Можно подумать, что уборка в церкви, особенно ночью, — дело спокойное. И в большинстве случаев, если меня спросят, отвечу, что так оно и есть. Но сегодня мне было совсем не спокойно. Я вздрагивала от каждого звука, мой уставший мозг реагировал на все слишком остро.
После ухода проповедника Эванса я закрыла дверь на засов и прошлась по церкви, убеждаясь, что одна. И все же никак не могла избавиться от ощущения, что за мной кто-то наблюдает.
Я посмотрела вверх на витражи, такие красочные днем, но зловещие в ночной темноте. Бросила взгляд через плечо на скульптуру Иисуса на кресте.
— Ты ведь защитишь меня, правда? — И нервно рассмеялась.
Иисус не ответил, и это хорошо. Если бы услышала ответ — любой ответ — я бы с криком выбежала из здания.
Снова оглянулась на двери вестибюля в задней части святилища, ища источник своего беспокойства. Покачав головой, положила свои принадлежности в первом проходе.
Я уже убрала комнату отдыха, столовую и кухню в общественной комнате, все три подсобных помещения и детскую игровую комнату. Оставалось убрать только большое святилище с двумя секциями скамей и тремя длинными проходами, разделяющими помещение.
Обычно я дезинфицирую каждую скамью, спереди и сзади, а затем прохожусь пылесосом. Но я слишком нервничала, чтобы оставаться в церкви на лишний час.
— Пропылесось полы и заканчивай, Давина, — велела я себе. — Тридцать минут, не больше. Потом ты сможешь..., — мои глаза снова переместились на статую Иисуса, — убраться отсюда.
Я размотала шнур от пылесоса.
Двадцать минут спустя я начала пылесосить последний проход, когда услышала шум. Как будто кто-то закрыл дверь или уронил коробку — стук или грохот.
Я нажала на кнопку питания, выключив пылесос. Постояла в тишине, прислушиваясь, но ничего не услышала.
Вновь прошла в вестибюль, потом через комнату отдыха, даже заглянула в туалеты, но так никого и ничего не увидела, и не услышала.
Вернувшись в святилище, я нажала на кнопку, чтобы запустить пылесос. Он взревел, затем резко заглох и выключился, одновременно с этим погас свет.
Стоя в темноте, я огляделась вокруг, но ничего не увидела. В здании стояла жуткая тишина. Даже звучавшая из скрытых динамиков церкви духовная музыка прекратилась.
Я находилась в дальней части святилища, вдали от всех выходов. Дрожь медленно пробежала по моему позвоночнику. Я никогда не боялась темноты, но из-за расшатанных нервов и неспособности придумать логическую причину отключения электричества поняла, что близка к панике.
Чтобы не спалить пылесос при включении электричества, я проследила руками за шнуром до середины прохода и выдернула вилку из розетки. И замерла, обдумывая причины отключения света. Я не могла перегрузить автоматику. Не с простым бытовым пылесосом. А когда выносила мусор, небо было ясным, так что гроза не виновата. Конечно, машина могла врезаться в близлежащий столб, в результате чего в районе отключилось электричество, но я в это не верила.
От страха волоски на моей шее встали дыбом. Руки дрожали, когда я растирала ладонями мурашки на коже.
Никаких логических причин для страха у меня нет, но я хорошо знала, что лучше не игнорировать это ощущение. Такое же чувство я испытывала перед трагическими видениями. Потеря. Страх. Разбитое сердце. Все они сопровождались тяжелым грузом. То же самое я чувствовала и сейчас. Как будто на меня накинули темное тяжелое одеяло.
Только меня не затягивало в видение. Что бы это ни было, оно реально. Это происходило со мной в реальном мире. В моем мире.
Я сунула руку в задний карман, но телефона там не оказалось. Наверное, оставила его вместе с сумкой на кухне в комнате отдыха.
Помогая себе обеими руками, я потянулась пальцами в черноту, пока не коснулась стены. Поскольку я проделала путь по проходу, чтобы отключить пылесос, то знала, что нахожусь на полпути к крайним дверям. Если двинусь к задней части зала, то выйду в фойе. Если идти к передней площадке, то там окажется дверь для сотрудников, ведущая на кухню. Из кухни прихватив сумку, я могла выбраться на заднюю парковку. Это самый быстрый способ выйти на улицу, но мне не нравилась мысль о необходимости пересекать темную парковку, чтобы добраться до своей машины.
Однако оставался третий вариант. На дальней стороне помоста находился запасной выход, ведущий на улицу со стороны церкви. При открытии двери срабатывала сигнализация. Я не знала, связана ли сигнализация с полицией, но прекрасно помнила, что она очень громкая. Настолько громкая, что привлечет внимание жителей этого квартала. И даже поздно вечером велика вероятность, что кто-то проедет мимо церкви.
Я всматривалась в дальнюю дверь, недоумевая, почему не светится надпись «Выход». Может, сел резервный аккумулятор? Кто-то его испортил? Или лампочка перегорела?
Даже при выключенном свете выход на улицу казался более безопасным, чем выход из кухни на заднюю парковку.
Я перешла на другую сторону прохода, используя руки, чтобы найти скамьи, затем начала двигаться к передней части святилища. Когда добралась до первого ряда скамей, то услышала шум возле главных дверей святилища, ведущих в вестибюль. Я замерла, ухватившись за деревянную скамью, и усилием воли заставила себя не шуметь.
Что-то билось в деревянные двери святилища, ударяя одну из них о порог. Я знала этот звук, потому что сто раз производила его, когда открывала дверь плечом, занося в помещение свои принадлежности.
Раздался еще один звук, на этот раз гораздо тише, похожий на небольшой стук, после чего что-то потащили по главной дорожке. Я присела на корточки, затем на четвереньки и поползла к скамье, прячась под сиденьем и продолжая прислушиваться.
Кто бы там ни был, это не человек из церкви. Никто из церкви не стал бы разгуливать в темноте. Кроме того, этот кто-то знал, что я здесь. Во-первых, он мог слышать, как я пылесосила. А во-вторых, несмотря на то, что я старалась вести себя тихо, знала, что тяжело дышу. Я не могла это контролировать.
Я пересмотрела вариант выхода через кухню. Это ближе. Но что потом? Кто бы ни был со мной в помещении, он мог преследовать меня на задней парковке. Даже если бы я закричала, никто бы меня не услышал. Вряд ли кто-то успеет мне помочь.
Раздался еще один звук — что-то тяжелое ударилось о деревянные скамьи, а затем раздался двойной стук. Что бы ни делал злоумышленник, я поняла, что он уже в центре святилища.
И хотя я ничего не видела, все же закрыла глаза и представила себе расстояние до запасного выхода. Я выбралась из-под скамейки и встала на ноги. Опираясь одной рукой на переднюю часть скамьи, я поспешила в другой конец зала. Я старалась определить расстояние, но удивилась, когда моя рука достигла конца первой скамьи и улетела в пустоту. Я продолжила двигаться, ища следующую скамью
Я бежала вслепую. Дрожала, пытаясь задержать дыхание и не думать, что в этой черноте могу споткнуться: о скамью, о подмостки, о свои собственные ноги. И если вдруг упаду, я не была уверена, что успею подняться до того, как он меня поймает. Нет, я не могу оступиться, сказала себе твердо.
Послышался новый звук. От него у меня по позвоночнику пробежал холодок. Едва ли громче шепота, мужчина рассмеялся дьявольским смехом. Как будто мы играли в игру, и он хотел, чтобы я об этом знала.
«Быстрее», — думала я, пока бежала.
Я услышала тяжелые шаги, двигавшиеся за мной по главному проходу. Сердце все сильнее билось в груди. Я вытянула обе руки в левую сторону, пытаясь найти скамью в то время, как шаги приближались. Бросив поиски скамьи, я побежала прямо вперед, выставив руки перед собой. Секунды спустя мои пальцы встретились с гладкой поверхностью дальней стены.
Я поняла, что уже нашла путь к двери. Повернувшись еще на сорок пять градусов, я рванула к выходу, врезалась в ручку толкателя и распахнула дверь.
Прохладный воздух обжег мое потное лицо, когда я свернула налево на вымощенную камнем дорожку. Ландшафтные фонари не горели, но уличные огни впереди освещали путь. Я побежала так быстро, как только могла, на середину дороги, а когда оказалась под фонарями, остановилась, чтобы набрать полные легкие воздуха для крика, надеясь привлечь внимание жителей близлежащих домов. Но когда попыталась, из моего горла не вырвалось ни звука. Как будто в состоянии паники мое тело забыло, как кричать.
Визг тормозов автомобиля позади заставил меня обернуться. Навстречу мне на большой скорости мчался ослепительный свет фар. Я выбросила руки вперед, как будто обладала сверхспособностями, чтобы остановить машину. «Вот и все», — подумала я.
Только когда бампер машины врезался в мою икру, я осознала, что успела повернуть свое тело боком. Удар оказался достаточно сильным, чтобы повалить меня на землю, но не настолько серьезным, чтобы отправить кувыркаться по дороге.
Лежа на боку на прохладном асфальте, я мысленно оценила ущерб. Нога пульсировала. Я согнула колено, похлопала себя по ноге от бедра до лодыжки, чтобы определить, не сломаны ли кости. Все в порядке, кроме болезненности в задней части икры.
Я перекатилась на спину, мысленно поблагодарив звезды, Бога и тех, кто еще там, наверху, присматривал за мной.
— Какого черта, леди? — прокричал мужской голос.
Я наблюдала за приближением пары белых кроссовок, но из-за яркого света фар не могла видеть выше лодыжек мужчины.
— Хочешь умереть? Я мог тебя убить, — негодовал мужчина.
Что-то в его голосе показалось мне знакомым. Я подняла руку, чтобы прикрыть глаза от света фар, когда Мистер Белые Кроссовки присел на корточки рядом со мной. «О, черт», — подумала я, осознав, кто находится рядом со мной: Остин Вандерсон.
Остин был единственным сыном одной из самых богатых семей в Дейбрик-Фоллс. Я запала на него еще в шестом классе, когда он купил мне рожок мороженого взамен того, который Шелли Брайт выбила у меня из рук. Остин был кумиром моего детства, моим воображаемым парнем в подростковом возрасте и мужем из моей несбыточной мечты.
— Давина? — неуверенно произнес Остин, взяв меня за руку и опуская ее, чтобы разглядеть мое лицо. — Черт возьми, это ты. Ты в порядке? Тебе нужна скорая помощь?
Он продолжал держать мою руку, а другой поглаживал прядь волос у моего лица.
— Поговори со мной. Ты ранена? — спросил Остин.
Мой язык оставался скованным, поэтому я отрицательно покачала головой. Наклонилась вперед, принимая сидячее положение. Остин передвинул руку от края моего лица к центру спины, поддерживая меня.
Он был близко. Слишком близко. Я почувствовала запах его лосьона после бритья и чуть не застонала. Он пах восхитительно. Я начала улыбаться, но потом скривилась, вспомнив свой собственный вид. В грязной одежде, с нечесаными волосами и каплями пота от страха, я, должно быть, выгляжу как потерпевшая кораблекрушение.
Я повернула свою руку в его, ладонь к ладони.
— Поможешь мне встать? — спросила я, отворачивая лицо.
Остин помог мне подняться. Когда я оказалась в вертикальном положении, лучи фар больше не слепили меня, но пришлось несколько раз моргнуть, пока глаза не привыкли.
Отпустив его руку, я принялась приводить себя в порядок, сбивая грязь и камни с одежды, осматривая тело на предмет повреждений. Кроме раны на верхней части икры, я не обнаружила никаких других ранений или будущих синяков.
— Я отвезу тебя в больницу, — заявил Остин. — У тебя была сумочка? — Остин осмотрел землю. — Я ее не вижу.
Я указала в сторону церкви, заметив, что моя рука дрожит. Мужчина. Перебои с электричеством. Угрожающий смех. Кто-то гнался за мной.
— Она внутри? — уточнил Остин, поворачиваясь к зданию. — Ладно, давай лучше прислоним тебя к моей машине, а я пойду за ней.
— Нет! — воскликнула я слишком громко. — Ты не можешь. Там кто-то есть. Именно поэтому я оказалась здесь.
— Кто там? — спросил Остин. — Тебя кто-то напугал? Кто-то причинил тебе боль?
— Кто-то отключил электричество. Мужчина. Он что-то делал в темноте. Когда я побежала, он погнался за мной.
Остин посмотрел на меня с неуверенностью, как будто я пьяна.
Мне очень хотелось, чтобы так и было.
Не замечая, что я сдвинулась с места, он легонько толкнул меня назад, и моя попа ударилась о водительскую дверь его «БМВ».
— Оставайся здесь, — велел Остин, открывая заднюю дверь машины. Он держал в руках фонарик, когда закрывал дверь. — Я пойду осмотрюсь внутри.
— Нет, не оставляй меня, — взмолилась я, вцепившись в его руку и прижавшись к боку. — Давай просто уедем. Ты можешь отвезти меня домой.
— А как же твоя сумочка? А твоя машина? Тем более, мы не можем оставить церковь незапертой. — Остин попытался отцепить мои руки от своей руки, но я держалась крепко.
— Давина, ты можешь запереться в моей машине. Я вернусь через несколько минут.
Я покачала головой.
— Я не останусь здесь одна. — Я продолжала упрямо трясти головой. — Ни за что. В кино убийцы с топорами именно так и разделываются с женщинами вроде меня. Мужчина уходит один, а потом, бабах, голова женщины разлетается пополам.
Уголок рта Остина приподнялся в ухмылке.
— Ах, да, печально известный убийца с топором из Дейбрик-Фоллс. — Когда он попытался сдержать улыбку, появилась ямочка. — Тогда нам определенно стоит держаться вместе.
Случайная мысль заставила меня повернуть голову в направлении аварийного выхода.
— Сигнал тревоги.
Остин проследил за моим взглядом.
— Какой сигнал?
— Аварийный выход. Там же должна была сработать сигнализация. Она и сейчас должна звучать.
— Откуда ты знаешь, что дверь оборудована сигнализацией?
— Потому что однажды я случайно ее включила. У меня закружилась голова, и мне срочно понадобилось подышать свежим воздухом. Эта чертова штука оказалась настолько громкой, что ее услышали во всем городе. — Я не стала говорить Остину, что головокружение у меня началось после того, как случайно столкнулась с Чаком Рейстеном и увидела, как он бьет свою жену по лицу.
Мне не требовалось рассказывать Остину о своих видениях. Он вырос в этом городе, учился на три класса старше меня в школе. Он слышал сплетни. И что порой я знаю то, что мне не следует знать, например, о том, как в выпускном классе он чуть не утонул в школьном бассейне. Тогда он ударился головой и упал без сознания в воду.
Остин находился там один, но когда я с криками бросилась с урока математики по коридорам в сторону бассейна, за мной последовала толпа детей и взрослых. Слава богу, с ним все обошлось после того, как мистер Доусон сделал искусственное дыхание. И хотя я радовалась, что Остин выжил, сплетни в последующие несколько лет оказались просто невыносимыми.
— Ладно, значит, сигнализация связана с электричеством, — попытался объяснить Остин, все еще глядя на церковь. — В этом есть смысл, верно? Нет электричества — нет сигнала тревоги?
— Возможно, — ответила я, изучая темное здание. — Но аварийный знак над дверью тоже не работал. Разве он не на батарейках?
Остин поглаживал пальцами мою спину. Странно, но я не заметила, что он все еще прикасается ко мне, учитывая, что обычно супер внимательна. Но мне вроде как приходится быть такой, поскольку именно прикосновения вызывают более сильные видения.
— Ты права, — согласился Остин. — Я не могу придумать хорошую причину почему знак выхода не горит. Кейси Дэвидсон занимается обслуживанием здания. Он следит за такими вещами. Замена батареек и все такое.
— Отлично. Тогда все серьезно. Мы садимся в твою машину и уезжаем отсюда.
Остин снова усмехнулся и покачал головой.
— Мы не можем просто уехать. Либо мы зайдем внутрь и осмотримся, — он поднял фонарик, — либо вызовем копов.
Потратить еще один час на детектива Стоуна? Я застонала, прислонившись лбом к плечу Остина.
— Сегодня я провела слишком много времени с полицией. Разве нет третьего варианта?
Остин пожал плечами.
— Можем позвонить проповеднику Эвансу, но тогда мы останемся в безопасности здесь, пока девяностолетний божий человек будет обыскивать церковь — в одиночку. — Остин покачал головой. — Извини, красавица, но мне это не подходит.
Я надулась, отпустив рукав рубашки Остина и повернулась лицом к церкви.
— Ладно, договоримся так. Мы подходим к зданию — вместе — и если у меня появятся мурашки на коже, сразу уходим. Если нет, мы зайдем внутрь. — Я посмотрела на Остина. — Согласен?
— Я доверяю твоему радару, так что договорились. — Остин предложил мне свою руку. — Ты готова?
Я вложила свою ладонь в его, переплетая наши пальцы. Моя хватка получилась крепче, чем нужно, но с другой стороны, я ужасно боялась возвращаться в церковь. Я кивнула, что готова, хотя это не так, и мы отправились на другую сторону улицы.