А может быть -- мне легче быть проклятой!
А может быть -- цыганские заплаты -
Смиренные -- мои
Не меньше, чем несмешанное злато,
Чем белизной пылающие латы
Пред ликом судии.
Долг плясуна -- не дрогнуть вдоль каната,
Долг плясуна -- забыть, что знал когда -- то
Иное вещество,
Чем воздух -- под ногой своей крылатой!
Оставь его. Он -- как и ты -- глашатай
Господа своего.
17 мая 1920
-----------------
14
Суда поспешно не чини:
Непрочен суд земной!
И голубиной -- не черни
Галчонка -- белизной.
А впрочем -- что ж, коли не лень!
Но всех перелюбя,
Быть может, я в тот черный день
Очнусь -- белей тебя!
17 мая 1920
-----------------
15
"Я не хочу -- не могу -
и не умею Вас обидеть."
Так из дому, гонимая тоской,
-- Тобой! -- всей женской памятью, всей жаждой,
Всей страстью -- позабыть! -- Как вал морской,
Ношусь вдоль всех штыков, мешков и граждан.
О вспененный высокий вал морской
Вдоль каменной советской Поварской!
Над дремлющей борзой склонюсь -- и вдруг -
Твои глаза! -- Все руки по иконам -
Твои! -- О, если бы ты был без глаз, без рук,
Чтоб мне не помнить их, не помнить их, не помнить!
И, приступом, как резвая волна,
Беру головоломные дома.
Всех перецеловала чередом.
Вишу в окне. -- Москва в кругу просторном.
Ведь любит вся Москва меня! -- А вот твой дом...
Смеюсь, смеюсь, смеюсь с зажатым горлом.
И пятилетний, прожевав пшено:
-- "Без Вас нам скучно, а с тобой смешно"...
Так, оплетенная венком детей,
Сквозь сон -- слова: "Боюсь, под корень рубит -
Поляк... Ну что? -- Ну как? -- Нет новостей?"