Джек усмехается, замедляя скольжение своего члена, хватает меня за волосы и другой рукой за спину. Он поднимает меня так, что я оказываюсь верхом на нем, а он опускается на колени в багровую лужу.
— На случай, если ты не заметила, я убил его.
— И, как обычно, это было бы невозможно без меня, — Джек открывает рот, чтобы возразить, но я прижимаю к его губам окровавленный палец. — О, и, кстати, если другая девушка вообразит прикоснуться к тебе, я отрежу ее гребаные руки и скормлю тебе. А потом возьму ее драгоценную подъязычную кость и раздавлю ее, и буду наслаждаться каждой гребаной секундой, заставляя тебя смотреть, как я спускаю ее в чертов унитаз. Понял, лепесточек?
Я невинно хлопаю ресницами и сжимаю плечо Джека одной рукой, насаживаясь на его толстую эрекцию, широко раздвигая бедра, чтобы с каждым толчком принимать его глубоко. Я хочу, чтобы он уничтожил меня на хрен. Чтобы разорвал меня на части, уничтожил к чертовой матери, потому что я буду продолжать возвращаться, как вечный огонь, сталкивающийся с его несокрушимой тьмой.
Джек крепче сжимает мои волосы, и его глаза темнеют, когда я кладу окровавленный палец на язык и обхватываю его губами. Он запрокидывает мою голову назад и прикусывает шею, достаточно сильно, чтобы оставить отметину. Его губы впитывают соленый туман на моей коже, прокладывая дорожку вниз по горлу, по груди, пока он не обхватывает мой сосок, сильно посасывая его, обволакивая языком, отпускает, скрипнув зубами, отчего у меня перехватывает дыхание.
— Я запомню и помечу, — говорит он. — Но крики только одной девушки я хочу слышать, — Джек прикусывает мою грудь сбоку так сильно, чтобы с моих губ сорвался писк, и он хихикает. — Лилль Мейер, ты можешь лучше.
Джек швыряет нас обратно на окровавленный пол, но прикрывает мой затылок рукой, воздух со свистом вырывается из моих легких от удара, его ждущие губы забирают мое дыхание. Я теряюсь в ощущении его кожи и мышц под пальцами, когда они впиваются в его спину, в боли и удовольствии от укусов, которые он успокаивает поцелуями, в порочных толчках, наполняющих мою ноющую киску. Его характерный аромат ветивера наполняет мои чувства, когда я целую его шею и пробую на вкус его кожу. Когда мои стенки сжимаются вокруг его члена, Джек запускает руку в мои волосы, удерживая меня на месте, и пристально смотрит мне в лицо.
— Так чертовски красиво, — шепчет он и наблюдает за каждым моментом разрядки, которая прокатывается по моему телу. Я разваливаюсь на части, моя спина выгибается дугой, я пою гимн имени Джека, который звучит как экстаз, и как отчаяние. Клянусь, я чувствую каждое прикосновение металла к своей киске, каждую каплю жара, когда Джек с ревом изливается в меня. Каждый удар его сердца.
И мы долго лежали на окровавленных плитках, такие же безмолвные, как тело возле нас, три души, унесенные на двадцать пятый этаж.
Глава 13
Чирканье колесика
ДЖЕК
Трудность с сокрытием тела, когда пытаешься не скрывать тело, заключается в выборе места.
Будет слишком очевидно — дилетант. Слишком скрыто — искать будут годами.
А нам нужно, чтобы Себастьяна Модео нашли и связали с Молчаливым истребителем в течение нескольких дней, а не лет.
Я забрасываю лопату на заднее сиденье своего «Бимера», опершись рукой о багажник, и останавливаюсь на слове «нам» в своих мыслях. Представляю, как Кайри указала бы на это, приподняв одну из своих идеально выщипанных бровей в притворном изумлении. Затем она подразнила бы меня, будто всаживая нож.
Но она выглядела бы чертовски сексуально, если бы мучила меня.
Изредка улыбаясь, и я захлопываю багажник, несмотря на самозакрывающийся механизм, просто чтобы заглушить бешеный стук своего сердца. Который не переставал разрывать мою грудную клетку с тех пор, как я заявил права на Кайри в луже крови Себастьяна.
Настоящее разочарование в этом сомнительном предприятии — это совершенно хорошие кости, которые я оставляю на съедение стервятникам. Череп Себастьяна стал бы ценным экспонатом возле моих трофеев; сувенир, напоминающий о том, как я смотрел в ее прекрасные голубые глаза, когда перерезал ему горло.
Этот момент был почти таким же оргазмическим, как ощущение того, как маленькая тугая киска Кайри пульсирует вокруг моего члена, пока она теряла рассудок от удовольствия.
Почти.
Но, черт возьми, с тех пор я не могу перестать думать ни о том, ни о другом.
Воздух раннего утра хрупок от чистого аромата холода. Я глубоко вдыхаю, когда обхожу машину со стороны водителя, свежий слой снега хрустит под ботинками. Белые снежинки освещаются бледным сиянием охотничьей луны19.
Под той же луной, под которой я родился.
Из глубин памяти я слышу звук колесика зажигалки. Помню, как онемение охватывало мое тело, пока я лежал в засаде под мягким снегом. Затем шелковистая струйка крови согревала мои руки, принося странное ощущение моей коже и остальным конечностям, пробуждая ненасытный голод, который с этого момента никогда не будет утолен.
Мое первое убийство.
Чувство оцепенения, к которому я уже привык. Поверхностный аффект обезболивает эмоции, психопатия притупляет эмпатию. Лежа под этим снежным одеялом, холод казался мне больше домом, чем любые четыре стены и люди, которые жили внутри. Но убийство…
В тот момент, когда я почувствовал, как острая сталь рассекает плоть и сухожилия, мои мертвые зоны ожили. Слыша прерывистые вдохи, глядя в расширенные зрачки, когда ужас наполнял последние секунды жизни жертвы… Это прорвалось сквозь каждый замороженный, оцепенелый слой, окружавший меня.
Впервые в жизни я испытал чистый, эйфорический экстаз.
В четырнадцать лет тефлоновая оболочка, покрывавшая меня, треснула ровно настолько, чтобы ускорить пульс. Адреналин ударил по моим надпочечникам. Этот порыв вызывал привыкание. Самое близкое описание к моим ощущениям.
И я знал, что никогда не остановлюсь.
В отличие от Кайри, я не был создан. Я был рожден, чтобы отнимать жизни. Чтобы убивать без угрызений совести. Жажда охоты закодирована в моей ДНК при зачатии. Всю свою жизнь я был волком-одиночкой, переходя от одного плана действий на случай непредвиденных обстоятельств к другому, мой единственный спутник — неумолимая жажда убийства.
Я сажусь за руль и завожу двигатель, оставляя нашу жертву и мысли о прошлом на обочине шоссе, погребенными под неглубоким слоем снега, который растает с рассветом.
Все замороженное оттаивает под лучами солнца.
Я ни разу не представлял себе, каково это — убить кого-то с партнером.
Теперь, внезапно, мне стало трудно представить свою жизнь без нее рядом.
Я признаю, что у Кайри есть разумный план. Если агенту Хейзу нужен убийца для преследования, то, дав ему ниточку из прошлого Истребителя, он развеет свою одержимость.
Большинство убийц не меняют своего поведения, в этом нет ничего шокирующего.
Я никогда не думал, что изменю своим безжалостным привычкам.
И все же я здесь, рискую всем — своей свободой, своей жизнью — чтобы обезопасить девушку, и думаю о том, как кровь бурлит у меня в жилах в ожидании нашего следующего убийства.
Час спустя я подъезжаю к Медицинскому учреждению Хоуп-Спрингс. Поскольку я не могу быть в двух местах одновременно, надо создать себе алиби, именно по этой причине я поехал через границу штата.
Медсестра Пэм приветствует меня у стойки регистрации, когда я записываюсь.
— У нее хороший день, Джек, — в ее улыбке искусно сочетаются надежда и жалость. — Хорошо, что ты пришел сегодня, хотя это немного неожиданно.
— Я скоро отправлюсь в длительную поездку, — говорю я в качестве объяснения отклонения от своего распорядка. Но не отклоняюсь от замысла. Даже малейшее отклонение от нормы привлекает внимание, и именно поэтому я стараюсь никогда не совершать этой ошибки.
С натренированной улыбкой я прикрепляю бирку посетителя к своему блейзеру, затем меня ведут в палату, которую я посещаю дважды в год. Сегодня не один из тех запланированных дней.
Я ставлю цветы в горшке — ее любимую сирень — на подоконник, прямо рядом с другими, собранными за эти годы. Психически здоровый человек почувствовал бы некоторую долю вины за то, что использовал своего любимого человека в качестве алиби.
— Они прелестны, — говорит медсестра Пэм. — Правда, Шарлин? — она одаривает меня лучезарной улыбкой. — Так мило, Джек.
Я торжественно киваю.
— Я буду в Канаде на ее день рождения. Решил, что должен принести их сейчас.