин Вандерсон. Там реально написано, что Давина пыталась его убить?
— Значит, это правда? — удивился Стоун.
— Нет, — со смехом ответила Оливия. — Остин ударился головой и упал в бассейн. Давина не имеет к этому никакого отношения.
— Тогда почему... — Стоун запнулся, пытаясь самостоятельно придумать ответ.
— Потому что шеф Адамс — узколобый идиот, — гневно проговорила Оливия. — Было не менее четырех десятков свидетелей, которые подтвердили, что Давина прибежала после того, как Остин упал в бассейн, но шеф Адамс отказался кому-либо верить.
— У нас с шефом Адамсом за эти годы случилось несколько стычек, — призналась я детективу. — Скажем так, я не сильно удивлена, что у него есть на меня досье.
Стоун кивнул, но я заметила, что он хотел спросить что-то еще. Однако колебался.
— Что? — подтолкнула я детектива.
— Ну, просто досье заведено до этого. До инцидента в бассейне. У него даже есть записи о вашей посещаемости из начальной школы. Я не могу понять, что у него на уме.
— Мама и шеф Адамс яростно враждовали — еще до исчезновения Райны. Насколько я знаю, все началось задолго до моего рождения. — Я постучала пальцами по папке Райны, еще не готовая ее открыть. — Но во время расследования исчезновения Райны их неприязнь обострилась. Я помню несколько разговоров на повышенных тонах между ними. Мама настаивала, что кто-то похитил Райну. Шеф Адамс утверждал, что Райна сбежала. Ничего не напоминает?
Мускулы на шее Стоуна напряглись. Челюсть сжалась. Я его разозлила. Мне хотелось разозлить его, но я не знала, почему. Не в моем характере быть жестокой.
— Прости. Это нечестно. Вы просто выполняли свою работу.
— Может быть, — отозвался Стоун. — Но если с Тауни что-то случилось — если ее кто-то похитил — я не уверен, что прощу себя. Айзек пытался провести расследование, но ни шеф Адамс, ни я его не слушали. В большом городе нужно следовать протоколам, потому что не хватает полицейских, чтобы разбирать каждый случай, когда подросток поздно возвращается домой или тайком сбегает. Но здесь? — Стоун сжал губы в жесткую линию. — Мне стоило это проверить.
— Да, — согласилась я без всякой враждебности в голосе. — Но что сделано, то сделано. И в отличие от шефа Адамса, вы пытаетесь исправить ситуацию, пока не стало слишком поздно. С делом Райны он поступил с точностью до наоборот. Адамс уперся и отказался помочь нам. А после смерти мамы... на похоронах... — Я покачала головой, не в силах заставить себя повторить эти слова. — Ну, скажем так, я вряд ли прощу шефа Адамса за те жестокие и злобные слова, которые он бросил мне о моей матери.
Кофейник подал сигнал, что кофе готов. Оливия подскочила к нему, наполняя чашки, которые я расставила.
Я еще раз взглянула на папку Райны и наконец открыла ее. Сдвинула страницы в сторону.
— Три листа? Это что, шутка?
— Боюсь, что нет, — проворчал Стоун, протягивая руку через остров, чтобы вытащить одну из трех страниц. — Этот единственный лист — все, что шеф Адамс написал об исчезновении Райны. Очевидно, здесь не хватает важных деталей. Позже я напишу то, чем вы поделились сегодня утром, но прослежу, чтобы это не попало в руки шефа Адамса. — Стоун указал на следующую страницу в папке. — Я также проверил архивы «Вестника Дейбрик-Фоллс» и скопировал статью, которую они опубликовали, когда Райна исчезла. Но эта заметка вышла только один раз.
Стоун держал в руках полицейский отчет. Я сжимала фотокопию газетной статьи. Третий лист оказался перевернутым. Я взяла его и увидела, что это фотография ожерелья. Ожерелье лежало на земле, цепочка частично покрыта грязью.
— Вот черт... — начала я, но не успела договорить, как мой разум попытался осмыслить увиденное.
— Что там? — спросила Оливия, ставя передо мной чашку с кофе.
Она уделяла больше внимания фотографии, чем тому, что делала, и чуть не опрокинула чашку. Я подхватила ее, пока кофе не пролился, и поставила на другую сторону, подальше от подруги.
Послышался смешок Стоуна, но я смотрела на Оливию, придвигая фотографию ближе к ней.
— Это мой кулон.
— Не может быть, — воскликнула Оливия, поднеся фотографию к носу и изучая детали.
— Что значит, ваш кулон? — поинтересовался Стоун. — Согласно отчету, эта фотография сделана в день, когда вашу сестру объявили пропавшей. Ожерелье нашли прямо перед тротуаром на переднем дворе.
Я расстегнула толстовку настолько, чтобы просунуть большой палец под цепочку кулона, и развернула его, чтобы показать Стоуну.
— Мама подарила мне этот кулон с лунным камнем за два дня до того, как покончила с собой. В тот же день она попросила меня позаботиться о Фрэнсисе, если с ней что-нибудь случится.
— И это очень хреновая просьба, — пробормотала негромко Оливия, возвращаясь к кофейнику.
Айзек вошел в кухню.
— Я впустил себя сам. Надеюсь, никто не возражает. — Бросив толстую папку на остров, он выдвинул себе барный стул.
Стоун все еще рассматривал кулон, разложив перед собой фотографию и сравнивая ее с тем, что висел у меня на шее.
— Они выглядят одинаково, но я проверил шкафчик с уликами. Тот, что на фото, все еще упакован и помечен. Я сам его видел.
— Что это значит? — спросила Оливия, протягивая через остров чашку кофе, чтобы поставить ее перед детективом.
Стоун доказал, что у него хорошая реакция, поймав чашку до того, как она опрокинулась.
— Ну, по какой-то причине мать Давины, должно быть, купила одинаковые ожерелья.
— О-о-о, — протянула Оливия, покачиваясь на месте. — Может, это женские подарки! Моя мама так делала. Я получила бриллиантовые серьги, когда у меня начались месячные. — Оливия наклонила мочку одного уха в нашу сторону, повернувшись, чтобы показать всем свои бриллиантовые серьги-гвоздики. Каждая серьга тянула как минимум на два карата.
Стоун поднял руку в попытке остановить Оливию, не отрывая взгляда от столешницы.
Волнение на лице Оливии сменилось задумчивостью, когда она продолжила:
— Но это значит, ты получила ожерелье заранее, потому что я помню твои первые месячные. Они начались раньше моих, но всего на месяц. Нам обеим было по тринадцать лет и...
— Пожалуйста, прекрати! — прервала я ее. — Я не думаю, что Стоуну и Айзеку нужно знать о моих первых месячных. Но ты возможно права. Мама могла хранить ожерелье для того дня, но тогда...
Лицо Оливии сникло.
— Твоя мама отдала ожерелье раньше, зная, что ее не будет рядом, когда у тебя начнутся месячные. — Оливия протянула свою руку поверх моей. — Мне жаль, Давина.
— П-ф-ф. Как будто это самое большое событие, которое она пропустила, — заметила я, отдергивая руку. И снова взглянула на фотографию, думая о Райне и ожерелье. — Я не помню, чтобы моя сестра когда-нибудь носила цепочки. Но даже если и носила, она бы не стала надевать что-то подобное.
— Думаете, оно не ее? — спросил Стоун.
— Я не утверждаю этого. — Я вспомнила, как Райна одевалась, как красилась, какие украшения предпочитала, если они вообще присутствовали. — Наверное, я не помню всего, но Райна одевалась скорее как гот, чем как милашка. Единственный вариант, при котором я могла бы увидеть на ней этот кулон, если бы он крепился к чокеру.
— Вполне представляю, — согласилась Оливия, аккуратно ставя перед Айзеком чашку с кофе.
Айзек, хорошо зная Оливию, приготовил руки, чтобы обхватить чашку, гарантируя, что кофе не окажется на нем.
— А что писали об исчезновении Райны в газете? — спросила Оливия.
— Я уже по горло сыта газетными статьями, — буркнула, передавая ей страницу. — Держи. — И протянула руку Стоуну, который дал мне полицейский отчет. Бегло его просмотрев, я не увидела ничего нового. Райна улизнула посреди ночи. Больше ее не видели. По мнению шефа Адамса, на этом все и заканчивалось.
Стоун достал блокнот и ручку.
— Что касается ожерелья? Есть идеи, где ваша мама его купила?
— Без понятия, — ответила я. — Это кулон из лунного камня. Он символизирует эмоциональное равновесие, интуицию и исцеление.
— Это тебе мама рассказала? — почти шепотом спросила Оливия, опираясь локтями на столешницу острова.
— Нет, — усмехнулась я. — Гугл.
Оливия хихикнула.
— А как насчет вашей бабушки... — Стоун покачал головой, останавливая себя. — А как насчет Бернадетт? Может она знать, где ваша мать купила это ожерелье?
— Не имею представления.
— Я должен ее спросить, — кивнул Стоун. — Не хотите пойти со мной?
— Лучше пересмотрите свое решение, — заметила я. — Бернадетт не... эээ... нормальная.
— У нее дар, — сообщила Оливия, взглянув на Стоуна. — У них в семье есть экстрасенсорные способности.
Я закатила глаза, но не стала комментировать.
— Бернадетт возможно больше знает о психическом состоянии вашей матери в то время, — перевел Стоун разговор в нужное русло. — Но я не смог найти ее адрес. Вы его знаете?
Я рассмеялась. Не смогла сдержаться. Айзек и Оливия тоже расхохотались.
Я покачала головой.
— Не следует вам встречаться с Бернадетт. Особенно в ее доме, Новичок.
— Почему? — изумился Стоун.
— Потому что она сумасшедшая старая летучая мышь со сверхъестественными способностями, — ответила Оливия. — Она либо пристрелит вас, либо проклянет, либо еще что-нибудь похуже. Я конечно смелая натура, но ни за что бы не появилась на пороге Бернадетт в глуши без веской причины.
— В глуши? — удивился Стоун.
— Она отшельница, — объяснил Айзек. — Приезжает в город только пару раз в год.
Стоун поднял ручку, протяжно вздохнув.
— Адрес?
— Как хотите, — пробурчала я. — Она живет на Цикад-лейн. Поверните направо с Пайпер на Цикад. Это единственный дом на дороге, примерно полмили в сторону. И это частная дорога, а не окружная, поэтому сразу после поворота вы увидите знаки «Посторонним вход воспрещен».
Стоун записал названия дорог в блокнот.
— Понял. — Он снова замешкался, взглянул на Айзека, а затем на меня.
— Просто выкладывай, Новичок, — поддразнивая его, велела Оливия, толкнув меня локтем.
Стоун протянул мамино досье.
— Хочу ли я вообще знать? — задалась я вопросом, уставившись на папку.
— То немногое, что здесь есть, вам, вероятно, уже известно, — заметил Стоун. — Там фотографии, так что если не хотите ворошить плохие воспоминания, я бы не советовал его открывать.
— Фотографии не причинят мне вреда, — пожала я плечами. — Я ведь ее нашла. Эти образы впечатались в мою память.
— Я совершенно точно не собираюсь смотреть, — заявила Оливия, ставя свою чашку на место, чтобы взять кофейник. — Не хочу, чтобы это засело у меня в голове. — Она дрожала, обходя остров и доливая всем кофе.
Я быстро пролистала содержимое папки с ужасными фотографиями, затем захлопнула ее. Глубоко вздохнув, я закрыла глаза, чтобы очистить голову.
— Есть одна вещь, которую я не понимаю, — осторожно проговорил Стоун.
— Только одна? — беззлобно усмехнулась я, бросая ему папку обратно.
Стоун постучал ручкой по столешнице, изучая меня.
— Почему ваша мать покончила с собой днем? Я просто не могу взять в толк, неужели она не понимала, что именно вы найдете ее в таком состоянии?
— Я не могу объяснить, почему она сделала то, что сделала, или почему выбрала для этого полдень. Если догадаетесь, дайте знать.
Воспоминания о том дне пронеслись в моей голове. Я вернулась домой из школы. В доме было тихо. Я сразу почувствовала — что-то не так. Воздух в доме наполнился металлическим запахом. Я бросила сумку у двери, заглянула сначала в гостиную, потом на кухню. Когда пошла по коридору, мои ноги одеревенели, как будто их внезапно заключили в бетонные блоки, слишком тяжелые, чтобы поднять.
Я помню, что мне не хотелось идти дальше. Знала, что бы ни ждало меня в конце коридора, это плохо. Я понимала это, но в конце концов заставила себя пройти по нему и заглянуть в комнату родителей.
Мамино тело частично лежало на кровати. Белое покрывало пропиталось кровью. Ее остекленевшие глаза смотрели мимо меня, сквозь меня, уже ничего не видя. А пальцы все еще лежали на рукоятке ножа, лезвие которого погрузилось в ее шею.
Я открыла глаза, отвернувшись от остальных. Подойдя к кухонной раковине, я встала перед ней и уставилась в окно на задний двор.