домой, это б мог быть корабль Одиссея,
летящий к Итаке по Эгейскому морю;
тот муж и отец — под зелеными
гроздьями кокколобы — тем же объят нетерпеньем,
что неверный супруг, в ком крики чаек
отзывались именем Навсикаи;
Нет мира ничьей душе. Давняя война
между страстью и долгом
не окончится никогда, и для скитальца морей,
и для этого странника на берегу,
надевающего сандалии, чтобы пуститься в обратный путь,
она все та же с тех пор, как огонь
объял стены Трои и камень слепого гиганта,
всколыхнув глубину,
поднял волны, из коих возник великий гекзаметр,
что гремит и в карибском прибое.
Классика может нести утешение. Но не покой.
Оджоб, бультерьер
Ты ждешь одну беду,
а приходит другая.
Это не то, что плохая погода,
ты не можешь собраться —
неподготовленность это все.
Мы тревожимся
за спутницу жизни, женщину,
за близкого друга,
за ребенка подле нас
и собаку,
смотрим на море и думаем:
наверное, будет дождь.
Мы приготовимся встретить дождь,
ты не видишь связи
между тем, как солнечный свет меняет
темнеющие олеандры
в приморском саду,
и тем, как меркнет золото пальм.
Не видишь связи
между каплей дождя
на твоей коже
и поскуливаньем пса,
тебя не пугает гром — готовность это все,
существо, бегущее у твоих ног,
пытается тебе сказать,
что молчание — это все,
оно превыше готовности,
глубокое, словно море,
глубокое, как земля,
глубокое, как любовь.
Молчание