Порой ребенок прыгает по лужам.
И это -- я..." "Ну что ж ты, говори.
Чего ты смолк?" "Я, кажется, простужен.
Тебе зачем все это?" "Просто так".
"Ну вот, я говорю, мне снится детство.
Мы с пацанами лезем на чердак.
И снится старость. Никуда не деться
от старости... Какой-то кавардак:
старик, мальчишка..." "Грустное соседство".
"Ну, Горбунов, какой же ты простак!
Ведь эти сновиденья только средство
ночь провести поинтересней". "Как?!"
"Чтоб ночью дня порастрясти наследство".
"Ты говоришь "наследство"? Вот те на!
Позволь, я обращусь к тебе с вопросом:
а как же старость? Старость не видна.
Когда ж это ты был седоволосым?"
"Зачем хрипит Бабанов у окна?
Зачем Мицкевич вертится под носом?
На что же нам фантазия дана?
И вот воображеньем, как насосом,
я втягиваю старость в царство сна".
"Но, Горчаков, тогда прости, не ты,
не ты себе приснишься". "Истуканов
тебе подобных просто ждут Кресты,
и там не выпускают из стаканов!
А кто ж мне снится? Что молчишь? В кусты?"
"Гор-кевич. В лучшем случае, Гор-банов".
"Ты спятил, Горбунов!" "Твои черты,
их -- седина; таких самообманов
полно и наяву до тошноты".
"Ходить тебе в пижаме без карманов".
"Да я и так в пижаме без кальсон".
"Порой мне снится печка, головешки..."
"Да, Горчаков, вот это сон так сон!
Проспекты, разговоры. Просто вещи.
Рояль, поющий скрипке в унисон.
И женщины. И, может, что похлеще".
"Вчера мне снился стол на шесть персон".
"А сны твои -- они бывают вещи?
Иль попросту все мчится колесом?"
"Да как сказать; те -- вещи, те -- зловещи".
"Фрейд говорит, что каждый -- пленник снов".
"Мне говорили: каждый -- раб привычки.
Ты ничего не спутал, Горбунов?"
"Да нет, я даже помню вид странички".
"А Фрейд не врет?" "Ну, мало ли врунов...
Но вот, допустим, хочется клубнички..."
"То самое, в штанах?" "И без штанов.