Я никогда не пропускаю свои миссии.
Крепко сжимая телефон рукой в перчатке, я направляюсь к парковке, разрываясь между желанием придерживаться своего распорядка и следить за коллегой.
Предосторожность должна быть на первом месте.
Особенно, когда одной из этих коллег является общительная, откровенная доктор Рот.
У нее серьезные проблемы с молчанием.
Эта женщина похожа на сгусток бешеной энергии; она никогда не успокаивается, и я не могу ее прижучить.
Когда я впервые столкнулся с этим странным, раздражающим существом, у меня возникло непреодолимое желание придушить ее, зажать болтовню в этом тонком горле. А затем положить ее в морозилку, просто чтобы посмотреть на нее в спокойном состоянии.
Признаюсь, мне даже любопытно, как бы выглядели ее черты лица — отстраненные, неподвижные, с густыми ресницами, неподвижно лежащими на высоких скулах. И бледнеющие пухлые ягодные губы.
Одна из причин, по которой я подавил это желание, заключалась в том, что я не гажу там, где ем.
Каким бы грубым ни было клише, это не подлежащее обсуждению правило надежно скрывало меня всю жизнь.
Другая причина в том, что, подобно характерным для нее духам, объявляющим о ее присутствии еще до того, как она входит в комнату, неординарная личность доктор Кайри Рот привлекает всеобщее внимание.
Нужно быть благодарным за ослепляющий свет, в тени которого ты живешь. Независимо от того, насколько сильно режет глаза, когда смотришь на яркий источник.
Натиск мучительных мыслей еще больше отнимает у меня время, пока я добираюсь до своего «БМВ» и сажусь за руль. Снимаю черные перчатки и завожу двигатель. Из кондиционера на лицо веет арктическим холодом. Я не меняю настройки температуры.
По мере удаления от центра оживленные магистрали сужаются к пригородным улочкам, я на расстоянии следую за белой машиной. Моя челюсть сжимается, когда я понимаю, куда едут двое моих коллег.
В дом доктора Брэдли Томпсона.
Прежде чем машина впереди тормозит, я сворачиваю на обочину и паркуюсь за ухоженным кустарником. Заглушив двигатель, наблюдаю, как оба выходят из машины и направляются к входной двери скромного дома Брэда.
Все надежды на то, что они просто ехали вместе, рухнули, и я откидываюсь на спинку сиденья, устраиваюсь поудобнее и жду. Близкие отношения между доктором Томпсоном и доктором Рот не сулят ничего хорошего. У людей есть раздражающая склонность делиться интимными подробностями.
Нежелательный образ Кайри проскальзывает перед моим взором, и я тянусь к своей кожаной сумке, лежащей на коврике, достаю блокнот в спиральном переплете. Перехожу к своему самому последнему наброску.
Мои пальцы благоговейно прослеживают контрастную игру света и теней вдоль анатомии ноги. Твердым графитовым карандашом я очерчиваю мышечную структуру, затем более мягким карандашом прорисовываю кости. Эта техника более деликатная, там, где свет не может проникнуть внутрь тела, будут более темные тона.
Потом перехожу на то, что скрывается под плотью, венами и сухожилиями.
Линии на кости бедра гладкие и изящные, без вмятин из-за юного возраста. Изображать плоть, отделенную от кости, — все равно, что разрывать оберточную бумагу, чтобы узнать, что внутри. Одна из любимых частей — сравнивать точность моей графики с реальными костями.
Но поскольку еще не пришло время вскрывать Колби Кэмерона, я закрываю блокнот и смотрю на свой «Ролекс», прикидывая, сколько времени Брэд и Кайри провели внутри. Сначала я должен разобраться с любопытной коллегой.
Навязчивая мысль о потной, разгоряченной коже, скользящей друг по другу, заполняет мою голову. Я почти чувствую запах секса, доносящийся из дома Брэда, и мои ноздри раздуваются от отвращения при мысли о том, что они вместе.
После двух часов наблюдения за входной дверью, доктор Рот все еще не появилась. Спертый воздух внутри машины прижимается к моей коже, как влажное полотенце, мокрое и удушающее. Я убираю липкие ладони с руля и открываю дверь, радуясь порыву свежего воздуха.
Некоторое время назад свет в доме погас. Рискую предположить, что у Брэда не так много выносливости, и они сейчас спят. По неосторожности входная дверь была оставлена незапертой. Я надеваю перчатки и вхожу внутрь, быстро осматриваю жилое пространство.
Я убедился, что здесь нет камер или сигнализации, когда в первый раз обыскивал дом Брэда. Несмотря на всю его зарождающуюся паранойю, я полагал, что он, по крайней мере, заведет собаку. Спальня находится справа от узкого коридора. Я крадусь по деревянному полу из твердых пород к приоткрытой двери и толчком открываю ее еще шире.
Брэд спит на левой стороне кровати, ближайшей к двери. Доктор Рот пропала. У меня волосы встают дыбом, и я быстро оглядываю затемненное помещение. При помощи лунного света, падающего сквозь решетчатые жалюзи, осматриваю углы, прислушиваюсь к любому движению в ванной комнате.
Тишина в доме успокаивает нервы, я вхожу в комнату и смотрю на Брэда сверху вниз.
Белая простыня скомкана у него на животе. Синяя фольга валяется на прикроватном столике рядом с двумя стаканами алкоголя.
Все еще чувствуется аромат ее духов — горьковатые ноты цветка дягиля и сладкой ванили. Столкновение запахов витает в застоявшемся воздухе, воспламеняя меня изнутри.
Сжав кулаки, я наблюдаю за тем, как поднимается и опускается бледная грудь Брэда, сдерживая порыв придушить его пропитанной потом подушкой.
Что касается Брэда, то в моем отделении он бесполезен. Не будет большой потери, если он просто умрет во сне. Но он счастливчик, потому что в его костной структуре нет ничего интересного. Я трачу на него время, так что лучше потороплюсь.
Снова бросаю взгляд на обертку от презерватива, и у меня внизу спины образуется тугой узел. Если бы мне не нужна была информация от этого придурка, я бы нарушил собственное правило и нагадил прямо на своей территории, а затем измазал этим лицо Брэда.
Эти образы оставляют неприятный привкус у меня во рту, и я решаю уйти. Мой первоначальный план состоял в том, чтобы напоить Брэда на приеме, накачать наркотой, если понадобится, и получить информацию. Затем убрать его навсегда из Уэст-Пейна, что облегчит мою ношу.
Время еще есть.
Проходя по дому, я замечаю заднюю дверь, понимая, что доктор Рот, должно быть, вышла через нее. Любопытство направляет мои шаги мимо прачечной, где я вижу сваленную на полу одежду. Приподнимаю ткань рукой в перчатке, узнаю платье, в котором Кайри была на сегодняшнем мероприятии.
Ее аромат окутывает меня, рука сжимает мерцающий материал.
Я никогда не притворялся, что понимаю человеческую природу, но все, что касается доктора Рот, приводит меня в бешенство и сбивает с толку. Я даже несколько раз представлял, как привязываю ее к столу и препарирую.
Я кладу платье обратно на то же место, прежде чем выйти из дома.
Поездка до университета занимает чуть больше двадцати минут. Я использую свою карточку-ключ, чтобы получить доступ в исследовательские лаборатории, где буду зарегистрирован с отметкой времени. Сначала сажусь за свое рабочее место и открываю файл с последним сохраненным черновиком, чтобы потом, если что, отследили, будто я занимался делом. Сегодня я присел на уши доктору Кэннону, дважды заявил, что мой исследовательский проект по поиску мест захоронений необходимо завершить к этой неделе, повторив, как мне не терпится покинуть торжественное мероприятие.
Когда я отталкиваюсь от стола и направляюсь в кабинет Брэда, отбрасываю все мысли о докторе Рот, исчезающей в ночи без платья, и сосредотачиваюсь на просмотре записей Брэда.
Он так чертовски полезен, так хорошо упорядочивает заметки о телах. Не может вспомнить и вернуть мой протонный магнитометр, но поручает своему аспиранту перепроверить записи о донорах на предмет точности.
В результате стало известно о недостающей подъязычной кости недавнего донора.
Такая очевидная оплошность, наверное, ошибка.
Я осторожен. У меня есть система. Сначала запись, и только потом кража. На этом все должно было закончиться. Но я увидел кое-что в глазах Брэда, когда он впервые упомянул мне об этом, — замешательство, за которым последовала искра страха.
Потому что доктор Джек Соренсен не совершает ошибок.
Я запомнил этот взгляд. Этого выражения я обычно жажду. Это то, что воспламеняет мою ледяную кровь и учащает сердцебиение, когда я смотрю в глаза своим жертвам, пока они испускают последний вздох.
За ту долю секунды, как это промелькнуло на лице Брэда, я распознал его страх.
Он понял.